Слепой и Кузнечик фэн-Дом, в котором

В восемь часов ночь облюбовывает углы,
гладким зверем проскальзывая в окно.
Я задеваю мизинцем ее крыло
или острый загривок, ощетинившийся у стены,
Только как ни тиха она, каменными локтями
толкая тело в осколки невидимых потолков,
я улыбаюсь, стирая с ладоней теплую мокрую соль.
Значит сейчас, я осторожно зайду со спины-
как за тонкий остов тепла горящий в прохладе ветров.
Он навзничь лежит на полу, повернувшись туда,
где огни, облака, самолеты и кто-то по имени Бог.
Я его попрошу - шевельну пересохшим звуком на языке,
рассказать о том, что видит, сорвусь на вдох.
И голос его как река, и я возле этой реки,
на коленях пью ледяное безвременье слов.
Подношу к губам будто мир, невозможный вообразить,
зрячую тяжесть пальцев, что не объяснить
как гладки морщины младенцев - ножей остриям,
как мягки моря - скорпионьим горячим пескам,
как объятья теплы - мраморной кожи кариатид,
как понять этот мир,
тому, кто слеп,
кто чувствовал лишь
голоса, дыханья и тьму,
кто, наверное, даже не может любить.

*

Каждый вечер в восемь часы отключают нас,
дикий стон флейты и первобытный прибой двора под балконом,
Я зажмуриваюсь, вжимаясь в плечами в матрас
рядом с ним - голова к голове - лежу под тенями клена.
Он будто выдумал мир - мальчишка с коленями в синяках,
с запахом черемуховой воды от седьмого шейного позвонка,
Придумал, чтоб за мою молчаливую злость отомстить,
за костяшки в моих кулаках...
Ночь идет и идет, шевелится за дверью ветер,
выметая из-за углов старые листья и чей-то страх,
а он остается рядом... Со мной на этом огромном свете,
и это даже приятнее всех наших драк и ссор.

Он рассказывает и смотрит в пустое-пустое небо,
и не видит, что в самом темном углу его тоже слушает Бог.