Процесс, 2, Зачин у лобного, 3 Не новое кино

 Зачин у лобного   


 2.

  "Имея наручники, незачем бить,
 Железо врезается в тело.
 — Мы живо научим свободу любить! —
 Кричит капитан оголтело.
 Но зря ты себя, капитан, растравил,
 Тебе ли учить нас свободе…
 На Лобное с лозунгом я выходил,
 Как только к барьеру выходят."

      Вадим Делоне
   
   Смирнов смотрелся в лужу, словно в зеркало
   и на него оттуда что-то зыркало,
   там тучи шли куда-то эшелонами,
   там купола острилися шеломами,
   там в космос  вышедший на зло врагам Леонов,
   болтался  к ликованью миллионов.
   И мы пока не ведали талонов
   на колбасу и масло. И неонов
   был «брод», который  расклешёнными
   мели штанами всё же разрешёнными,
   хоть осуждала ленинская  партия
   и Леннона, и юного Маккартни,
   но все ж могли послать мы Запад на хер,
   махер на шею намотав. И шАфер
   с шофёром и веселым тамадою
   налюбоваться парой молодою
   у лобного,  у места не могли,
   покуда  очередь, как  бы в кишечник глист,
   вползала в мавзолеистое  брюхо,
   как  будто плёнка , что бубнила глухо
   про вертухаев, лагерный барак,
   под  звон фужеров и гитарный  бряк.

   Блаженствовал  жених на фоне Минина,
   с Пожарским и фата по ветру Нинина
   стелилась, будто след тот в  Ле Бурже
   советского «Конкорда»,  и уже
   опять в фужер Царь-колокол- фужер
   курантом звякал. И скупалась гжель
   в «Березке»  иностранцем. Неужель
   мы на сверхзвуке их? И нам не жаль,
   что во Вьетнаме  их «Фантом» -винтом!
   Пожалуй, порешим хотя б на том,
   что  Шолохов не хуже Кавабаты,
   поди  теперь друзья –лауреаты…
   А как , однако, при врученье фрак
   сидел ! Когда бы  не Аржак
   с Абрамом Терцем  с клеветой огульной,
   глядишь, за Мелеховым следом и Нагульнов…
   
   Смирнов смотрел, как  карнавальной маской
   по луже гонит  лист. И он с опаской
   подумал: «Лицедейство! – вот зараза!»
   В Большом театре  два последних  раза
   он видел –Лебедь, Принц , Колдун  и Яма
   и он не усомнился ну ни грамма,
   что средь антисоветского бедлама,
   чтоб больше не явилось Мандельштама,
   спровадить надо в яму колдуна...
   И он представил - Озеро ,Луна,
   плывущий черной гладью белый Лебедь,
   такое сплошь случается в балете-
   он Принц , к тому ж ещё при арбалете,
   прицельный выстрел - падает колдун...
   Смирнов подумал:" Разве я краду
   МоцАрта у искусства, разве яд
   ему в бокал тем самым сыплю я?"
   И замер в стойке спаниель  -вихоткой
   лохматясь, -это началась охота,
   вихотка же судье  Смирнову- для
   того, чтобы  отшоркать кобеля.
   
   И падала Земля, как в яму, в космос,
   и битломан растил, как мысли, космы,
   пока, как пленка сквозь лентопротяжку,
   народ сквозь мавзолей, вздыхая тяжко,
   струился на катушки площадей
   наматываясь. Ленинских идей
   торжествовали тезисы. Ну где
   ещё, чтоб - в небе , на воде
   и суше  вольно бы дышалось так?
   В Челябинске на пьедестале -танк,
   в Новосибирске -ядерная физика...
   И вдруг откуда ни возьмись -два шизика
   с писаниями, с клеветою злобной-
   и вот уже палач на месте лобном.
   О , красная рубаха палача!-
   первейший из заветов Ильича.
   
   Куриных лапок добрые морщинки,
   бороздки ли виниловой пластинки,
   запиленной. И  кто бы обвинил,
   когда б не пожалели мы чернил,
   чтоб снова славить дело Ильича,
   тем самым жар в мартеновских печах
   вздувая, и на каменных плечах
   Атлантов, чтобы вера не зачахла,
   неся свою идею миру бренному,
   к тому же год лишь до генсеков Брежневу,
   и выбран будет - такова программа!-
   когда и Даниэля и Абрама,
   который Терц, отправят все ж на нары
   под звякание бардовской гитары,
   хоть с тем и не согласен будет Плятт,
   артист- свободомыслия оплот?
   Хоть даже и получит контрамарку
   на суд и Евтушенко не замаранный,
   как бы билет бесплатный на балет -
   поэт в России больше чем поэт!

   Скажи, чего в том лобном месте злобного?
   Жених с невестой. Белая фата.
   Неужто -с передачками в колонию
   меж ахами и матами -  фатально?
   Неуж опять Василий заблажит,-
   вон голова стрелецкая лежит,
   скатившись с плахи,выкативши зенки,
   в зрачках , как черви, копошатся зэки.
   
   



  Не новое кино

   3.
   
    Но для Смирнова то кино не ново.
    На пенсии давно. Ему хреново.
    Как надоели Терцы! Он - в постели.
    Сердчишко прихватило. В бок постреливает.
    Как возле Белого тогда, пробаррикаденного,
    вот вам явление, о да, сюжета краденного.
    К тому же этот Терц Абрам -в страданье врамленный,
    а снайперы - по выборам - лютее Кромвеля,
    а кроме крыш и чердаков да снега пористого
    лишь Мариэтты Чудаковой том златокористый.
    На том стоим -Добро и Зло, взломив с завязанными,
    мело- мело, по всей земле-да между вязами.
    Да между елями мело, да между соснами
    а Даниэля замели - и вот с вопросами
    литературоведы, чтоб потом обмемуариться,
    чтобы вернулось всё винтом к нам бумеранговым.

    Он на балу у Сатаны могучим Воландом.
    Побрит. Наглажны штаны. Ему не холодно,
    он в мантии своей вспотел, читая мантры,
    галлоны уголовных дел - труды гиганта-
    испил, в цистерну превратясь, для слива компры,
    вот так на благо масс трудясь, без всякой помпы.

    Два офицера КГБ стояли в очереди
    за пивом -ничего себё!- про чёрны очи
    один тихонечко под нос себе насвистывал,
    в столовой -рыба на поднос- тут не до твиста.
    Был рыбный день, тень на плетень, оперативное
    заданье , телефон -тень-тень - чего противнее,
    скажите, в жизни может быть, когда ты молод,
    и в чувствах просто всё звенит, как серп о молот.

    Задание, однако, все ж было получено-
    на голове моднячий ёж- чего уж лучше,
    два офицера КГБ да подстиляженных,
    не знавшие в своей судьбе ухи стерляжьей.
    Вот генерал, подняв аврал, тот делал выезды,
    и арестованный не врал, - и шефа выдал.
    За осетровый шпионаж , о как сурово,
    наказан опер - сыщик наш, проворный Вова.
    А с ним Серёга -глазом синь, ну прям Есенин,
    Марии - поварихи сын, любимый всеми.

    Тут весь отдел , трудясь, потел -и вот задание,
    конспиративно, чтоб на связь, как на свидание.
    Про Юлия известно всё- он тамиздатчик,
    а если надо -ты просёк?- и передатчик
    отыщется в сарае где, и "пианистка",
    конечно Рая и на вид , поди, артистка.
    Из краснофакельцев, поди, или из ТЮЗа,
    вот тут возьми да попади - чтоб кием в лузу.
    "ГамлЕта" ставят , а амлет, годи, -в столовой,
    кто рыбных не знавал котлет, тот, знать, улова
    на самоловы ценных рыб на генеральские,
    не сможет всю измерять глыбь -ведь не Оральское
    то море, только Обь-река -её излучины,
    поймать здесь- только дурака и то измученного.

    ...В судьбе судьи такое ли бывало!
    И напевая из "Леанковалло",
    он шел туда, где грабли от награбленного,
    чтобы войти в холсты Оскара Рабина.***
    И потерявшись в ломаных мирах,
    познать не торжество, а липкий страх.
    Отлиться пулей Пуго словно пуговицей
    от вицмундира сталинского пугала.

   *Осенью 1965 года Синявский был арестован вместе с Ю. Даниэлем по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации. В феврале 1966 года осуждён Верховным Cудом на семь лет колонии. Суд над писателями, известный как «Процесс Синявского-Даниэля» сопровождался тенденциозным освещением в печати и был задуман как пропагандистское шоу с разоблачениями и покаяниями, однако ни Синявский, ни Даниэль не признали себя виновными. ёл процесс председатель Верховного Суда РСФСР Л. Н. Смирнов.


   **Перефразированная строчка Бориса Пастернака из:

   "Итак, вперёд, не трепеща,
   и утешаясь параллелью,
   пока ты жив и не моща
   и о тебе не подалели..."


  *** Оскар Рабин, один из отцов современного русского авангарда, репрессированной после "Бульдозерной выствки". На иллюсторации одна из его работ.