чем замечателен чердак

достанет ли у меня терпения быть последовательным, это великий труд, мысли обычно передвигаются прыжками, человек мыслит ассоциативно, геометрия как принуждение к последовательности, роман в геометрическом стиле, вот значит как, это роман, пусть бездоказательный, но последовательный, все по порядку, ничего не пропуская, в надежде, что эта последовательность (вместе с обстоятельностью) куда-нибудь приведет, так обычно бывает: идешь-идешь и куда-то приходишь, пока эта последовательность увела меня недалеко, мы все еще на крыше, я и Гулливер, я рассказываю о Гулливере, я его биограф, рождение Гулливера не сопровождалось знамениями, а его детство прошло в доме о трех этажах, уверен ли я в этой цифре, может быть, там было всего два этажа или девять, как биограф я отвечаю за все приведенные цифры, отвечаю перед кем, кто упрекнет меня в неточности, да и вообще, кто знал Гулливера, кроме меня, его не знали даже те, кто жил рядом с ним, он умел прятаться, как зародилась в нем эта скрытность, вот это я и собирался узнать, приступая к жизнеописанию, далеко пока не продвинулся, я все еще на крыше, отсюда есть два пути: вниз по лестнице на тротуар и через окно на чердак, так значит, под крышей находился чердак, чем же он был замечателен, решение быть обстоятельным, означает ли оно, что я могу описывать и незамечательное? если да, то отвечаю: ничем, а если нет, то вот, пожалуйста: чердак был просторный, темный и пустой, в нем не было ничего, кроме столбов и перекладин, пол был посыпан керамзитом, чем не адское место, подходящее для того, чтобы повеситься или вывесить белье, кому как нравится, назначение предметов и обстоятельств определяется нашим выбором, аксиома, Гулливер часто сопровождал на чердак соседку с тазом, полным выстиранного белья, она боялась подниматься туда одна, когда-то ей довелось увидеть на чердаке повешенного, то есть повесившегося, это был другой чердак, но ассоциативное мышление переносило самоубийцу сюда и не позволяло ей избавиться от страха, который понемногу передавался и Гулливеру, так что он иногда заставлял себя подниматься на чердак в одиночку и обходить все углы, но, даже совершив этот обход, он пятился к двери спиной, опасливо глядя в темноту, кромсая ее фонариком, и, запирая дверь снаружи, почему-то ожидал что изнутри кто-то ее сейчас толкнет, так он воспитывал в себе мужество путешественника, на чердаке и в бомбоубежище, о котором еще не было сказано ничего, не по упущению, а из желания вести рассказ последовательно, пока, констатирую с удовлетворением, мне это удается, я только что спустился с чердака, вслед за Гулливером, неужели он не может придумать для себя какого-то более серьезного занятия, чем слоняться по чердаку, он любит острые ощущения, в сердце его стучит жажда жизни, сердце его выстукивает: «жажду жизни», понятно ли сказано, острые ощущения – это то, что отличает жизнь от не-жизни, много ли в вашей жизни острых ощущений, каков процент адреналина в вашей крови, может быть, ваша кровь уже похожа на минеральную воду, а бывает и хуже, ему ли это не знать, капитану Сорви-голова, исследователю ледников и пустынь, вверх по лестнице, ведущей на крышу, и вниз по той, что ведет в бомбоубежище, там, внизу, располагался Штаб гражданской обороны, бомбоубежище предназначалось не для жителей дома, а для работников Штаба, отсюда они должны были руководить спасательными работами, пока убежище строилось, можно было гулять по его коридорам, и потом, когда все уже было покрашено и оштукатурено, дверь еще долго не запиралась, а ведь это был секретный объект, тайна чердака и тайна убежища, жизнь была полна тайн, и он надеялся их все раскрыть, для этого и поднимался на чердак и спускался в бомбоубежище, и смотрел в бинокль на Луну, уверенный, что она обитаема, а если не Луна, то Марс или какая-нибудь другая планета в соседней галактике, вселенная была полна тайн, и она была огромной, даже для Гулливера.