Лики страсти

Люди – братья, люди – сёстры,
А в любви – одни препоны.
Из какой-то «коза ностры»
Вышел в люди Аль Капоне.

В руки – шпалер, на гражданке –
Лимузин, сигара, шляпа;
Труп на труп – и прямо в дамки, –
Вождь, диктатор, крёстный папа!

Ленин – словно Монте-Кристо –
Тиснул штамп на документе.
Из кругов мусаватистов
Вырос Берия Лаврентий.

Из богемы венской – Гитлер,
Сталин – из семинаристов…
Так и билось в этом ритме
Время чистых и нечистых.

Било Сакко и Ванцетти
И сожгло Джордано Бруно.
Имена достойны эти
Политического бума.

Были Босх и Боттичелли,
Были Байрон и Чайковский.
И брели не по теченью
Параджанов и Тарковский.

И опять искали счастье,
Препарировали души.
И, во власти этой страсти,
Власти ставили на уши

После попранных законов,
На потеху всем Неронам,
По следам Наполеонов,
Не внимая их коронам;

Не внимая фараонам,
Не теряя направленья;
Кровью вымазанным тронам
Намекая на правленье

Там, где сказки – словно были;
Там, где карточные крапы;
Там, где есть, не только были,
Смерть и каторжные трапы;

Где любой живёт с оглядкой;
И не смотрят на потраты
Ради цели самой сладкой
Властолюбцы и сатрапы;

Где опасные кроссворды,
И – резвы и моложавы –
Лишь довольны держиморды
Страшной мордою державы.

Ну, а кто откуда вышел,
Из какой такой шинели –
Это мы, писаки, пишем,
Это знают менестрели.

На расстреле и в Кареле
Память жжёт и шеи в мыле.
Потому что менестрели
Тоже были – не убыли.

Не ушли они, как скифы,
Не сменили направленье.
И судьба оставит мифы
О героях поколенья,

О грехе и покаяньи,
О зубастых стенах комнат.
И о противостояньи
Жизнь не раз ещё напомнит,

Где к восторгу миллионов,
Что с азартом морды били,
Робеспьер с Наполеоном
Тоже были – их убили.

Хунта, кучка, наше дело;
На волне борьбы, что вечна…
Вот куда погрузишь тело –
И тебя поднимет встречно!

По закону Архимеда
И продукта, что не тонет,
И даруется победа,
От которой масса стонет.

Власти – время, власти – бремя.
С Богом душу. Или с бесом.
Эти думы, сердце грея,
Жизнь наполнят интересом.

Для убоя и любови
Есть один проход – секретный.
Кто в бессмертие – по крови,
Кто – по арке семицветной.

На престолы в самом деле
Не одна ведёт харизма:
От трудов Макиавелли
До марксизма-ленинизма.

Люди, жаждущие власти, –
То ли хари, то ли лики.
Обретут свои напасти
Те, которые на пике.

Их – военных или штатских,
При немыслимой планиде,
Африканских, азиатских –
Век двадцатый перевидел!

Все достойно погребёны
На погостах государства;
Все лежат, как фараоны, –
Как не вся сумела паства.

У неё пути другие,
По-иному потаённы.
У поэтов – ностальгии,
У тиранов – пантеоны.

Кто замечен, кто замешан
Там, где свет, а не рыданье;
Тот замучен, тот повешен
В Моабите, в Магадане…

У Марины нет могилы
На елабужском погосте.
Где-то Осип так же сгинул, –
Безымянно тлеют кости.

Тюрьмы, каторги, полоны,
Просто случай на охоте…
И Джалили – как Вийоны:
Под венцом – на эшафоте.

Не осмыслишь торопливо
Мир в его изгибах гулких.
Как-то всё несправедливо
В этих властных закоулках.

Кто душой, кто жизнью правит,
Но помрёт, всего скорее.
И какой-то след оставит
В историческом музее.

Дрались Сакко и Ванцетти
С гидрой скользкой и большою.
Только вертят гидры эти
Человеческой душою.

Гидре бровью поведи лишь,
Сон Фемиды не нарушив, –
И погромов и судилищ
Волны вырвутся наружу.

Я извилины не парю;
Тут своё диктует право
С демагогией на пару
Полицейская расправа.

Только память – это место –
Не Помпеи на могилах.
Ей порыться интересно
В симпатических чернилах.

Ей порыться интересно
В исторических вопросах.
Ибо память, если честно,
Не турусы на колёсах.

И, пока бушуют страсти,
Обостряя грани резче,
Мир, давая фору власти,
Грубой силе рукоплещет.

Что-то явит, что-то скроет:
Похимичит, подурачит,
Оподонит, огероит
И совсем переиначит.

Люди – братья, люди – сёстры,
А в любви – одни препоны.
И углы у жизни остры,
А за ними – Аль Капоны.

2009