Юрий Казарин

Попробуй птичье говорение…
 

***

 
      
Бабочка сядет, и крылья в щепоть
 сложит, и воздуху вылепит плоть:
так — с поцелуем в два пальца —
ловят вслепую свечу золотую,
щиплют огонь, как ресничку и мох, —
выдохом Господа полнится вдох
 всех, кто сквозь смерть своей кровью присох
 к небу, земле или звуку,
вечно врастая в разлуку,
переливая в родную ладонь
 свой оживающий влажный огонь:

бабочка всюду порхает —
кто ее так выдыхает…

 

 

***
 
Лодка. Рыбачий домик.
В небо водой гляжу.
Воду держу в ладонях —
крепче земли держу.

Даже когда исчезну
 тысячу раз подряд —
будет тревожить бездну
 мой бесконечный взгляд.

 

***

 
      
Попробуй птичье говорение
 устами мертвыми вполне —
вода расставит ударение,
как восемь камешков на дне
 ручья, мышления, течения,
небес, колеблющихся в ряд,
когда молчанье и мученье,
обнявшись в сердце, в горле спят…

Так только птицы говорят.

 

 

***

 
       
В. Месяцу

 

Если спирту — воды немного,
чтобы крепче сжимать виски.
В одиночестве больше бога,
чем отчаянья и тоски.
Больше жизни иной и темной,
где напрасны любовь и стыд.
Где ты ходишь, как смерть, огромный —
и под валенком мир хрустит.

 

 

***
      
Деревья шли, деревья шли,
не вынимаясь из земли,
и сквозь себя на мир смотрели,
и обнимались, и летели
 вперед, а виделось — назад,
сквозь свой последний листопад.
И только дождь стоял, как сад…

И только дождь стоял, как сад.

 

 

***

 
       
Плачешь во сне. Во сне,
прямо во мне, на дне
 бездны моей. До дна —
ни одного окна.
Я хорошо живу:
небо ношу в груди,
мягко обут в траву,
тесно одет в дожди.
Скоро примерю снег —
вьюги скользит петля.
Все еще человек.
Или уже земля…

 

***

 
      
Время ищет открытую фортку
 и снаружи вжимает в окно
 черно-белую рыжую фотку,
где от счастья светло и темно,
где, от осени русской шалея,
на лету, на скаку, на весу
 золотые ослы Апулея
 лижут листья в холодном лесу;
сколько мощи и слабости в силе
 тишины, доходящей до плеч,
словно ангелы позолотили
 не ладошки — а теплую речь.

 

 

N.Z.

(Шесть стихотворений)

 

 

***
      
У слепого слова солоны
 и слезы незаметно паденье,
осязание осени, сны,
сочинившиеся до рожденья
 твоего без тебя — твоего,
повторившегося ниоткуда:
молодой пустоты вещество,
осязание смерти, его
 золотое осеннее чудо.
 

***
      
Нет имени у смерти, потому
 что смерти нет, она не отзовется.
Но как мне с ней молчится и живется
 всей пустотой в твоем пустом дому.
Прошу тебя, от скуки перечти
 души моей, уставшей от свободы,
хрустальные до звона переводы
 с воды на лед — усилием погоды, —
и в снегопады землю отпусти.

Прощай, вода, прозрачная, прости,
вся — поцелуй, особенно в горсти.

***
       
Словно табачный дым —
время, его слеза
 горьким и голубым
 лезет тебе в глаза.
Это туман: в росе
 все, что не знает дна.
Слезы вернулись все,
а на щеке — одна.

Влаги обратный путь,
это сплошная соль —
богу не проморгнуть
 небом такую боль…

***
      
И бездна очи открывает:
сибирский проглотив аршин,
вода замерзшая срывает
 с себя — с опушкою — кувшин,
заиндевевшие одежи —
плечистая, стоит она
 как выдох света — вся из дрожи,
вся целокупная, без кожи,
слезой и зрением полна.

 

 

***
      
Так море движется, и снится,
и говорит — и мир оглох.
И в дерево влетает птица,
а вылетает — бог.

Как сон во сне — я море слышал
 и плакал, сам себе чужой,
как будто я из сердца вышел
 и стал душой.
Как будто умер я синицей
 и в теплой варежке воскрес,
не перечеркнутый ресницей
 Твоей с небес.

***
      
Знаешь, у коршуна горсть широка:
поле, деревья, потом облака —
это вселенной распятье
 всё раскрывает в объятье.
Зерна дневных вызревающих звезд
 горсточкой крыльев серебряный дрозд
 сыплет и сыплет на темя
 сквозь раскаленное время…
*

Юрий Казарин — поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор нескольких книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Профессор Уральского федерального университета. Живет и работает в Екатеринбурге.