Альфред Шнитке. Concerto Grosso для двух скрипок,

Скрежет и визг —
              это плачут скрипки.
Смех девиц?
          или вопли хиппи?
Вдавлен в кресла по плечи,
                зал сник —
не трагедия греческая,
                а Шнитке.


Мефистофельский смех
                вам покажется милым,
лишь стальной, как в доспехах,
                грянет звон из рояля.
Содрогнётся на миг
             Паганини в могиле:
век двадцатый гремит,
                отметая тональности.


Что вам грезится в звуках,
краля в бархатных брюках?
Что вы ловите, ёрзая,
отпускник из Берёзова?


Вы, комсорг, хоть и бывший,
неужели не слышите:
в этих скрипках осипших
стонет жизнь ваша лишняя.


А как бы к музыке Шнитке отнеслись прошедшие столетия?

Жители Абдеры рыдали на представлениях «Андромеды»;
Люлли так возбужденно дирижировал, что поранил смычком руку,
    и это стоило ему жизни;
Сальери плакал над «Реквиемом»;
публика доходила до истерии от рэгтаймов Скотта Джоплина 
    и Бена Харни…

Лёгкая и нежная, как поцелуй Эола, музыка барокко,
милый и добрый дядюшка-рэгтайм,
и вы могли заставить публику визжать от восторга?
Для нас вы просто блаженство.
Нам требуются более сильные импульсы…
XX век потонул в додекофонии Шёнберга, стенаниях Йена Гиллана,
    неистовстве Боба Фриппа и скрежете Ганелина…


Зал — частица Вселенной,
                катастрофы не минул.
Локоть справа и слева,
                но вы как в пустыне:
в ожидании чуда
             избавленья от муки,
но улыбка Иуды
            проступает сквозь звуки.


…Фложлеты затихли,
                зал воспрял от кошмара,
в себя возвратился,
                как тело шамана.
Вспомнив Екклезиаста
                («что ни есть — уже было»),
аплодируем страстно,
                как Афины — Эсхилу.


1984