Свободный полёт

(отрывок из повести "Воспоминания без размышлений")

То, что попасть в Москву нужно было именно сегодня, выяснилось слишком поздно. Мавр швырнул телефонную трубку, тяжело вздохнул и скорбно изрёк: «Надо лететь, Толян. Иначе…»  Что в середине девяностых означало это «иначе», когда вопрос касался денег, мы знали более чем хорошо.
Я похлопал себя по карманам: паспорт – кошелёк – ключи, и ответил: «Ну да. Я слетаю. А завтра ночным вернусь. Самолёт через сорок минут. Успеем?»
Водила Мавра, на новой, еще без номеров, «Девятке», домчал нас по «встречке» до аэропорта за пятнадцать минут.

Безнадёжно унылые лица толпившихся у кассы жаждущих полёта давали понять, что билетов нет. Мавр зажал в руке несколько сотен баксов и в надежде на «неснятую бронь» понёсся в коридоры власти Саратовского аэровокзала. Я же, бросив на свежевымытый пол у окна набитую деньгами сумку, грустно уставился на автобус, увозивший пассажиров на посадку.

Из состояния раздумий меня вывел крик дежурного администратора: «Совсем обнаглели эти новые русские! Сказано же: нету билетов! А он мне свои доллары суёт! Да я сейчас милицию вызову!»  «Дура администраторша», - пробурчал Мавр, возвратившись ни с чем. До вылета оставалось пятнадцать минут. Уборщица возле нас мерно водила шваброй по полу и бубнила себе под нос: «Орут и орут. Начальники хреновы… Ничего сами сделать не могут. Да и он хорош… Ещё бы к гардеробщику за билетом попёрся…»

«К гардеробщику!!! Кто в театре главный? Именно к гардеробщику!!!» Мы с Мавром одновременно взглянули в дальний угол зала, где маленький тщедушный мужичок в засаленной аэрофлотской спецовке неторопливо укладывал пассажирский багаж в стальной контейнер. «Улечу», - понял я. Ровно через десять секунд мужичок, которого, как оказалось, звали Палычем, уже деловито оглядывал меня: «В Москву надо… ну-ну… бабки  везёшь… ну-ну… Значит так: мне – литр, экипажу – литр, и командиру – тариф. Лады? Магазин за углом». Ошарашенный Мавр ринулся в магазин за спиртом «Royal». «Зря торопится, - захихикал мужичок. - Рейс-то задерживают. Сейчас объявят по радио. От губернатора позвонили. Ему тоже срочно в Москву понадобилось. Пока не приедет, не взлетите».

На взлётное поле я и губернатор выехали одновременно. Он с одной стороны на «Мерсе» с тремя джипами охраны. Я – с другой – на неизвестном природе автопогрузчике без капота и дверей, зато с облезлой площадкой на телескопических опорах для багажного контейнера. «Мы почти на равных», - весело подумал я. Однако губернатора препроводили на борт через задний трап. Я же вплыл в раскрывшуюся техническую дверцу кабины пилотов на подъёмнике Палычевского  чудо-автомобиля. «Бывай, Палыч!», крикнул пилот и захлопнул за мной люк. Потом толкнул  куда-то в темноту и прошептал: «Старичок, вот служебный туалет. Закрылся изнутри и замер. Взлетим – выпущу».

Приключение начинало мне нравиться. В кромешной тьме, на ощупь отыскав внутреннюю задвижку, захлопнув дверь, под нарастающий шум ревущих двигателей, я замер на мини-унитазе с мыслями: «Осталось пристегнуться туалетной бумагой»…

Тем временем самолёт взлетел, и стюардессы по «громкой» уже рассказали о температуре за бортом и высоте полёта, по салону уже провезли тележки с водой, газетами и сувенирами, а я всё сидел в своём тесном убежище.

Наконец через несколько минут кто-то безуспешно дёрнул снаружи ручку двери, потом ещё раз, и ещё… Но моего спасителя всё не было. И только услышав: «Лен, туалет что ли опять сломался? Позови Ромку, пусть откроет», я догадался, что про меня элементарно забыли, и решился выйти…
Визжали стюардессы недолго. Подоспевший пилот кое-как успокоил их, и, извинившись за забывчивость, убежал обратно… Остаток полёта мы мирно проболтали с длинноногими красавицам в их служебном отсеке...

Обратно в Саратов я ехал ночным поездом. Как всегда, без билета, с проводницей, «за десятку сверху». Мы пили чай в её купе, когда по вагону в облезлых ботинках и парадном кителе важным павлином прошёл начальник поезда. «Лизавета, как освободишься, жду у себя. Поможешь. Мне ведомость надо заполнить», - безапелляционно повелел он. «Непременно, Михаил Петрович…», - ответила Лизавета и смачно улыбнулась во весь, набитый золотыми зубами, рот. А мне на ухо доверительно прошептала: «Начальники хреновы… Ничего сами сделать не могут…»