Детство

Детство… Для каждого человека , воспоминание о нем, вызывает тихую грусть. Оно несло, будоражило, наполняя нас непонятной тайной взрослой жизни. Хотелось лететь навстречу своему счастью. Детство чаще всего  я вспоминаю, когда еду в поезде, стоя у раскрытого окна вагона. Мелькают мимо леса и перелески, зеленые луга и желтые поля веселых подсолнухов. Наверно не забуду  никогда я отчий дом, родные березки под окном и что есть приятней, как ощутить под босыми ногами шелк сочной травы. Казалось, природа звала к себе, как бы говоря «Люби меня, люби за мою красу, за чистую родниковую воду, за кристально чистый воздух, пахнувший хвоей и грибами». В памяти ничего не стирается. Только грустно, немного больно, что это было с тобой, и больше не повторится. Разве забудешь мамины задушевные песни, и папины рассказы у костра, когда мы с ним ходили в ночное, бывало,  мчишься на коне по зеленому полю, немея от счастья, что жизнь прекрасна и многое еще впереди. Помню белую кипень цветущего сада и маму, такую молодую, в белом платье, с тяжелой русой косой, казалось, что она сама, как цветущая яблонька. С распростертыми руками она ловила меня, когда мы играли с ней, и я ощущал ее родной запах и тепло ее рук. Казалось, счастью не будет конца, и горе никогда не придет. Но оно пришло.   
Однажды отец уехал в город в командировку и не вернулся. Город и другая женщина забрали наше счастье. Потускнели от слез синие мамины глаза. Не было сил смотреть на ее страдания. Я крепился, жалел ее, а отца возненавидел, и не хотел читать письма, которые он изредка присылал. Я сердцем понимал, что произошло, но как он смог, наш самый родной человек, предать нас и поменять на другое, для нас чужое счастье. Хотелось выть от боли, и  я, прячась на сеновале, рыдал, как маленький ребенок. Помню первую ссору с мамой, когда она привела в дом замену отцу. Я знал этого человека. Хороший он был, но для меня чужой, я знал, что я неправ, это ее жизнь. Но я не мог спокойно смотреть на опять сияющие синие глаза, на нее, чуть располневшую, и с уже заметным животом. Это был их общий ребенок. Я стал грубоват, постоянно срывался. У меня еще тлела надежда, что отец вернется, но видел, что маме было уже все  равно. Я казался себе таким одиноким рядом с их счастьем. Ох….если бы я знал! Но я, оставив записку, после очередной ссоры, взяв немного денег, поехал к отцу, Адрес я нашел на конверте из его писем. Болью отозвался гудок теплохода, на котором я уезжал. Позади, как на ладони, наша деревня. Синяя небольшая речка, где мы с мальчишками ловили рыбу, почти что руками, где-то на лугу колыхались красные маки. Синеватый лес чернел, как бы негодовал, что я бросил все это. Отец меня не ждал, но встретил радостно, и как-то виновато. Чужая женщина обняла меня. В коляске лежал малыш, смотря на меня улыбчивыми глазами. Подумал: папины глаза. Две небольшие комнаты и кухня. Тяжелый воздух и теснота городских улиц, давили меня, прижимая к горячему асфальту. Казалось, что я не выдержу, в глазах была мама.  Я знал, что я сделал ей больно. Я так ее любил, но ее выпирающий живот… Тогда мне казалось, что я ей уже не нужен. Ревность мучила меня. В моих, тогда еще неокрепших мозгах, было только плохое.  У отца жил я , как отшельник. Его жена была сначала ласкова со мной, но я старался избегать ее, мне казалось, она старается заменить мне мать. Особенно меня раздражал малыш, еще больше, когда отец с ним сюсюкался. Хотя знал, малыш здесь ни при чем. До меня тогда еще не доходило, что жизнь надо принимать такой, какой она есть. А отец, чувствуя себя виноватым, старался мне угодить, купил мне мопед, благо было лето..Я носился на нем за городом, где дороги были, как дырявое решето. Мама присылала письма, ласково зовя домой, но дурь мою, даже на трясущей дороге, не выбил и мопед. В 12 лет характер наверное у всех неуравновешенный, Обида на мать не проходила, хотя я все чаще думал о ней. Я думал—родит, зачем я буду нужен ей. У них своя семья. А я такой одинокий. Слезы застилали глаза. Я не могу забыть, с какой нежностью она смотрела на своего нового мужа, а он ласково поглаживал ее выпирающий живот.
 Наступала осень. Над городом все чаще нависали черные тучи, и ночью веяло холодком. И на душе становилось горько. В школу надо, а куда? Или ехать домой, или здесь? А кому я здесь нужен? Тяжкие думы не оставляли меня. Если бы я знал, что в этот момент не станет моей мамочки, самой дорогой и любимой. Никогда не увидеть мне ее синих глаз, никогда не смогу обнять ее и сказать «прости, мамочка». Казалось, я, если рядом был бы, этого бы  не случилось. Как во сне помню телеграмму, навечно закрытые мамины синие глаза и горькая обида на застывших губах. За что же так со мной? Слезы градом лились из моих глаз, Отец держал меня за руку, сдерживая рыдания. А по ту сторону гроба стоял тот, чужой, который вторгся в мою жизнь, казалось, он виновен во всем. Но глянув на него сквозь слезы, я увидел искаженное от боли лицо, он дрожащими руками, прижимал к себе маленький комочек. Это все, что осталось от мамы. Она умерла, дав жизнь другому.  Я сразу  повзрослел, понял, что я глубоко ошибался. Я молча подошел к нему, и , плача, положил ему голову на плечо.
Теперь я зрелый мужчина. Стал писателем. У меня два сына. Отец давно умер. Мы с братом очень дружны.  Приезжая в деревню, хотя и редко, я иду с цветами к могиле моей матери. Деревня теперь не такая шумная и веселая. Высохла речка, исчезла рыба и только камыши шумят на ветру. Постарели березы под окном, и только мама смотрит на меня вечно молодыми глазами. Как бы любя и прощая. Может и нет моей вины, что случилось, и я чувствую ,как по моей щеке стекает невольная слеза. Прости меня мамочка! Я никогда не забуду свое детство, зеленые луга, звонкие песни девчат, родные березы у окна, цветущие яблони, и маму, такую молодую, в белом платье, с тяжелой русой косой, которая раскрыв руки, ловила меня, когда мы играли. Я и сейчас помню тепло ее рук…