Вертолет

Здорово Саша. Садись, покурим, давно тебя не видел. Поговорить-то охота, с кем сейчас поговоришь. Включат телевизор, гляделки в него упрут и молчат. А что там смотреть, один секс, да мордобой. Я до вчерашнего дня думал, что они из-за этого секса друг, друга метелят, поделить никак не могут. Внучок вчера объяснил, что это за секс такой. В наше время он не так назывался.
Да ты же знаешь!
Да... Да что ты знаешь-то, тебя ещё тогда не было. Я вот тебе сейчас случай один расскажу. Давно это было, когда ещё первый вертолёт изобрели. Вот тогда значит, один такой вертолёт к нам в сельсовет дали. Да сам же знаешь, какие тогда дороги были. Бывало на лошади едешь, после дождя, у неё одни ноздри из грязи торчат.
Да… Да что ты знаешь-то. Тебя ещё тогда не было.
 Ну вот, вызывает меня председатель в сельсовет и прямо в глаза говорит, в Москву полетишь с пакетом, на вертолёте. Думаю, кумекаю, почему меня выбрали? Потом дошло, я же курсы трактористов закончил. Что ты, тогда на трактористов учили, как сейчас на инженера в институте, три месяца учился. Да! Ты же знаешь, как раньше учили. Это сейчас учатся, учатся, а на тракторе ездить не умеют, не то, что на вертолёте летать.
Да… Да что ты знаешь-то. Тебя ещё тогда не было.
Ну, пока мне пакет вручили, пока в лётную форму одели, мужики вертолёт из гаража выкатили, и он уже под парами стоит. Залез я в него, а там рычагов всяких, что ты, еле разобрался. Про себя думаю, сейчас я тебя испытаю. Как дал ему газу, он сразу в карьер попёр, галопом, вёрст сорок в час. А у нас на взгорке церковь стояла, он паразит прямо на неё рулит, толи ветром меня на неё снесло. Что ты, ветра тогда были не то, что сейчас. Помню, с мужиками в сарае выпивали, праздник тогда какой-то был, не помню. Да не было никакого праздника, так взяли и напились. Так вот в то время такой ветер к вечеру задул, я, когда из сарая вышел, меня сразу с ног сдуло. Так до самого дома на боку катился, правда, где канава поглубже на четвереньках приходилось ползти. Да ты же знаешь, какие ветра были. Вот я у этой церкви чуть маковку не отломил. Этот вертолёт поначалу плохо повода слушался. Ну, я ему плёткой между ушей врезал, сразу слушаться стал.
Я говорю – Ты дед про коня, что ли рассказываешь.
Ну да, у нас в колхозе конь Вертолёт был. Всех коней поймают, его никак не могут поймать, вертится окаянный, вот его вертолётом и прозвали. Да ты же знаешь, какие кони вертлявые были в то время.
Да… Да что ты знаешь. Ты тогда ещё не родился.
Да не было никаких коней, что ты меня перебиваешь, вдруг, что не так расскажу.
В общем, лечу я, значит, на этом вертолёте, а деревня моя, как раз по дороге на Москву стоит. Дай думаю, по пути домой залечу, с женой попрощаюсь, на всякий случай. Ну и залетел. Да ты же знаешь, двор-то, какой у меня был, одна изба, остальное всё двор, заблудиться можно, не то, что вертолёт посадить.
Да… Да что ты знаешь-то, тебя ещё тогда не было.
Ага, посадил я свой вертолёт, хорошо посадил, дверку не помял, фонарей тоже не разбил. И вот я выхожу из вертолёта, что ты, куртка кожаная, сапоги хромовые, шлем кожаный, с очками, чтоб глаза в полёте не выдуло. Ты знаешь, как раньше лётчиков хорошо одевали, не то, что сейчас, оденут, комбинезон с подтяжками и всё. Сам по телевизору видел. В наше время всех лётчиков в кожу одевали, заботились. Вот я вертолёт только заглушил, винты ещё вращались, помню. И пошёл в избу, а уже сумеречно было. Мне дураку нет, чтоб постучатся, нет, захожу без стука, привычка. Баба моя меня увидела, за чёрта приняла. Она тракториста издалека видела, а тут вертолётчик. Как она ухватом мне по очкам даст, у меня из глаз стёкла брызнули, у всех
бляха-муха из глаз искры летят, а у меня стёкла полетели. Стоит, визжит, как боров под ножом.
 Я как заорал – ты, что дура мужика родного не узнала, имущество казенное разбила. Вертолётчика государственной важности можно сказать покалечила. Что ты, тогда за казенное имущество строго было. За своё добро садили, а тут казённое, да ещё человек государственный. Я, конечно, заявлять не стал, жена все-таки.
Да всё ты знаешь. Да… Да что ты знаешь, тебя ещё мамка титькой не кормила.
Где-то, через полчаса, собака меня узнала, ага,  по голосу, по поверхности никак не могла узнать. Ты думаешь, я, первый вертолётчик на селе подняться не мог. Не мог, потому что она меня за шею ухватом к полу приковала. Её ещё тёща, не к ночи помянута, научила чертей ухватом ловить.   
Всё наговаривала – ты дочка чертей не бойся, бери ухват, если что, у него как раз рожки к мужской шее подходят, как к дну чугунки, держи до тех пор, пока не разглядишь, что это не муж твой вернулся, твой покой нарушил. Если в чёрте сына агронома узнаешь, отпускай, он тебе как раз пара. Простил я ей всё. Да ты же знаешь, как мы раньше прощали.
Да… Да что ты знаешь-то, мамка твоя тебя в себе ещё носила.
Вот где-то, через полчаса она меня отпустила.
Я на неё как крикну – а ну, дай раны  чем-нибудь смазать. Это у вас сейчас называется стресс снять. Хорошо снял, утром когда к вертолёту шёл, покачивало. Да ты же знаешь, как раньше пили, четвертями, не то, что сейчас рюмку выпьют и нос в землю.
Да… Да что ты знаешь-то, у тебя ещё тогда соплей подтереть не было.
В общем, полетел я. Высоко поднялся, земли не видно, одни облака. Слышишь, я форточку открыл, облака пощупал, они как студень, ей богу не вру, а на вкус, как кисель без сахара, пресные. Что ты если бы они сладкие или солёные были, наши нынешние мафиози давно их за границу продали. Хрен бы потом не дождичка в России, засохло бы всё.
Что я всё про облака-то, я же на вертолёте лечу. Ты что, как дал ему газу, вёрст двести из него выжал, в час. Днём то я по приборам летел, в основном по спидометру, на давление поглядывал, нормально всё. А как стемнело, растерялся маленько, фары включил, куда светить не знаю, не по дороге еду, по воздуху. Я на связь, в Москву позвонил, самому главному министру, этих, путей сообщения, мне сразу зелёную улицу дали. Прямо вдоль всей трассы огни зелёные зажглись, и я по ним шпарю. Правда, ногу с тормоза не убираю. Ты, что, скорость такая, вдруг, какой-нибудь пьяный на лайнере поперёк дороги вывернет, всё, сразу хана. Ему пьяному, что красный, что зелёный, всё в один свет. Наконец-то рассвело, гляжу, а я уже к Москве подлетаю. Чувствую, тяга у вертолёта пропала. Я ему газую, а он падать начал. Я выскочил в тамбур, смотрю, а уголь в топке совсем прогорел. Я не растерялся, куртку кожаную снял и в топку бросил. Чистая кожа, до сих пор жаль. Ты же знаешь, какие куртки в то время были, не то, что сейчас, один дерматин.
Да… Да что ты знаешь, тебе ещё мамка сказку не рассказывала.
 Сел я в Москве, прямо на красную площадь, с лева от мавзолея, до аэродрома топлива дотянуть не хватило. Сразу машина подошла, да не одна. Людей повыскакивало уйма. Президента, правда, не было.   А, тогда вообще президента не было. Секретарь был, генеральный. Да ты же знаешь, тогда один генеральный секретарь был. Да… Да что ты знаешь, ты тогда под стол пешком ходил.
 Это сейчас, два рабочих в организации,  у них и генеральный директор. Плюнуть и размазать, честное слово. Привезли меня к главному, в кабинет завели, я ему как положено пакет вручил, честь отдал, спросил разрешения отбыть обратно. Он человек душевный, спросил, на чём я прибыл, как добрался, есть ли какие пожелания. На вертолёте – говорю, товарищ главнюк, мне бы пару вёдер угля, чтобы обратно до нашего колхоза, сельсовета, до дому долететь. Он, не долго думал, вызвал к себе двух здоровых мужиков и приказал им уголь раздобыть для моего обратного полёта. Они, за сутки всю Москву облазили, а двух ведер угля не нашли. Раньше Москва бедно жила, а сейчас и подавно. У нас в колхозе к кузне иди и бери этого угля, сколько хочешь, только кому он нужен. Я так понял угля в Москве, даже за бутылку водки не найти, вот в чём ужас. Поездом меня отправили. Ох, как долго ехал обратно. Долетел за сутки, обратно ехал семь. Да ты же знаешь, как поезда раньше ходили, час едет, три стоит. Не то, что сейчас, быстрей вертолёта бегают. Да… Да что ты знаешь то, тебя ещё тогда не было.   
                21.08.2009.г. А. Хабардин.