Стихи Виктора Савинкова ко дню памяти поэта

Я слагал стихи, как только мог,
Рифмою увесистой, неброской,
Не судите мой тяжелый слог,
Я – поэт окраины шахтёрской.

Мужество и труд соединя,
От угля под  потом знойны
Люди, вдохновившие меня,
Мрамора и вечности достойны.

Пел  я, вашей удалью звеня,
Вы словами мне платили втрое,
Почему-то вдруг не стану я,
И мои забудутся герои.

Я не спорю  быть или не быть.
Мне до ореола алой славы
Знаю, никогда не переплыть
Самой долгожданной переправы.

Строго отнесясь к своей вине,
Не простит рабочая окрестность,
Что на самой звонкой глубине
Навсегда уйду я в неизвестность.

И меня обиженно ругать
Будут меж собой отвагой свойской,
Что не мог стихи слагать
Паренёк с окраины шахтёрской.
1981г.


ПОДЗЕМНЫЙ ГОРОД

Смел и по-отчаянному молод
В тёмном царстве угольных пластов
Под Прокопьевском построен город
Умными руками горняков.

Я иду опять под сводом гулким,
Под твоею тяжестью, земля,
Штреки мне родные переулки,
Южный квершлаг – улица моя.

Сладко пахнет крепь сосной и елью,
И из множества забойных горл
Неусыпной пулемётной трелью
Раздаётся перекличка свёрл.

Шахта – это углей кладовая,
Вглубь богатств нацелены стволы,
В шахте есть своя передовая,
Есть свои плацдармы и тылы.

Воздух с другом только здесь на дозы,
Как глоток воды, не разделить.
В шахте могут быть и смерть, и слёзы,
Но предательства не может быть.

Если сын, по мне судьбу сверяя,
Спросит, как я жил и где бывал,
Я отвечу: «На переднем крае
Для России славу добывал!».



ОДНАЖДЫ В ШАХТЕ
 
Шахту углубляли год за годом,
Старость медленно свое брала.
На «Горелом» рухнула порода,
За породой глина прорвала.
 
И бедой в рабочие забои
Хлынул пульпы давящий поток,
Запечатывая окна сбоек,
Разрезной и щит под потолок.
 
В глубине для жизни нет простора,
Нет спасенья от могильных нар,
Ничего не светит для шахтеров,
Угодивших грудью под удар.
 
Люди смерти в том ужасном жиме
Не успели выразить свой бунт,
И живые пали неживыми
Через доли мизерных секунд.
 
Стоя перед небом на колене,
Невредимым одолев всю тьму,
Из двенадцати парней на смене
Выжить удалось лишь одному.
 
Тех, что за собою не позвали,
За черту ступив  в глухую тень,
Всех, что смерть тяжелую познали,
Он о них жалеет каждый день.
 
Не зальешь вином и славой горе,
На погосте лучшие друзья,
Тот живой, двенадцатый, который
О друзьях тоскует - это я.
 
11.03.2005 г.  Виктор Савинков

 
ПАМЯТИ ВИКТОРА КОТЕНКОВА
 
Окончен день и выпито вино,
Стихи написаны, пора и к другу в гости,
Который не идет ко мне давно.
Он тихо отдыхает на погосте.
 
Друг друга в жизни не хватало нам,
В забое на двоих судьба едина.
Мы участь поделили пополам,
Мне лучшая досталась половина.
 
Висит над головой проклятье тьмы,
Заряжено негаданным ударом.
Лишь под землею понимаем мы,
Что шахта уголь отдает не даром.
 
Средь нас двоих ты самым лучшим был,
И по дороге в смертную аллею
Ты, как всегда, меня опередил,
Я, как всегда, об этом сожалею.
 
Печаль рыдала на похоронах,
Дымил октябрь в заснеженное небо.
Твой дед при всех военных орденах
Тянулся к гробу: «Мне бы туда, мне бы!».
 
Средь высших проб словесного зерна,
Поверь словам и друга и поэта,
Твоя жена тебе всю жизнь верна,
И я благодарю ее за это.
 
Я здесь, и я колени преклонил,
Твоею смертью душу очищаю.
Со мной, что было в шахте - все простил,
Но смерть твою я шахте не прощаю.
 
В наплывшей скорби поминальных дней
Я, плача, горлом горечь слез глотаю.
Перед беззвучной вечностью твоей
Стихи свои тяжелые читаю.
 
19.01.2003 г.
 
ПАМЯТИ ИВАНА АКИМОВИЧА БОРИСОВА
 
Шахтерская слава подкрашена кровью,
Я памятью жизнь ворошу.
Мне больно и все же с высокой любовью
Стихи о шахтерах пишу.
 
Сегодня я мужество Ваше былое
Глотаю глоток за глотком,
И сердце во мне, как в хорошем забое,
Отбойным стучит молотком.
 
Сказать я обязан, я крикнуть обязан
Земле и седым небесам,
Чтоб эти слова, крылья выправив, разом
Прошлись по святым адресам.
 
Не в солнечной мгле, не в тени кипарисов,
Не в звонах весенней травы,
В забое, в тяжелом забое, Борисов,
Навечно прописаны Вы.
 
Не молкнет отвага рекордных мелодий,
Стахановских окликов зов.
И Вы остаетесь в шахтерском народе,
Как песня тридцатых годов.
 
О, сколько ушло молодых и красивых...
Ушло, не доживших свой час,
Друзья, что погибли во славу России,
Они где-то около Вас.
 
Акимыч, опасную каменоломню
Не предал я, не променял,
Я всех Вас люблю, всех жалею и помню,
Скажите им там про меня.
 
Шахтерская слава подкрашена кровью,
Вновь памятью жизнь ворошу.
Мне больно и все же с высокой любовью
Стихи о шахтерах пишу.
 
15.11.2005 г.
 
ПЕРО И ТОПОР
 
Шахтер владеет топором
Не хуже, чем поэт пером.
Во мне не затухает спор:
Важней перо или топор?
Огни по лезвию бегут,
Они глаза до боли жгут.
Сверкает сталь к искре искра
В крутой заточке топора.
Среди шахтеров я шахтер,
Не опозорил свой топор.
Простая истина стара –
Перо полегче топора.
Возьми перо, в ладонь вложи,
Стихи хорошие сложи.
Поймешь, страдая до утра,
Перо не легче топора...
Я от стихов, как раб, устал,
Но мастером пера не стал.
И в поэтическом бреду,
Извечный завершая спор,
Покорно голову кладу
Под поэтический топор!
 
ПЛАЧУЩИЕ ТЕНИ
 
Бессрочные тянутся годы...
Холодный сырой неуют –
Крутые завалы породы
Покинуть друзьям не дают.
 
Здесь нет ни дверей и ни окон...
По всей бесконечности дней
Рыдает душа одиноко
В раздавленной клетке своей.
 
Послышится каменный шорох...
Однажды настанет пора –
Здесь тени погибших шахтеров
Проход разберут на- гора.
 
Когда под родным небосводом
Гуляют шахтерские дни,
Раз в год по шахтовым отводам
Выходят на волю они.
 
Им адрес их встречи известен,
И в полночь, в двенадцать часов,
Они собираются вместе
На дружеский зов голосов.
 
Про жизнь свою, как про удачу,
Не скажут они, не споют...
Обнимутся, молча поплачут
И снова под землю уйдут.
 
Им вечность — глухая темница,
Их память горька, как слеза...
Усталые, темные лица,
И полные боли глаза.
 
Бессрочные горькие годы...
Холодный сырой неуют –
Крутые завалы породы
Покинуть друзьям не дают.
 
РЯБИНОВЫЕ НОЧИ
 
За горизонтом отдымил последний проблеск,
Заря вечерняя костры свои дожгла,
И на усталый от шахтерских дел Прокопьевск
Ложится мягкая, рябиновая мгла.
 
Мне не уснуть, когда на небесах играет
Костер, пылающий из тысячи свечей,
И август город мой влюбленно обнимает
Теплом и полутьмой рябиновых ночей.
 
В наряды ярких трав невестой разодета,
Средь алых астр, средь белых георгин в саду,
Красиво во хмелю гуляет лето,
Зовет меня к себе, зовет -  и я иду.
 
Не опечалит взор тоска уснувших окон,
Когда ни шороха, ни звука в тишине,
Душе, блуждающей в раздумие глубоком,
Светло и счастливо с тобой наедине.
 
Я не кокосовою нежностью отравлен,
Я от коксующихся каменных углей,
Я от людей, которым равных нет по славе,
Шахтерский, гордый край, я весь в судьбе твоей.
 
Во мне глубин твоих не сказанных сказанье,
Во мне любовь к тебе, ее не превозмочь,
Пропитанная жарким шепотом признанья,
Плывет над городом рябиновая ночь!


ШАХТЕРСКИЕ СТИХИ
 
Шахтеру в глубине, в забое проще нет труда,
Шахтеру в шахте все по духу, все с руки,
Здесь под землей пласты крутые, круче некуда,
И уголек берут крутые мужики.
 
В природной глубине жестокость прорывается,
И это шахта, и не надо забывать,
Что там, где тьма с бедой наедине встречаются,
Бывает трижды то, что не должно бывать.
 
На Третьем внутреннем нелетная погода,
На Третьем внутреннем неважные дела,
Лежачую накрыла крепкая порода,
А по висячей кровля слабая пошла.
 
По опыту былых удач, как по наитию,
Породний выступ горняком за смену взят,
И тяжестью всей щитовые перекрытия,
Ломая уголек, вниз по пласту скользят.
 
Идут бескровные за добычу сражения,
И звездам на небе, и лицам хорошеть,
Ведь у забойщиков, достойных уважения,
Всегда в кармане план и праздник на душе.
 
Шахтеров в глубь земли, за славой, год за годом
Ведут отваги и любви колокола.
На Третьем внутреннем прекрасная погода,
На Третьем внутреннем отличные дела!
 23.03.2005г

ЗОВ ПРЕДКОВ

Шагаю шахтным коридором
На грани уровня морского,
И первобытный мир от взора
В громаде каменной закован.

Храня труда большого метки,
Уходит в темь за штреком штрек.
Таинственные жили предки
Здесь где-то в каменный свой век.

Чем дальше  пробиваюсь в шахту,
За каждым годом и верстой
Мне всё слышнее уголь пахнет
Смолистой древней теплотой.

Здесь под землёй в глухую полночь,
Чтобы свободы дух постичь,
Дикарь, зовя к себе на помощь,
Гортанный исторгает клич.

Кроша буром конгломераты,
В планету углубляя путь,
Очаг времён матриархата
Я отыщу когда-нибудь

1970 г.


ШАХТЁРСКОЕ НЕБО

Не мной ковёр хорезмский вышит,
Не мыл я золото на драге,
Мне по забою штанга пишет,
Как карандашик по бумаге.

Мрак вечности проходчик будит
Призывным звоном топора,
Я знаю, послезавтра будет
Всё то, что испытал вчера.

Людским вторжением разгневан
Восстанет слепо пласт крутой,
И будет угольное небо
Пошаливать над головой.

Дано от синего рассвета
Прийти не каждому сюда,
И этот звон, и небо это  -
Парней отчаянных судьба.

Я б мог не видеть эстакады,
Вести корабль во мгле стихий,
Я мог бы даже, если надо,
Слагать красивые стихи

О том, что было и проплыло,
Как грусть ясна, как боль нежна,
Меня бы трепетно любили
Чужая и своя жена…..

Но всё равно из всех затиший
Штрека и скаты позовут,
Первостепеннее и выше
Опасный оценяю труд.

Горняцкой поступи отвага –
Её не купишь, не продашь…
И по забою пишет штанга,
Как по бумаге карандаш.

1972 г.

СЕСТРЕ ГАЛИНЕ
 
Случается, что думаю о смерти,
Когда-нибудь за мной придет она,
Не так уж много светлых лет по смете
Нам отпускает вечности казна.
 
Я говорю тебе на всякий случай,
Когда мои обрушатся мосты:
«Я в этой жизни не был самым лучшим,
Чтоб обо мне не горевала ты!»


ТОСКА
 
Надоели жиганы, маклеры
И крысятников жадные лбы,
Конвоиров суровые взоры,
Автоматы для дикой пальбы.
 
В восемь метров ограда из камня
И колючая цепь в три ряда,
Довелось судьбиной не нам ли
Здесь сгубить молодые года?
 
Вместо тюрем холодных и диких,
Вместо камеры в сизом чаду,
Мне припомнился запах клубники
В нашем тихом, отцовском саду.
 
Мне припомнились юные весны,
Годы плыли вдаль, как корабли,
Моей жизни тяжелые весла,
Не туда вы меня унесли!


КОРОВА

Я под весёлым, тёплым небосводом
Всё лето на мальчишечью беду,
Корову пас  за дальним огородом,
Водя её весь день на поводу.

Однажды я зевнул.  Почуяв волю,
Поняв, что  пастушонка рядом нет,
Она прошлась  по вспаханному полю,
На грядках отпечатывая след.

Бывает в жизни горькая минута.
Мне, мальчику, был белый  свет не мил,
Хозяин  поступил  со мною круто: 
Забрал корову и меня  избил.

Не знаю: правый я или неправый,
Но, прибежав  к родимому крыльцу,
Ладонью утирая нос кровавый,
Про всё, как было, рассказал отцу.

Отец вскипел: « Да пропади всё прахом!
Да что ж у нас творится, не понять?».

Он в ярости сорвал с себя рубаху,
Он был готов хоть с чёртом воевать.

Впервые я увидел, леденея,
Как дрались два здоровых мужика.
Отец  мой был покрепче, посильнее,
Он был шахтёром, бил наверняка.

От ударов батькиных храбрея,
Я разобрал  средь бранной  хрипоты:
«Сынок, гони родимую скорее,
У нас ещё  немало сволоты!».

Она неслась, тропинки было мало,
Наверно, очень больно  жалил кнут.
Она неслась и всё не понимала,
За что её, невинную, секут.

Домой отец  пришёл темнее ночи,
Сказал: «В тюрьму  дорога мне одна».
И материны голубые очи
Заполонила слёзная волна.

Но выход был, и все  об этом  знали.
Отца  от каторжных дел спасли.
Бурёнушку – кормилицу продали,
И деньги прокурору отнесли.

Отец, я стал  тебя того старее,
Но слышу голос твой из темноты:
«Сынок,  гони родимую скорее,
У нас ещё немало сволоты!».



ЗА СЕДЬМЫМ ГОРИЗОНТОМ

Мою нежность к тебе голубые снега замели,
Но я буду твоим, убивая любовью морозы.
За седьмым горизонтом, за тихою далью земли,
В аромате садов расцвели мои  алые розы.

Если я потеряюсь иль вдруг упаду на бегу,
Обо мне не печаль свою память слезами.
Без тебя я ничто, без тебя я нигде не смогу,
Я найду тебя даже с закрытыми в полночь глазами.

Мне везде на земле, мне под солнцем всегда хорошо,
Средь людей мне везло, я святыми целован устами.
Не ищите меня, я не где-то, я просто ушёл
За седьмой горизонт, чтоб к рассвету вернуться с цветами!

26.08.2008.