Ночь перед Рождеством

Подзаголовок: Психологический триллер. Наброски к сценарию.


                В глазах — такие же надежды,
                И то же рубище на нём.
                И жалко смотрит из одежды
                Ладонь, пробитая гвоздём.
                А. Блок


Крутит вьюга заброшенный город,
где и днём без ножа — никуды;
ветер мечется загнанным вором,
заметая босые следы.

Белый смерч, как жиган-малолетка,
то куражась взлетит до небес,
то со смехом рванет по проспекту,
обгоняя шальной «Мерседес».

Только в мороке, тусклом и снежном,
в том же рубище, как и тогда,
но с потухшей во взоре надеждой,
Ты бредёшь вдоль домов в никуда.

Из окна прёт блатняк с матерщиной,
ражий гость, винегрет не доев,
пьет, давясь, и, рыгнув, как скотина,
поминает рожденье Твое.

Ой, напрасно свою Галилею
променял Ты на русскую мгу,
где следов пребыванья Андрея
не найти в вековечном снегу.

Лишь тупые да дикие рожи
нынче встретишь, будь свет или мрак.
И явленье Твое не встревожит
ни народ, ни властей, ни собак.

Много лет мы кадим истуканам,
пребывая во тьме и во лжи, —
и никто уж перста в Твои раны
не захочет в сомненье вложить.

Ты проходишь пустой перекрёсток,
светофор дарит бледный сигнал.
Вдруг, шурша, тормознули колёса —
хоть один, слава богу, узнал…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 

Из «фордА;» в «адидасе» кровавом
новый выскочит брат во Христе.
Жаждя подвига, міра и славы,
он зарежет Тебя в темноте.

Улыбнётся, ругнувшись, — и сна нет —
и покатит к браткам за Неву.
И никто никогда не узнает,
для чего Ты явился ему.

И опять Тебя ждёт плащаница,
снова склеп, опознанье и шмон,
и опять до утра веселится
и юродствует пьяный ОМОН.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Не люблю я тебя, обыватель,
хоть и вспомнится это в мой срок,
но пошёл бы без слов на распятье
под окном твоим — было бы впрок.

Понимаю, что жест мой — грошовый,
без любви и распятье — корысть.
«Жертва Господу — дух сокрушенный».
Так давай же, мой дух, сокрушись.

Я поставлю свечу у Пречистой,
помолюсь неумело за всех,
чтоб опять улететь в свои мысли,
чтО, есть я, чтО, есть жизнь, чтО, есть грех.
            
Возвращаюсь сияя, как отрок,
пусть вьюжит, а в душе благодать…
Но с ножом меня ждут в подворотне
чей-то сын, чья-то дочь, чья-то мать.
         
Янв. 1996