Ты помнишь лица тех, кого убивал?

- Ты помнишь лица тех, кого убивал?
- Да, помню... Я их всегда помню...
- Всех?
- Всех, чьи лица видел.
- А что видишь на этих лицах чаще всего?
- Страх. Страх смерти и желание жить любой ценой. Мольбу.
- А бесстрашие?
- Это хуже запоминается. Не знаю почему, но хуже. Когда человек не боится смерти, его убивать легче. Даже если он враг, все-равно легче. А когда в глазах ужас и мольба - это хуже всего... Это запоминается на всю жизнь. - Снится?
- Да, снится. И мне страшно во сне. Я боюсь их, тех, кого убил, тех, кто продолжает молить меня о спасении своей жизни даже теперь, когда прошли не годы, десятилетия. Они смотрят мне в глаза и верят, что я смогу их не убить. Понимаешь, они верят...
- Они разговаривают с тобой?
- Нет. Только немая мольба и ужас в глазах. Они боятся смерти и не хотят умирать. Они хотят жить и надеются не умереть.
- А как ты с этим живешь?
- Живу.
- Не пьешь?
- Не пью.
- Куришь много?
- Раньше много. Сейчас не курю. Уже три месяца.
- А смерти боишься?
- Нет... Ну, может, немного... Не то, чтобы боялся, просто неохота. Жить интересно! Так интересно! Вот только бы эти еще не снились, но я к ним вроде как-бы привык...
- Их много?
- Кого? Убитых или снящихся?
- И тех и других.
- Убитых много. Снятся немногие. Я уже говорил тебе... А ты сам там как? А то все обо мне да обо мне.
- Никак. Нет там ничего такого, о чем говорят или пишут. А может я не там, где все это есть... Встречаюсь со многими нашими. Глебыч тебе привет передает.
- Да ну? Спроси, а он помнит бутылку коньяка, которую проспорил и не отдал?
- Это еще в училище что ли?
- Ну да.
- Эка, сказанул! Да он ее еще и тогда не помнил.
- Напомни, пусть не думает, что я забыл. Проспорил - пусть отдает. Не волнует. Если помнит, что офицер...
- Напомню.
- Про меня ничего не знаешь?
- Откуда? Что ли нас посвящают?
- Понятно... Ладно, спасибо, что навестил.
- Давай, братуха, держись...