К зиме, как водится, перекопали парк...

К зиме, как водится, перекопали парк, огородили церковь.
И падал снег, но снег не спас; белела Богородица,
стояла очередь во мне и тлела сигарета,
святое множество моё, из дыма и из пепла.
Январь как гвоздь, вколочен в табуретку,
упрям фонарь, глядит сквозь катаракту,
чуть слышен треск зрачка, скрипит песок.
По вскрытой сердцем колее пустили рельс
трамвайный, и кровь, что сводится к зиме,
как пьеса без сценария, где нет антракта,
по проводам, сетям и венам, несёт слова –
святое воинство твоё, так призови к ответу.
Пусть будет нечего сказать. Оставь во мне
лишь музыку и ветер, случайный взгляд,
тепло ладони, а ночью конуру и цепь,
так часто тянет вслух сорваться. Из тьмы на свет,
прерывисто дыша, пунктирная зовёт разметка.
Там церковь, парк и те, о ком не говорят,
на глубине от точки в два–три метра.
Под белой тяжестью окна прогнулась клетка;
битком набит трамвай, и заедает дверь
и сердце просит выйти в снег, без всяких слов,
под эти гвозди января, с пометкой: срочно.

25–27.01.13