Осенний павильон

Колоны лип ещё чернее
на рыжем войлоке листвы.
И молчаливые аллеи,
а молчаливые аллеи
вступают в область тишины.

А там, сорвавшись, лист кружится,
потом горит огнём в руке.
Он приглашает приобщиться,
да - приглашает приобщиться
к высокой грусти налегке.

И приобщившись поелику,
высокой грустью освещён,
мечтать я буду о великом,
я буду думать о великом
или не думать ни о чём.

А может быть, я вспомню юность,
друзей, которых нет уже,
чья жизнь однажды захлебнулась,
чья жизнь жестоко обманулась
на том крутейшем вираже.

Но всякий раз, когда вернувшись
в осенний этот павильон,
итожу я свой век минувший,
по дням считаю век минувший,
как будто в том есть свой резон.

Как будто будет мне награда
и зазвонят колокола.
Как будто осени так надо,
неужто осени так надо,
чтоб с ней сгорали мы дотла?

И, если первым было слово,
с него начну я день другой.
Не хрустнув веткою еловой,
не вздрогнув веткою еловой,
расстался этот день со мной.

И, словно в горький час разлуки,
тянулся к солнцу старый клён.
А в тишину вплетались звуки,
и западали в сердце звуки,
где хрипло плакал саксофон.