На этом свете каждый...

На этом свете каждый хоть немного,
Оставить о себе желал бы след,
И если уж чего просить у Бога,
Так это что бы вспомнил о тебе,
Чтоб ты  не смог подняться раньше срока,
Гранитною плитой тебя накрыв,
Родные и знакомые пред Богом,
Тебя простят молитву сотворив,
Наполняться все кубки и бокалы,
Готовы блюда, чаши и ножи,
Омыты уж слезами пьедесталы,
И после третьей – музыка, пляши!
Забыто уж, зачем мы все собрались,
Помянуты все прошлые дела,
И коли слезы на глазах остались,
То  это братец неспроста,
Коль кто-то после третьей помнит все – же,
Сидит, не ест, не пьет, бежит слеза,
То, значит, можешь ты, в забвенье лежа,
В спокойной совести предстать под образа,
И повернувшись в неудобном гробе,
За голову ладони заложив,
Велибры можешь петь своей особе,
Как будто просто славу заслужить.

А знаете ли вы, что с давних пор,
Кому не лень пытались сделать это,
Кто башню мог построить, кто забор,
Иной придумал песню, тот котлету,
А сколько путаницы, хитрости и лжи,
Лишь только бы себя увековечить,
Нередко получали в грудь ножи,
А слава ведь не Бог, и смерть не лечит,
Какой то фараон пол века строил,
Огромный холм из камня и песка,
А хан Казанский девок русских портил,
За ним потом гонялася орда,
Дуэлями был мушкетер прославлен,
Построил кто - то церкви и дворцы,
Двадцатый век, конечно незаметней,
У нас в почете больше подлецы,
Что толку пирамиду снова строить,
У власти сорок лет не простоять,
Не проще ли в кого - то бомбой бросить,
Нам все равно правительство менять,
Для пирамид ведь столько места надо,
У них песок опять же под рукой,
У нас же миру служит мирный атом,
На лысину взираю я с тоской,
У нас народу много и не надо,
И помнили, чтоб долго о тебе,
Достаточно вот этот мирный атом,
Продать любой воюющей стране,
Они там сами включат то, что надо,
Радиактивной пылью мир покрыв,
А ты  уже и знатный и богатый,
Себя найдешь, учебники открыв,
Колючкой кто – то местность оплетает,
И, если только это не вранье,
Плакат к забору бодро прибивает,
Над Бухенвальдом: «Каждому свое»,
И этот каждый со своим в кармане,
Быть может, и умнее, и честней.
Но «писем не писал любимой маме»,
Туда ведь не пускали матерей,
Он тоже  бы хотел увековечить,
Произведенья пламенных идей,
Но жаром пышат огненные печи,
Глотающие сотнями людей.

Надгробным памятником жизни бренной,
Которая быстра и коротка,
Пусть лучше служит очередь в таверне,
Чем очередь из длинного ствола,
Сегодняшние мысли навевались,
Когда бросал я горсть земли тебе,
Навеки с кем-то близким мы прощались,
Но с кем убей, не помню, горе мне,
Ничем таким особым не отметил,
Свой бренный путь мой сказочный герой,
Через прицел в правителей не метил,
Под танк не падал, жертвуя собой,
Он просто жил, как множество обычных,
Ни чем примечательных людей,
Мечтал, страдал, любил, зарплата, печень,
И множество несбывшихся идей,
Когда же в головах ему с натугой,
Гранитный воздвигают обелиск,
Подходит с сыном скорбная супруга,
На камень слезы бурные лились,
Гранита величавое движенье,
Цветы и речи, тихо ухожу,
У Бога я прошу без сожаленья,
Не дай мне Бог такую же судьбу.

1991 г.