Фея!

 Она, красавица!
                Богиня!
                Пером водила Пушкина и Данте!

И утром, в предрассветный час унылый.
Когда уже не спишь,
И в забытьи находишься между землей и небом.
Вдруг на диван присядет рядом фея.
                Прекрасная!
                В роскошной пелерине.
                Из соболей сибирских.
Царских!
                Из Баргузина!

Ладонь свою на голову тебе положит.
И спросит тихо:-
               “Ты не спишь, любезный?
                Не притворяйся, сочинитель, рифмоплет!
                Что нос засунул под перину?
                Дарю тебе сюжет.
                Идею, даром!
Ты слышишь?
            А остальное сам придумаешь, допишешь.
            Твори и радуй всех, чтобы смеялись от души,
Кому читать ты будешь эти строчки непременно!”

И я во сне, а может, наяву, спрошу ее:-
“Не ты ли, своей рукой вела Вергилия и Данте
        По кручам страшным, по подземельям Ада?
          И Пушкину на ушко нашептала  -
            Ужасный сон Бориса Годунова?
И мавру-полководцу в сердце яд влила измены,
И задушить позволила невинную жену.
Зарезать Дездемону?
        Есенину Сереже напела песню - про цвет рябины и
          Березок белоснежный стан.
             И сердце рвущие на части – тальянки звуки?“

           Она лишь улыбнулась скромно.
             И неожиданно исчезла.

И я проснулся.
А в голове остался лишь один сюжет.
                Заноза, пелерина!
Из баргузинских соболей.
Зверей  сибирских.
Как одеяние цариц.
И фей прекрасных!
Живущих на Олимпе.

           Конечно, я не удержался.
           Сном похвалился своей жене.
           Мне Богом данной Пенелопе!

Она прослушала и вынесла вердикт.
              Как отчеканила:-
“Неплохо. Но!
Нашел, кому петь дифирамбы, не подумав,
Сгоряча!
Ты знаешь, обормот трескучий, чем эти феи занимались?”

Да!
И продолжает мудрость говорить:-
             “Мол, выброси ты эту пелерину напрочь!”
Сказала резче, чем я написал.
И здесь я умолкаю.
             И покраснело мое перо.
             И от стыда - сгорело.
Железное оно, но все же!
Есть и для него предел.

Как говорили мудрецы, которые из древних греков,
“Во всем должна быть мера!”

              Братцы!
Тут я не выдержал.
Закипятился.
Закричал.
Лаптями по полу затопал!
              “Ах! Пенелопа, говорю!
               А кто здесь главный?
                Ты, я?
                Или в роскошной пелерине фея?
                Или песец?
Из Баргузина!

Кому решать – быть строчке, или не быть.
И сколько выкинуть, а что – оставить!
И плюнуть на кого!
Кого прославить!
Как Архимандрита Фотия красотку!”

                Короче!
Как мудрый Одиссей, не находясь в загранкомандировке,
В объятиях крепких другой красавицы -
Цирцеи, я выслушал жену.
И сделал все наоборот.
И опустив забрало, чтоб сохранить лицо,
Отбил я натиск Пенелопы!

Оставил эти строчки. Такую красоту!
По крайней мере – для мужчин!
Они, я думаю, меня поймут.

        Но!
Что делать с теми, кто, как моя жена, по бедности своей,
          Не носил, и никогда носить не будет этих пелерин.
            Из царских соболей.
 От Баргузина?

24.09.2012