11
Презентация получилась местечковая. Представителей из Москвы не было. Да и администрация всех уровней отсутствовала. Как и при жизни… молчание. А ведь его наследие, по словам поэта Николая Дмитриева (1988), есть национальное достояние, и дополняю: он – жертва, мученик ХХ века. – КИФ.
.
Общество, его культурология и философия понесли ощутимые потери, а виновные, их грязные дела, инициаторы до сих пор замалчиваются. Общество должно знать своих героев.
И продолжается: очередной удар ножа души вдогонку – единственный внук, 28 лет, инженер, компьютерщик, сотрудник медсанчасти 10 мая 2010 года остался ночевать в автомашине, поставленной в гараже, включил двигатель погреть и … уснул, …оказалось, навсегда. Линия рода Анатолия Чикова – прервалась…
Дважды в этом году (2009) посетил кладбище. Могила Анатолия ухожена, цветы. Рядом проходит асфальтированная дорога, насыпь которой приподнята. Первоначально, когда её не было, могила напоминали мне Ленинградский акрополь писателей ушедших веков (ХУ111-ХХ), гордился. Теперь же ограда и памятник поэту, кажется, на половину ушли в землю, печально. Мало того, могила оказалась в низине. Надо поднимать!
Григорий Калюжный7:
«Как бы то ни было, А.Ф. Чиков, окончив свой земной путь 21 сентября 1996 года, состоялся как поэт. А осмысление его поэзии только начинается, тем более что далеко не всё им написанное опубликовано. Кроме того, опубликованное зачастую воспринималось поверхностно. Так, например, стихотворение «Освобождение из плена», опубликованное в «Московском литераторе» (№ 49, 1988), из-за предперестроечной эйфории было встречено даже любившего поэта соратниками как проявление очередной его фантазии. Оно даже не вошло в самый полный, итоговый сборник чиковских стихотворений, выпущенный издательством «Советская Россия» (1990). Между тем, это стихотворение, как показало время, было воистину пророческим. Вчитаемся же в это и другие, ныне малодоступные стихи поэта, написанные до 1988 года:
Анатолий Чиков
ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ ПЛЕНА.
Скорбная сказка
Я людям был и брат и друг.
Я за идею был в ответе.
А между тем, гигант паук
Вблизи меня расставил сети.
И я попал к нему как раз,
И он схватил меня за горло,
И пара злых и наглых глаз
В меня вонзилась, словно свёрла.
Я весь от гнева трепетал:
Тут налицо и плен, и дыба.
А он шипел, а он шептал:
«Люби меня, тверди – спасибо.
Оставь сей призрак голубой,
И мы пойдём в иное царство,
И будем мы вдвоём с тобой
Доить людей и государство.
И не вступай со мною в спор,
Любитель истины несчастный.
Я тут и пряник, и топор,
Судеб хозяин полновластный».
А я сказал: «Люблю я Русь.
Борюсь за красную идею.
И я тебе не покорюсь,
И лихоимцу, и злодею».
А он мне говорил о том,
Мол, не пришьёшь ты мне измену.
И клювом острым, как ножом,
Немедленно он вскрыл мне вену.
Я был у жизни на краю,
Тая к губителю презренье,
Высасывал он кровь мою
И красное мировоззренье.
За мир добра и красоты,
Вконец истерзанный, пленённый,
Я пел в тоске до хрипоты:
«Вставай, проклятьем заклеймённый…»
Но это мне не помогло.
Никто не вник в мои печали.
Все мимо шли и, как назло,
Беды моей не замечали.
И лишь какой-то шалопут
Сказал душевно: «Эх, дурашка,
Чтоб вырваться тебе из пут,
Ты посули ему барашка».
Но с отвращением к тавру
Сказал я тихо, сплюнув пену:
«Я лучше сей же миг умру…»
И вновь мне клювом вскрыли вену.
И кровь отстукивало звень
О камень с нежностью капели.
И две старушки в тот же день
Во храме жизнь мою отпели.
И две поставили свечи
В той скорби, грустной и законной,
И вдрызг хмельные трубачи
Мне марш сыграли похоронный.
Я сам не верил в эту жуть,
Как трубачи и те старушки,
Что вырвусь я и расскажу,
В какой я умирал ловушке.
Но Бог послал мне старичка.
Он с палочкой наизготовку
Вёл смирно жирного бычка –
Видать, на мясозаготовку.
И дед решил при свете дня
Сменить прискорбия картинку.
Он взял и выкупил меня,
Скормив жлобу свою скотинку.
Я шёл – весь выпитый сморчок,
О прежних позабыв заботах.
Уже не я, а тот бычок
Повис как жертва на тенётах.
Мне ум шептал: «Крепись, молчи,
Припомни факты, дни и числа
И смастери себе ключи,
Чтоб дверь открыть в пределы смысла».
ИЗГНАНИЕ ИЗБЫ
С наслаждением, которому нет оправдания,
Со стеклом, напряжённо горящем во лбу,
Два плечистых, приземистых каменных здания
Повели в переулок пустую избу.
Там немедленно эти модерные ухари,
Позабыв про заветное «моралите»,
Стали дружно её награждать оплеухами
И калечить приёмчиками каратэ.
И пошла она скорбно – уж так оно вышло –
Мимо лаврской стены, пережив свой удар,
С перекошенной набок железною крышею
И роняла наличники на тротуар.
И вели её, бедную, осторожненько
Две часовенки лаврских. Наличники те
Оказались потом в мастерской у художника,
Что умел стародавней служить красоте.
И у всех на виду те созданья плечистые,
Сохраняя невинный и праведный вид,
Не покаялись в Лавре пред девой пречистою,
Словно этой избе не чинили обид.
Так удачно окончилась та операция
По изгнанью из города древней избы.
И стоял неприступно с отстёгнутой рацией
Постовой, не изведавший этой судьбы.
* * *
По какому такому закону
Храмы рушили, жгли образа?
А теперь – подавай нам икону,
Чтобы скорбь выжигала глаза.
А теперь после познанной скорби
Об иконах, что шли на щепу,
С небольшими запасами в торбе
Ищем к ценностям древним тропу.
* * *
Появился на свет я в Мытищах,
Но скажу, откровению рад:
«Ни за почести, ни за тыщи
Не сменял бы я Сергиев-град».
Я не ездил глядеть на Акрополь,
Не летел очумело в Париж.
В этот город я врос, словно тополь.
Чем меня ты ещё покоришь?
Вот поэтому, сколь ни тряси я
Своё сердце, как добрая весть,
Меня окриком зычным Россия
Летописцем поставила здесь.
ЖИТИЕ В ЗАГОРСКЕ
Был я красным – чувствительной масти,
А потом, хоть от горя заплачь,
Злые силы и хищные страсти
Разодрали мой честный кумач.
И недаром в мучительной позе
Онемел я, и жуткой ценой,
Словно стойкий герой на морозе,
Превратился я в столб ледяной.
Вы разрежьте мне грудь автогеном,
Из столба (мне ведь честь дорога)
Я шагнул с фонарём Диогена,
Чтоб в потёмках увидеть врага.
Вот они, потаённые души –
Проходимцы, ханжи и рвачи,
С рыбьей кровью скупые чинуши,
К чьим сердцам не закажешь ключи.
Подойду к ним в душе с ураганом,
Что на совесть надели броню.
Я пробью её мощным тараном
И предам и мечу и огню.
Хмурый дух мой парит над горами.
Ты не хлопай меня по плечу.
Я за всех справедливых во храме
Отрешённо поставлю свечу.
НА ГОРЕ МАКОВЕЦ. Фантазия.
Жизнь течёт обыденно и сухо,
И невыносимо, наконец.
И тогда для Подвига и Духа
Вышел я на гору Маковец.
Вот стою и горько протестую,
К смертному приблизясь рубежу:
Много мощи я извёл впустую,
И остатком сил не дорожу.
Как хочу я для грядущей встречи
Бесконечно добр, а не упрям,
Древний город свой взвалить на плечи
И далёким показать мирам.
Не тужи, мой друг, не дам я промах.
Поднимаю город с трынь-травой,
С храмами в сияющих шеломах,
С крепостной стеною боевой.
Пусть невыносимо мне и больно.
Всё вы громоздите на меня.
Вот и закачалась колокольня,
Медью над окрестностью звеня.
Вверх её, не гнись, не покорись ты,
Помогай мне, камень алатырь.
Падают нездешние туристы,
Мня, что их карает монастырь.
И уже не в радости, а в страхе,
Чувствуя смещение и крен,
Подобрав подрясники, монахи
Встали в час раскаянья с колен.
Любо это мне и так знакомо,
Словно в дар пасхальное яйцо,
В качке все служаки исполкома,
Кто ценил меня и знал в лицо.
Окрыляйтесь, купола и крыши.
До конца держаться – мой девиз.
И чем город поднимаю выше,
Тем скорей вонзаюсь в землю, вниз.
Только б не сломаться – беспокоюсь
На потребу скуке и молве.
Вот уж и в сырой земле по пояс,
Вот пора исчезнуть голове.
Расстаюсь с друзьями и врагами.
Ой, прощайте Лавра и Горком!
Прошлое незримыми кругами
Над моим сомкнулось бугорком.
ДРЕВНЕЕ УТРО
Я румяный, высокий детина,
В домотканой рубахе до пят.
На полу, развалясь на овчине,
Мои кровные братья храпят.
Мы живём в новгородском посаде –
Мастера, кузнецы-силачи,
И в дружине и в каждом отряде
Наши шлемы, кольчуги, мечи.
Сколько раз под удары набата
Люди шли в наших латах на сечь?
И зову я: – Вставайте, ребята,
Не пора ли горнила разжечь?
Эй вы, ратники Пскова и Чуди,
В новгородские влейтесь полки –
И ударили русские люди
Силой левой и правой руки.
И на башне Судьбы и Победы
В нашу пользу пробили часы,
И разбиты надменные шведы,
И разгромлены рыцари-псы».
Литература.
1 Василий Субботин. Жизнь поэта. – М., «Современник», 1977.
2 Владимир Костров. Анатолий Чиков. Альманах «Поэзия», 1987 – 47. – М. «Молодая гвардия», 1987.
3 Николай Старшинов « Лица, лики и личины». – М: РИФ «РОЙ», 1994»
4 Григорий Калюжный. Загорский летописец. Альманах «Поэзия», 1987 – 47. – М. «Молодая гвардия», 1987.
5 Станислав Лесневский. Я к вам приду. Поэты. Поэзия. Время. – М., «Советский писатель», 1982.
6 Наталья Мартишина. Мир, уступающий нам истины. Журнал «Час России». – М: № 3 (5) – 2001, Декабрь.
7 Григорий Калюжный «Я людям был и брат и друг…». К 80-летию Анатолия Чикова. Газета «Российский литератор» № 13 от 14 июня 2008 года.
14.09.02-27.09.2004, 2009, 5.02.2013.
Свидетельство о публикации №113021311795
Евгений Мартишин 18.02.2013 21:05 Заявить о нарушении
Иван Фёдорович.
Иван Фёдорович Кудрявцев 18.02.2013 23:24 Заявить о нарушении