Сибирские Экспедиционные Силы генерала Шигемото Оо

Хабаровчанам – жертвам геноцида
японских интервентов на Дальнем Востоке России
в 1918-1922 годах.
«Возле Хабаровска ночною порою,
…………………………………………
Нашли мы девочку – с ума сошедшую.
Японцы дикие, с зверями схожие,
При отступлении в их дом вломилися:
Убили мать её и, желторожие,
Дочь опозоривши, над ней глумилися.
…………………………………………
В ней чувства чистые все опоганены,
…………………………………………
И груди девичьи штыком изранены…»
В. Северный
«Амурская правда»,
6 февраля (24 января) 1921 г.


Набухла верба за Амуром -
Весна в апреле.
В субботу, пятого разверзлась
Земля в капели.
Заря алела и стонала –
Был в шоке город.
Чтоб убивать простых людей
Не нужен повод.
Шла планомерная война
На истребленье,
Обстрел Хабаровска принёс
Развал и тленье.
В упор из пушек шёл расстрел,
Из всех орудий,
Крушили всё вокруг подряд
И без прелюдий.
На улицах и площадях
Гуртами трупы.
Эх, до чего же мы, народ,
Местами глупы.
Не верили в жестокий нрав
Тех супостатов,
Где целомудрие и честь
Для азиатов…
А русским только лишь одно-
Штыком в животик-
Не нравится им детский плач
И детский ротик…
На Ветке-Пристань по домам
Ходили строем,
О сколько ж сгинуло семей,
Убитых горем.
И к нам нагрянули они
С ухмылкой Солнца,
Дверь вышибли одной ногой,
А с ней оконце.
Перевернули кверху дном,
Что было в доме,
Такое лишь в похмельный день
Понравится Горгоне.
Поставили всех молча в ряд
К дощатой стенке,
Допрос вели : «Где старший брат ?»
Попеременке…
«Где партизаны ? Где отряд?
Где командиры?
Не то прострелим бошки вам
И будут дыры…»
Бывает всё-таки хоть раз -
Нас Бог спасает,
И в роковые дни и скорбь
Нам всё прощает…
Так и случилось в этот раз,
Как с перепугу:
Альбом открыток на столе
И надпись –«Другу…»
Всё на японском языке,
Где Фудзияма,
Утсуномия даже есть
И панорама.
Вот сакура цветёт в саду, гуляют гейши,
Не надо трогать их рукой,
Мой друг милейший…
Вот императорский дворец,
Буддистский праздник…
Токийский полдень. В нём людей-
Зверей заказник…
Так пролистали весь альбом
И стали цокать,
Им вспоминался бумажный дом
И женский локоть.
Белила густо на лице,
Огонь помады.
Скорей вернуться бы домой,
Где все им рады…
А здесь Россия, дикий край,
Где их не любят,
А что случится -  поминай,
Хвосты отрубят…
Скатилась тихо как-то спесь
С горы закатом.
Как тяжело в чужом краю
Быть адвокатом.
Не стали трогать и ушли,
А напоследок
Свинью убили и козу,
Как малых деток…
Кричали «Кора» и «Кусо» -
Японским матом,
Смотрели русские им вслед,
Как сталь с булатом.
Винтовка Мосина с берданкой,
Трёхлинейка,
Смотрела молча им вослед
Узкоколейка…
Им вспомнилось:  давным- давно,
Как были биты,
Но время «Ч» вернётся вновь
И будут квиты !
Позор Японии, позор,
Как оккупантам…
Да, это явный геноцид !
И смерть талантам…
Без перерыва до луны
Шла эта бойня,
Набат стонал от всей души
И… колокольня…
Сухой «нацистский» прагматизм,
А где ж культура ?
Иль помешала вобла им
И политура ?
Где гуманизм и тонкость чувств,
Где их учили ?
Стрелять в старушек и детей,
Не палачи ли ?
Хотели тихо под шумок
Прибрать землицу.
Порезать русских на куски,
Как в баре пиццу…
Расширить свой японский край
До Забайкалья,
Вот где истоки их вражды,
Глумись, каналья…
Нет покаяния от зверств
В японских душах,
А может душ то вовсе нет,
Как рёбер в сушах…
Прошло  уж 90 лет,
А то и больше.
Мы помним даже геноцид
Евреев в Польше…
О судьбах же своей страны
Не вспоминаем,
Беспамятство – есть спазм души
С собачьим лаем…
За эти годы , как всегда,
Ни сном, ни духом.
Своих людей забыли мы,
Земля им пухом…
Мы часто плачем о других
И всех жалеем.
Своих забвенью предаём
И не робеем…
И «Книгу Памяти» издать –
Никто не хочет.
Ушли правители «в себя» -
Их не щекочет…
Ни монумента, ни Креста
В честь убиенных,
О Господи, придай нам сил
Благословенных…
Для возложения цветов
По страшным датам
Куда же скорбь нести свою
В кульке помятом…
Как помянуть три тыщи душ?
Где место тризны?
Как воспитать нам молодёжь –
Солдат Отчизны ?
Где геноцид евреев был –
Там монументы.
У нас же здравицы одни –
Аплодисменты…
И гробовая тишина
На все вопросы,
Амур вскипал, шёл ледоход
А с ним торосы…
Клянутся все в любви своей
Хабаровчанам,
Как сикхи некогда клялись
Всем англичанам.
Речей елейных мишура
И комплименты,
На все вопросы лишь одно –
Аплодисменты…
Дождусь я пятого числа
С утра в апреле,
Когда мне пенсию дадут -
«Слепой тетере».
Я в храм Саровского войду,
Не за обиду,
Богослуженье закажу
И панихиду…
Куплю свечей на тысяч семь
Без сожаленья
И помяну погибших всех
С благословенья…
Елейный голос распевал
Под сводом храма,
Закат кровавый истекал,
Как в сердце рана.
Мы, преклонённые, стоим
В блаженных позах,
Над нами скорбный Серафим
И души в розах.
И мы - единая судьба
Живых и мёртвых,
Просторов русских и Христа,
И рук простёртых…
Мы можем молча погибать
И воскрешаться.
За это многие всегда
Нас так страшатся.
Сентиментальные порой,
Порой суровы,
За нами Родина и Бог,
И знак Подковы…
Мы возведём  в душе свой Храм.
Прощай, чернуха…
А память – лучший монумент
Для силы Духа…