Не нужно бояться смерти

            Не  нужно  бояться  смерти.   Николай  Степанович,  наверное,   так  бы   и  сказал  сейчас   всем  этим   людям,  что  собрались  возле  дома,  где  он  жил.    Впервые,  за  последние  годы   он  мог    свободно  вздохнуть   всей  грудью,  не  ощущая   боли,  не  ощущая  ничего   кроме  запаха  осенних  листьев   медленно   падающих   рядом  с  ним.
 Листья  всё  падали  и  падали  на  землю  и,   казалось,  этому  не  будет  конца.   Ветер  то  и  дело  подхватывал   те,  что  лежали  сверху,  и  нёс  их  над  землёй,   пока  не  натыкался  на какой  - то   куст  или  камень.
 Осенние  листья  прятались  от  ветра   в   выбоинах   дороги    или  цеплялись  за   холодную   продрогшую  траву.  Потом   на   них  наваливались   другие   листья,  и  они  уже  цеплялись  не  только  за  землю,  но  и  друг  за  друга.
 Даже   весной,  даже  солнечным  летом  не  были  они  так  близки  друг  другу   эти   листья,  как  вот,  в  такую,  дождливую  и  холодную  пору.
 Ветер  ещё  раз  нагнулся,  чтобы  зачерпнуть  их  в  охапку,  но  сумел  лишь  приподнять  и,   тут   же,   рассыпал  на  ту,   самую    землю. 
 Никогда    раньше  не  смотрел   Николай   Степанович   на  эти  листья,   с  таким  участием    как   сейчас,  когда  он  сам,  подобно  осеннему   листку,   то  падал  на  землю,  то,  отрываясь  от  её  поверхности,   поднимался  так  высоко,  что   и  сама   земля  под  ним  становилась   такой  же   маленькой   и  хрупкой  как   жёлтый  лист,   сорванный  с  дерева.

       -  Не  нужно   бояться   смерти, -  ещё  раз  произнёс  он,  вспоминая,  как    сегодня  утром,  думал: -  А  сколько   же  ему  предстоит  ещё  прожить.

  Ещё   не  затянула   небо   сумеречная  даль,  ещё   не   опустилась   на  землю   первая   его  ночь,  но   он  уже  чувствовал,   как    безгранично  свободен  в  этом,  новом  для  него   пространстве.  Он  стал  тем,  чем  всегда  мечтал  быть, -  свободным.    Это  было  первое   его  ощущение,  после  того  как   избавился  он  от   тела. 
  Вот  оно,  его  тело,  лежит  в  дубовом  гробу  на  столе.  Лицо  строгое,  будто   он стоит,  возле  школьной  доски  в   классе.  Разве   что,   сильнее  запали  щёки,  кончик  носа  заострился,  и  стал  неестественно   белым,  словно    к  нему   прикоснулись   мелом.  Пальцы  рук  сложенные  на  груди,  почти   прозрачные  с  бледным  голубоватым  отливом.    Его  тело,  которое  он  столько  раз    видел  в  отражении  зеркала,  теперь,  когда  он  смотрит  на  него,   со  стороны,      как  будто  и  не  его   совсем.
  Он  различает  голоса  старушек  в  чёрных  платочках,  которые  сидят  на  стульях  возле  гроба.  Вот  засопел  и  громко  высморкался    в    носовой   платок,  тот  самый  щуплый   сторож,  который  пожар   в  усадьбе   приписал  нечистой  силе.
 А,  впрочем,   он  был  недалек   от  истины,  подумал   сейчас   учитель,  вернее    подумала  об   этом   та  оболочка    его  духа,   которой   суждено   ещё   сорок   дней   витать  и  здесь,   в  стенах  этого  дома,   и  на  кладбище,   над   могилой,   где   зароют  это   тело. 
 Бросив  взгляд  на  стены,  попытался    учитель   отыскать  зеркало,  чтобы  убедиться,  что  он  действительно  стал  невидимым,  но   зеркало,  что  висело  в  прихожей,  было  затянуто   белой   простынёй. 
  -  Всё  правильно,  так   обычно  и  поступают,  когда  в  доме  лежит   покойник,  вспомнил  Николай   Степанович,   и  подумал:  - Обрести,  таким  образом,    свободу  это,  конечно,  хорошо,  но   как-то  непривычно,  что  не  с  кем  теперь  и  словом  перемолвиться  и  приходиться   только  самому  с  собой  и  говорить. 
       -  Почему, только  с  самим  собой?  -  Донёсся   до   него,    неведомо   откуда,  прозвучавщий,  словно   скрип   двери,     неведомый   голос. -  А  я,  что,  забыл?   Как   мы    с  тобой    по  нашему   дому    ходили?  С  отцом   я  тебя  познакомила.  Он  и  сейчас  тебя  ждёт,  всё   в   том  же  зале.
   
Этот  скрип   двери,  которая  то  и  дело   распахивалась   от   ветра,  на   самом   деле  был,  ни  чем   иным   как   голос  Марфы.  И  прозвучал  он,  откуда-то,    позади   учителя,  что   лежал   в   дубовом   гробу.  Повернулся  он,   оставаясь   неподвижно   лежать   в   этом   гробу,   смотрит,   портреты   из   особняка,  которые   накануне   протирала   от  пыли   Вероника,  там  же,  на  том  же  месте  и   висят.  И  обе  женщины,   изображенные  на  этих   портретах,   юная    красавица,   и   старуха   в  чёрном   платье,  -  смотрят   на  него   в  упор,  и  не  поймёт  он,  кто   же   из  них,  сейчас  с  ним    разговаривает. 

Хотел   он   было,  что-то    ответить, но  тут,  снова   раздался   скрип   распахнувшейся   двери   и  на   пороге   появилась   Вероника,  глаза  заплаканные,  лицо  бледное,  а  оттого,  что  косынка   на  ней   тёмная,   ещё   бледнее   лицо   её   кажется.   Переступила  через  порог,  зашаталась,  вот-вот  упадёт.  Кинулся  к  ней  учитель,  забыв,  что  теперь  он  всего  лишь  дух  бестелесный,  но   раньше  него  оказался    рядом  с   ней,  Александр,  Натальин    сын.  Взял  под  руку,  стул  ей  подвинул   и   около  неё  стоять  остался.

    -  Не  нужен  он    нашей   Веронике, -  шепнула   учителю   Марфа,  теперь  он   ясно  видел,  как  горбатая  её   тень,   скользнула   с  нарисованной   картины.
-  Надо  уберечь  её  от  него, -  продолжала  скрипеть   невидимая   тень,  - не  будет    жизнь   её    спокойной   и  долгой     рядом  с  ним.
 Голос    Марфы  теперь    напоминал  шипение  потревоженной  змеи.

     Это   на   земле   человеку  нужны   доказательства,  чтобы  поверить  словам,  а  дух,  обитающий  в   необозримых   просторах, мгновенно   ощущает    нависшую   над   человеком    опасность.   Он  ощущает  её   как   облако,   которое   несёт   с  собой   дождь.  Но  что  из  этого,  если  он  не  может  противостоять  тому,  что  должно  произойти.   Перед  неизбежным,  что   нельзя    изменить  он,   как  лист    осенний  против   ветра,   который   сорвал  его   с  дерева. 
 Но  сейчас,  витая   над   Вероникой  и  Александром,  дух  учителя  не  ощущал    той   опасности,   о   которой   говорила   Марфа.  Он   видел   как   там,  где  стояли   рядом  его  дочь  и  этот  юноша,  солнечные  лучи   сплетали   сияющие    светлые    узоры  над  их  головами.   
 Тревожили   лишь   тени   невидимые   людскому  глазу,  но  которые   различал   дух  человека,  зловещие  тени  тянулись   к  солнечным   лучам,  в  свете  которых    стояли   Вероника  с  Александром.    Эти   тени   падали    от  тех    картин,  что  висели  в  доме   учителя  в   тёмном   углу.

Некоторые,   богомольные   старушки,  поначалу,  не  поняв,  кто  изображен  на  этих  портретах,  подносили  было   ко  лбу   руку,  чтобы  перекреститься.   Но,  потом,   разглядев,   вздыхали  тяжело,  что  мол,  поделаешь,  время  такое   и,  поправив  складки  платья  на  коленях,  чинно  усаживались  на   стулья,   со  скорбным  выражением  лица.

 Считай, что   вся  деревня   побывала  на  похоронах  учителя.  Близко  к  сердцу  приняли   люди   боль  утраты,  каждого  она  коснулась.  И  в  последний   путь   всей   деревней   его   провожали.
       -  Видел  бы,  сейчас   нас   всех  Николай  Степанович, -  говорил  на  траурном   митинге,  председатель  сельсовета   Рогов.  -   Сказал  бы  он  каждому,  от  всего  сердца    спасибо,  за  такую  память  о  нём.  Только,  спасибо  не  нам  надо  говорить,  мы  только  долг  свой  скорбный  ему  отдаём,  а  вот  ему,   от   каждого   из   нас,    спасибо,  за  жизнь  его  правильную,  за  то,  что  детей  наших  выучил,  дорогу  им  в  жизни    указал.  Это  же,   понимать  нужно.  Да,  что  там,  говорить,  прощай   друг  наш,  дорогой  товарищ  наш,   Николай  Степанович,  вечно  будем  мы  тебя   помнить.
После  такой  речи   председателя  сельсовета   над  могилой   учителя,  у  многих  на  глаза   навернулись   слёзы.  Стояли,  низко  опустив  головы,  прощались.  Вероника   уже  не  плакала,  ещё  в  первый   день  выплакала  она   все  свои   слёзы.
  Стояла   худая,   вся  почерневшая,  горбилась  и  не  пыталась  выпрямиться.  Стояла,  видя  перед  собой   совсем  близко  лицо  отца.
То,  что  говорили  в  деревне,  что  не  родной  он  ей,    и  прежде    не   раз   слышала.  Только,  ещё   тогда,   с  самого  начала,  когда  кто-то,     жалея    её,    назвал    сиротинушкой,  ответила,  как   ножом  отрезала. 
    -  Кто   это  сиротинушка,   кого   это   вы  жалеть   надумали?   Тоже,  нашли  сиротку.  Так  у  меня  и  отец  и  мать  всё   в  одном  имени,  в  имени  моего  родного  отца,  настолько  родного,  что  родней   и  не  бывает. 
А  было   ей,  когда   она,   вот  так   это   и   сказала,  всего  то  и  было,  лет   семь  или  восемь.   Многим  тогда  запомнились   те   слова  Вероники,  крепко,  надолго  запомнились.  И  с  тех  пор,  никто   и  не  заикался  по  поводу  её   рождения.  А  к  Николаю  Степановичу,  с  ещё   большим   уважением  стали  относиться. 
А  теперь,  когда  видят,  как  стоит   она,   Вероника,  будто  тоненькая     ива,  подрубленная     ветром,  в  глазах  у    них   слёзы,  и  неслышно,    шепчут    их   губы:  -  Сиротинушка  ты  наша,  горькая.
Только,  всей-то  правды,  что  касается   Вероники,  люди  не  знают.  Да,  что   там,  всей  правды, -  и  половина  той   правды,  скрыта   и   от  них,  и  от  самой  Вероники.    Не  знал  её   и  старый   учитель,  догадывался  о  чём-то,  глядя   на   два  сохранившихся   портрета,  что-то  пытался  предположить,  но  всё  это  было   достаточно  далеко   от   той   тайны,   которую   они   таили   в  себе.               
          Он   узнал   тайну   этих   картин,  не  по  рассказам   тех,  кто  был  на  них   нарисован.   В  отличие  от   земных   существ,  бестелесные  духи    делают  свои    предположения,  не  потому,  что  они  слышат,  а   исходя   из  того,  что   могут  увидеть  в   течение   коротких,  подобно  вспышке,   мгновений.  Будь    сейчас  у  учителя  истории,  возможность,   поделиться   своим  мнением,  он  бы  сказал,  что   там,  за  гранью  нашей   жизни,  совсем  другие  понятия  о  времени.   Дни, годы,  порой  даже  несколько  столетий   могут  умещаться  в  мгновение,   в  течение,  которого,   человек  на  земле  переводит  взгляд  с  одного  предмета  на  другой.   Если  бы  человек   был  в  состоянии   наладить  контакт   с   потусторонним  миром?  Стоит   ли    продолжать,  куда  бы   это  привело.   Стремление   человека   приблизиться   к  божественному  началу,   на  протяжении   всех  этапов  его   развития,   разве  не  говорит   это,  что  попытки    подобного   рода   никогда  не  прекращались.
 
       Но,  оставим,  как   говорится, -  богу   богово,  а   человеку,   его   человечное.  Поиск   истины  лежит  в  другой  плоскости.   
 Идейный   атеист,    учитель  истории,  всю  свою  жизнь  доказывавший,  что  никакого  потустороннего  мира  не  существует,  теперь,   усвоив   правила  проживания  в  нём,   сделал    несколько    выводов,  которые  совершенно  меняли  его  взгляд   на,   казалось  бы,   незыблемые  основы   бытия.    Он  видел  тончайшие   нити  судеб,   которые    тянулись,     связывая   тысячелетия.  Он  успевает   охватывать  всё,    единым   взглядом  неугасающей   в   нём   мысли,   и  тут  же  приближать  к  себе   мгновения,  каждой  прожитой   жизни.   Он   обретал    свойства,  в   чём-то   схожие   с   компьютерным    устройством,    в  доли  секунд,   воспроизводящим,   всё,   что   было   пройдено   предыдущими  поколениями,   и    был    в  состоянии   мгновенно   вычислить,    к  чему    ведёт    каждый   следующий   шаг.
Он   всё   теперь  знал  и  всё  мог  предвидеть,  но  ничего  не  мог   сделать,  чтобы   изменить   или  предотвратить.  Он  не   мог   уже   никому,  ничего  сказать.
         Но,  далеко  не  все   бестелесные  души   столь    покорно   воспринимают   знак  своей   судьбы   как    этот   учитель  истории.   Точно  так  же   как   вирус,  проникая   в  чётко  составленные    компьютерные   программы,  нарушает    ритм   их   работы,  отдельные  души,  могут   возвращаться  на  землю,   обретать   земную  плоть,   и,    какое-то    время   жить  среди  людей.   Вернее   сказать,   они   возвращаются,  чтобы    вторгаясь      в   жизненные      просторы,   как   капельки    чёрного   дождя     на   белоснежные   равнины,     придавать   ей     оттенок   грязи. 
  В    зависимости  от   обстоятельств  они   могут    менять    свой   цвет,  свой   облик,  свой   голос.   Единственное,   что  им  было  недоступно  -   цельность   души,   чистота   мысли,   восприятие   добра   и   высокое   чувство   любви.   Но,  что  им   до  этого,   они  не  чувствуют    свою   ущербность   в   мире    пронизанном    лучами   солнца,   в    мире   где    всегда  есть  место  для   тени.  И,  наконец,  им   надоело   прятаться   от  солнца,  они   теперь    существуют      с  одной   целью,     построить   царство   мрака   и  хаоса    вместо   существующего   порядка,   который    определяет    судьбы   поколений   и,  в   итоге,    -  судьбы   планет   и    всей   вселенной.
    Непокорные   души,    не  признают  никакой   власти  над  собой     кроме   власти   Тьмы.    День  за   днём,    отвоёвывая    всё  большее   пространство,  вторгаются  они    в  пределы   света.   Подобно   тучам,   закрывающим   солнце   и  простирающим   над   землёй   мрачную  тень,  они    подвергали    сомнению   всё   светлое  и   доброе.  Они  насаждали   культ   силы   зла,   силы    разрушения,  силы  нетерпимости   и   ненависти,  не   называя   зло   злом,  а   ненависть  ненавистью.    Они   говорили,  что,   разрушая  -  созидают.  Что,   отрицая  -  утверждают,  а   тень   нужна,  чтобы  отчётливее   был   виден   свет.    От   поколения  к  поколению,  всё  изощрённей   выглядела   Ложь,  которая  и  в  момент   рождения  была   с  Правдой   схожа   лицом,   теперь  же,   обретая   силу,  она    доказывала,  что   единственная  Правда    на   земле,   это     она   -   Ложь.   
      Силы  Зла  использовали  в   своих   целях      главное   качество   человека   отличающего  его  от  всех   остальных   -    право  выбора,  право   самому   решать,   как   поступать  в  той   или  иной  ситуации.  Они  внушали,   есть  только  один    путь   к   успеху,  путь  к  благоденствию,   путь  к  счастью,    который   указывают   они.
   Впрочем,   иногда    признавались,   что   есть  и  другой  путь,  тот,   что   освещён   Солнцем,  но  это  слишком    долгий   и  трудный   путь  и  редко  кому   удаётся   пройти  его  до  конца.  Это   путь  по  раскалённой   зноем    пустыне,  путь  по  крутой  дороге  всё  время  ведущей  вверх.   И   тут  же   добавляли:  -  А  мы  предлагаем,    более  короткий   и  более   лёгкий.   Путь   по   склону  к  подножью,    путь  в  прохладной   тени,   куда   стекают    ручьи,   утоляющие   жажду,   где  не  нужно   возделывать  каменистую   землю,  чтобы  вырастить   пшеничный  колос,  а  благоухающие   свежим   ароматом   плоды   сами  падают   в  протянутые   ладони.
          И,  как  часто  человек,   имеющий    право  выбора,  как   часто    этот   человек,  в  конечном   итоге,  выбирает   более  короткий   и  лёгкий   путь.  И   в  конце  этого  пути,  на  протяжении  которого   он    получает  всё,  что  ему  обещали,  и   воду,  утоляющую   жажду,  и  яства,   которые   не  надо   выращивать,    и,     удовольствия,     ублажающие   тело,  как  часто,  человек,  в  конце  этого   пути,  видит   перед   собой   лишь   зияющую   пропасть,   откуда  поднимаются   клубы   чёрного   дыма,  пронизанные   смрадом.   И  тут  же,  у  самой   пропасти,  как   на  пиру   во  время   чумы,  разложены   на  чистых   скатертях  напитки  и  угощения   в  золотой    сверкающей   посуде.  Громкие    ритмы,  сменяет   тихая    мелодия,  женщины  с  гибким  телом протягивают   к  твоим   губам   сочные   плоды  в    своих   ладонях.  Трудно   устоять   человеку,   который     выбрал   короткий   путь,   ведущий   вниз,   перед   этим,  последним  соблазном    лёгкой   жизни.  Но  у  него,  даже  здесь,  перед  последней   чертой,  есть  право  выбора,  сделать   роковой  шаг  в  сторону   пропасти  или,   отвернувшись   от  неё ,    подниматься  вверх  по   крутому   склону.  Только  теперь  путь   к  вершине  будет  неизмеримо   длиннее  и  трудней.  Но  человек,  если  он,   в  этот,   решающий  миг,   всё  же,   осознал  себя    человеком,  встанет,   и  будет  подниматься.   Возможно,  он  не  достигнет  вершины,  но  он  сделает  к  ней   хотя  бы  один  шаг… 


    ( Фрагмент  из  повести  -  "ЗНАК  СУДЬБЫ" )