Встреча

Был зимний день,
а воздух чист и светел.
Я вышел на трамвайное кольцо.
Народ собрался.
Тут я и заметил
его простое русское лицо.

Тому поди минуло лет за двадцать,
как видел я его в последний раз.
Тогда был май
и сыпал снег акаций.
А он готовил к выпуску наш класс.

Полёт весны для нас был прост и ясен,
как путь жука по зорьке над рекой.
Как всплеск воды у берега,
где ясень
шептал стихи рябине разбитной.

А он, сухарь,
вооружённый мелом,
плёл паутину формул на доске
и поправлял манжет рубашки
белой-белой,
ожёг кислотный пряча на руке.

Я помню не любил его предмета.
Историю, к примеру, больше чтил.
Но двойки мне он ставил не за ЭТО,
а вот как раз за ТО,
что не учил.

Да, он был строг,
но что ещё вернее
был терпелив.
таких я не встречал.
Но как Онегин путал ямб с хореем,
я щёлочь от солей не отличал.

Ах, мой учитель!
Что же с вами сталось.
Как вы живёте,
делаете что?
На нём надето было, так казалось,
всё то же тёмно-синее пальто.

Всё та же шапка кроличьего меха,
портфель, что держит слабая рука.
В портфеле уже вылезла прореха,
а сквозь неё бутылка молока.

Теперь уж он
на пенсии, конечно.
Копает грядки,
дремлет в тишине.
Считает нашу жизнь бесчеловечной
и, верно, экономит на еде.


Ах, как нас время
сильно закрутило!
Эпохи пролетали, как года.
На это десять жизней
не хватило б,
а вам и мне досталась лишь одна.

И вы, возможно,
мой учитель добрый,
ещё не понимаете всего.
Случилось так:
из ваших вечных формул
сумела выжить только «аш два о».

Я тоже не жалел
по жизни порох.
Сжигал его
и ярко он горел.
Сегодня мне уже почти что сорок,
да только мало, в чём я преуспел.

Не то мне жаль,
но от того мне худо,
что как рыбак
я невод свой не сплёл.
Иуды были,
только мой Иуда
меня к кресту однажды не привёл.

Вот с чем живу я.
И к чему привыкнуть уже успел.
И я не стал другим.
Учителя хотелось мне окликнуть,
но как я мог придти к нему таким!

Что мне сказать,
придумать жизнь из сказки?
А выйти с правдой
было б через край.
Я и сейчас хожу под чьей-то маской.
И я нарочно пропустил трамвай.

Учитель сел в него.
А я стоял недвижим,
себя осознавая подлецом.
Я чувствовал, что больше не увижу
его простое русское лицо.