Владимиру Высоцкому

Кто застыл отрешенно, кто тупо пытался заплакать,
кто от горя завыл, онемев от беды, застонал.
Ах, жара-то какая, уж лучше бы холод и слякоть!
Кто поверит теперь, что он смерти в июле не ждал?

Вот и лёд на реке... Долго ждали того ледохода!
И у берега чайка надрывно рыдает: «Всплыви!»
То ли это судьба, то ли это капризная мода:
запоздалые всхлипы всеобщей народной любви.

Парус в клочья и душу на клочья от горя,
и дельфин на подносе,как гусь брюхом кверху  лежит,
и в делёжку пошло этой славы немереной море,
и по-новому вдруг засверкали  тупые  ножи.

Вот и всё! Наконец-то им можно гордиться!
Снова  бал-маскарад! Маски можно уже поменять.
И не грех:  не  успел над могилой его повиниться,
но  зато теперь другом его можно  смело  считать.

Жду, секундам, минутам  тяжелым не  знаючи  счёту.
Рву  на  клочья и в  клочья из  слухов и доводов  сеть.
Ну, когда эти  гончие псы отдохнут от охоты!?
Ну, когда упадут и дадут ему песню  допеть?

Вот и кони над пропастью снова заржали,
вот и голос охрип, но, надрывную ноту беря,
я хочу, чтобы песни твои, как и кони, полёт продолжали,
холки взмыленные, на бегу, на ветру серебря.
               
 1988г