Княжна Мариам

    
     ПРОЛОГ

Как море, кавказская ночь глубока!
Её не коснётся природы рука
Ни шелестом листьев, ни свистом сурка,
Ни тихой волной шалуна-ветерка,

 Ничем не нарушится тут тишина.
Еще не всходила над лесом Луна,
А бледною лентой уже полоса
Светлеет на тёмных вдали небесах…

Всё шире и шире полоска видна.
Минуты проходят. Да вот и Луна!
Прозрачная, ясная, словно алмаз.
Красив в эти лунные ночи Кавказ!

Красив этот зубчатый белый узор -
Блестящий орнамент заснеженных гор.
В серебряном свете седой исполин,
Играя, нисходит в просторы долин.

В леса и ущелья спешит темнота,
Купаются тени на склонах хребта,

Возносят ночную красу на щите.
Есть что-то волшебное в той красоте!

Чудесная полночь!.. Но сказ не о том, -
О княжеском замке мы речь поведём.

На самом верху, на скале, под Луной,
Укутанный строгой ночной тишиной,
Стоял этот замок – с высокой стеной
За крепкой стеною в ночи отдыхал.
Владелец строения, князь, феодал!

Богатый, как Крез, повелитель Давид…
Но – не богатством он был знаменит,
Не золотом веским, и не серебром –
Единственной дочерью, нежным цветком,

Красавицей первой, богине под стать,
И лучше которой вовек не сыскать.
Дороже, чем весь поднебесный бедлам,
Для князя была его дочь Мариам.

Года проходили. И щедрый отец,
Готовя любимую дочь под венец,
Построил ей  рядом отдельный дворец.

В ту ночь безмятежно княжна Мариам,
Спала, чтобы встать, как всегда по утрам
Весёлой и бодрой, как солнечный луч.

Но временно прячась за складками туч,
Серебряный свет озорницы Луны
Проник под покров золотой пелены.


Хоть крепко спала молодая княжна,
А тотчас проснулась от тихого сна,

Привстала… И в пёстром халате ночном,
Подаренным ей в день рожденья отцом,

Присела по-детски на стул небольшой,
Раскрыла окошко. «Ах, как хорошо!
Ах, как хорошо!»- прошептала она,
Любуясь Луной из большого окна.

Струится весёлого света поток,
Глядит Мариам из окна на восток.
Красавица тихо и нежно поёт
Любимую песню: «Джигит мой идёт»:

« Уходят навек драгоценные дни,
Мелькают и гаснут, как искры, они.
О них вспоминают,
Потом забывают –
Мелькают и гаснут, как искры, они.

Но нет! Не забыть мне прекрасного дня,
Когда ты ласкал у чинары меня.
Под чудною аркой
С улыбкою яркой
Тайком от других обнимал ты меня.

Не знала я раньше джигитов таких,
Чтоб были сильней и красивей других.
Но этим вот летом
С обычным рассветом
Ты стал мне, любимый, дороже других.

Ты робко признался, рукав теребя:
 «Зачем же тогда я не встретил тебя?
Под ветер весенний,
Скрывая волненье,
Сказал мне: «Зачем я не встретил тебя!»

Жалели мы вместе в предутренний час,
Что время нельзя захватить про запас.
Кавказский же вечер,
Конечно, не вечен,
А время нельзя захватить про запас.

Холодною тучей Луну замело,
Но нам было вместе тепло и светло.
Под небом открытым
С красавцем-джигитом
Мне было тогда и тепло и светло.

Пусть юность приветы мне шлёт на бегу,
Забыть твоих слов всё равно не смогу.
На лоне природы
Развеются годы, -
Забыть твоих слов никогда не смогу.

И в час, когда звёзды уронят росу,
Твой образ я в сердце своём унесу.
Бесценною ношей
Родной и хороший
Твой образ я в сердце своём унесу»

Окончилась песня. Всё стихло вокруг.
Княжна поднялась, повернулась…  И вдруг
Огромною тенью закрылось окно.
И в княжеской комнатке стало темно.

Княжна задрожала. От страха едва
Промолвила тихо молитвы слова:
«О, Бог всемогущий, спаси, сохрани!
Нечистую силу от стен прогони»

Нечистая сила беду навлекла:
Со стуком и треском, со звоном стекла
Проник в её спальню злодей- великан,
Рукою обвил её девичий стан;

На миг засветилась в окне бирюза.
Княжна Мариам отшатнулась. Глаза
Широко открылись в испуге. Пред ней –
Татарский наместник, хан Менгли-Гирей.

Не вырвался крик из прекраснейших уст –
Княжна на ковёр опустилась без чувств.
С ковра её поднял ночной Геркулес
И так же внезапно, как прибыл, исчез.

Прощай, чудный замок с высокой стеной,
Спи  тихо и сладко под мирной Луной.






ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Под утро на склонах туман поредел.
Погасло светило ночное. Горел
На небе лишь только румянец зари.
Восточные ханы, эмиры, цари

Всегда поклонялись светилу светил;
Так древний обычай народы учил.
Того, кто обычай святой нарушал,
Жестоко  закон неподкупный карал.

И вот, наконец, луч светила светил
Долины и горы, и лес осветил.
Стада, табуны оживились в горах,
Хор птиц на деревьях, цветах и кустах
Встречал и приветствовал солнечный луч:
Так был он в природе суров и могуч.

Проснувшись, Давид, как ужаленный, встал
И тут же пред образом в спальне упал.
Взмолился: «О, Боже! Спаси, пощади!»
И руки скрестил на широкой груди.

Был робок и жалок Давид в этот миг,
Как будто в могилу собрался старик;
И слёзы текли и текли на ковёр,
Смывая с великого князя позор.
Дрожа в лихорадке, Давид повторял:
«Неужто восход я светила проспал!?
Быть в замке моём лиходейке-беде.
Да в чём провинился я, Боже, и где?

Тут что-то не так…  И труба не слышна…»
Гнетущая слух во дворце тишина
Сразила Давида. Растерянный князь
К окошку скорей подошел. Торопясь,

Раскрыл его настежь и свесился вниз:
На том же пригорке стоял кипарис,
Всё было на месте: и сад, и ручей,
И сотни других дорогих мелочей.

Чинары всё так же свежи, хороши,
Но вот почему ни единой души
Нет в замке. Хоть стража в воротах стоит,
К стене прислонившись. Похоже, что спит…

И с горечью в сердце Давид возопил:
«О, Боже, мой замок злой дух посетил!»
Предчувствием страшным и тяжким томим,
Он голосом тихим, упавшим своим

Позвал к себе близких и преданных слуг, -
Не слышно ни стражи, ни нянек-старух…
Бросало Давида то в холод, то в жар:
А где же  слуга его верный – Кайсар?!
Неужто и этот слуга еще спит?
«Беда мне», тревожно подумал Давид.
На  помощь пришёл серебристый звонок  -
И заспанный витязь ступил за порог.

«Подай мои цаги!» - потребовал князь.
Поспешно в одежды свои облачась,
Кайсару велел: «Поднимайся к княжне!
И сам приведи её лично ко мне».
Мгновенно служанок Кайсар разбудил,
О воле хозяина всем доложил.

«Спешите, вы, сони! Приказано вам
Немедленно к князю вести Мариам».
Старухи пустились приказ исполнять,
А княжеский витязь решил подождать.

Но в этот момент раздирающий крик
Потряс стены замка, и сторож-старик
В закрытую комнату мигом проник,

Раздвинул шелка над постелью, но там
Слуга не заметил княжны Мариам.
Лежала шкатулка в углу за ковром,
От света искрясь дорогим серебром.

В лучах у раскрытого настежь окна
В постели не нежилась больше княжна
Исчез и халат её – княжеский дар.
«Пропала княжна» догадался Кайсар.
Покинул служанок и выбежал вон,
Быстрее не бегал и в юности он!


Спешит по порожкам – порожков не счесть! –
Несёт властелину печальную весть
Вот двери дубовой знакомая вязь,
Навстречу взволнованный бросился князь:


«Что сталось с княжной? Не томи, говори.»
Достав из шкатулки её янтари,
Её бриллианты, её жемчуга,
Ему с перепугу ответил слуга:

«Батоно, казни! Твоя воля свята.
Нет в спальне княжны. Её спальня пуста».
Давид захрипел, как прирезанный тур,
Бессильно схватился за шёлковый шнур,

И гнев исказил его княжеский лик,
А в горле застрял удушающий крик.
Кайсар не пытался Давиду помочь,-
Из этих покоев направился прочь

К дворцу и к воротам. От сна пробудил
Дружину и стражу. И всех известил
О горе великом, постигшем дворец.
Один из джигитов, лихой удалец

На поиск отправиться всем предложил.
Трубач о походе в трубу протрубил.
Кто в сад шёл, кто к замку, кто на стену лез,
Кто бросился в горы, кто к морю, кто в лес,
В надежде найти там ночные следы -
А то ведь и им не уйти от беды! –

Старались джигиты из всех своих сил.
Прошёл бесполезно воинственный пыл.
И воины вновь собрались у дворца,
С печальным известием выслав гонца.

Из тёмных покоев к ним вышел Давид.
Какой был печальный, страдающий вид!
Минбаш отделился от стройных рядов:
«О, мой повелитель, нигде нет следов!

Как я ни старался, как я ни кружил,
Не мог обнаружить следов госпожи…»
Князь слабой рукою на сад указал,
А сам, уходя во дворец, зарыдал.

Всё ближе к дворцу подбирается тень,
Вступает в права свои солнечный день.
Лазурью блестит голубой небосвод.
Соборную площадь заполнил народ.

В своём экипаже явился и князь.
Собравшимся людям слегка поклонясь,
Он твёрдой походкой взошёл на помост.
Поднялся во весь богатырский свой рост,

И голос его, как кольчуги металл,
Над площадью людной в тиши прозвучал:
«Сыны мои! Братья! Я стал одинок.
Беда – надо мной насмехается рок.
Народ мой! Дружина! В прошедшую ночь
Исчезла из замка любимая дочь.
Наёмную стражу из верных людей
Усыпил коварный и мерзкий злодей.
Творец всемогущий карает меня!
Прощенья прошу, с кем жестоким был я»
Молчали джигиты. Боялись вздохнуть,
Повинные головы свесив на грудь.

«О, мой повелитель великий, прости!
На поиски тотчас меня отпусти.
Пускай разорвёт меня зверь пополам,
Клянусь, привезу я сюда Мариам.

Мне нужен отряд и одиннадцать лун»-
Сказал подошедший минбаш Харагмун.
 И обнял его, как родного, Давид:
«Я верю тебе. Ты отличный джигит.

Внимательно выслушай волю мою:
Даю тебе время и стражу даю.
Ищи мою дочь Мариам.  Но, увы!
Тебе не сносить на плечах головы,

Коль в замок со стражей вернёшься один»
«Я всё понимаю, о, мой господин!»
«Иди! Пусть удача сопутствует вам!
О, если бы ты отыскал Мариам,
Минбаш, ты наследником был бы моим.
Прощай, Харагмун. Будь святыми храним»

Воскликнул Давид и добавил: «Я стар…
Как жаль! Я бы сам это сделал. Кайсар!
Слуга, помоги мне». Слуга тут как тут.
Прошло, может, семь или восемь минут.

Все воины ждали урочных часов,
Дружина, наёмный отряд молодцов -
Обычаи предков, закон их таков.
И вот колокольный удар возвестил,
Что полдень кавказский уже наступил.

Протяжный и громкий тревожный удар
Всех чанг и пандури, всех труб и литавр
Раздался, как гром, у дворца. Понеслись
Печальные звуки в лазурную высь.

Повсюду кричал и носился народ
Отдельными группами взад и вперёд.
Рыдали служанки у старых чинар,
И женщины шли на ближайший базар,
Чтоб волосы  собственных бедных голов
Посыпать золою своих очагов.

Мужчины стонали и выли в толпе,
Подобно гудящей на башне трубе.
Визжали, валяясь в траве, малыши:
Печаль их в законе. Закон – нерушим!

Воскликнул мудрец, обращаясь к горам:
«Господь да хранит нашу дочь Мариам!
Развеет печаль и беду отведёт!»
«Господь всемогущ!» согласился народ.

Все жители замка сего, как один,
Упали, ладони сложив на груди…
Кончался «час скорби». Кончался и стон.
Лишь колокол гулко гудел: динь-дель-дон,

Гудела на башне печально труба,
И такт отбивая, гремел барабан.
Дружину минбаш проверял пред дворцом,
В поход собирая отряд молодцов.

Щиты, осмотрев, выбирали мечи, -
Тут старый не мог молодого учить,
Джигиты оружие знали своё.
Кто саблю точил, кто кинжал и копьё,

Кто шлем примерял, надвигая на лоб,
Кто с шумом тащил из конюшни седло…
Стояли рядами у старых ворот
Понурые кони. Толпился народ,
Прощаясь с отрядом на несколько дней.
А воины, быстро вскочив на коней,
Под бурные возгласы щедрых «удач»
В долину пустили коней своих вскачь.

Вздымалась завесой дорожная пыль:
Дружину минбаш Харагмун торопил.
Склонялся на запад рубиновый диск
Горящего солнца. Назойливый писк
Встревоженных птиц на полях умолкал,
Над лесом разбуженный день увядал.
Легла над полями вечерняя муть…
Отряд продолжал свой рискованный путь.

Дорогой служила лесная тропа,
Вдали, в авангарде, гудела труба.
Двадцатые сутки уже Харагмун
Блуждал по горам, как воинственный гунн.

Объездил с отрядом весь горный санджак,
Не мог он следов обнаружить никак.
Ни в тёмных пещерах кавказских хребтов,
Ни в шумных дубравах зелёных лесов,

Ни в поймах шумливых бушующих рек
Не знал о княжне ни один человек.
Минбаш Харагмун головою поник,
Тоскою его затуманился лик.


Осталась надежда – соседний рабат.
Туда и направил он верный отряд.
Владелец рабата – сардар Барбешан
Был витязем храбрым., со множеством ран.

Он в битвах участвовал несколько раз,
Отстаивал с войском от турок Кавказ.
Был верным слугой, и поэтому в дар
Рабат получил от Давида сардар.

И вот от минбаша сюда, наконец,
Примчался стрелою нежданный гонец.
«Кто это? – с тревогой подумал сардар. –
Гонец? От кого? От своих иль татар?
О, Боже ты мой! Да ведь он из дворца!»
И принял гонца у резного крыльца.

Гонец доложил, не слезая с коня:
«Батоно, минбаш ожидает меня.
Он здесь, за холмами. Велел мне узнать,
Не можешь ли ты его в доме принять»

«Да что это значит!? Скорей доложи,
Быстрее, ты слышишь, иди и скажи:
Приезду его я поистине рад:
Открыт Харагмуну мой дом и рабат.

Пусть даже живёт у меня – я богат!»
И юноша быстро умчался назад.
Минбаш не заставил себя ожидать.
Его небольшая, но храбрая рать.

Большой и не легкий проделала путь.
Устали, продрогли… Пора отдохнуть!
Джигиты на отдых ушли. Харагмун
Явился к сардару невесел и хмур:

«Не в гости к тебе я пришёл, Барбешан.
С плохими вестями, с плохими… Решай!
Придумай, что делать дружине сейчас;
В печали Давид и в печали Кавказ.

Пропала княжна неизвестно куда»
«И ты из-за этого ехал сюда?
Обследовал сёла, леса, города?!»
Минбаш Харагмун отвечал ему: «Да».
«Ошибся ты, друг мой. У нас – тишина».
«О, Боже! Судьба моя мной решена!»

Покинул минбаша воинственный пыл.
Как поиск бесплодный его огорчил!
На этот рабат он успех возлагал.
 И вдруг так жестоко и страшно – провал…

Провал настоящий! Сорвался поход.
Подумал минбаш: «И зачем переход

Я этот проделал. Где мой результат?
Зачем я измучил свой лучший отряд?

Часы моей жизни, увы! – сочтены,
Коль я не вернусь во дворец без княжны».
Но тут Барбешан изогнулся лисой:
«Минбаш, не кручинься. Поедем с тобой

К Давиду мы вместе. И может быть, там
Придумаем, как отыскать Мариам.
Иди, отдыхай и держись веселей!
А завтра отряд пусть готовит коней»
Шатаясь, ушёл Харагмун почивать,
Добрался до спальни и рухнул в кровать…

Приснившийся сон не оставил примет.
И только забрезжил над лесом рассвет,
Дружинники снова в поход собрались,
Прицелившись копьями в звёздную высь.

Прощаясь с родными местами, сардар,
С огромными кронами старых чинар,
Промолвил: «Не скоро увижу я вас.
Настал для меня испытания час»
Рукою он путь указал, и отряд
Помчался к ущелью разыскивать клад.


Тайком за дружиной, в лесной стороне
По узким тропинкам на чёрном коне,

Оставив рабат и оставив пустырь,
Последовал всадник, лихой богатырь.
Поношенный старый  и драный халат,
Показывал ясно, что он не богат,

Но силой дышала фигура его.
А храбрость и сила – побед торжество!
Коль юноша в силе – щиты не нужны.
Ни люди, ни звери ему не страшны.
Ни дикие вепри, ни барс, ни шакал, -
В руках его зверь не один побывал…

Сгущались кавказские сумерки. Путь
Трудней становился. Туманная муть,
По тропкам мешала джигитам идти.
Но прибыли всё же, не сбились с пути.

Условленный знак сторожей разбудил,
И стражник проворно ворота открыл.
И вместе с отрядом, прижавшись к стене,
Джигит неизвестный на чёрном коне

Никем не замеченным в замок проник.
Залязгал засовами сторож-старик.
Забыв суету нарождавшихся дел,
Давид в кабинете ночами сидел,

Уставясь бессмысленным взором в окно:
Бессонница мучила князя давно.
Тут даже Луна не смотрела в окно,
В покоях по-прежнему было темно:

Луна притаилась за тучей… И вдруг
Раздался на лестнице каменной стук,
В передней послышались чьи-то шаги
И сдержанный шёпот Кайсара-слуги:

«Не бойся, минбаш! Он не спит, проходи».
Вошёл Харагмун и притом не один –
С собой прихватил Барбешана минбаш.
Докладывать начал: «Властитель ты наш!

Приехал со мною сардар Барбешан».
Ответил Давид: «Мне не нужен твой план.
Скажи, не тая, ты узнал, где она?»
«Нет, князь! Но прошла ведь одна лишь луна!»
«Старайтесь, джигиты мои, а теперь
Идите!» За ними захлопнулась дверь…

Немного спустя, заглянул торопясь
В покои слуга и промолвил: «О, князь!
Тут кто-то в передней…  Впускать или нет?»
«Впусти». Незнакомец вошёл в кабинет.

Давид удивился: «К кому ты, джигит?»
«К тебе я, о, князь. Моё имя – Рашид.
Отец мой не знатного рода – чабан,
И мать моя тоже из бедных крестьян.

Послушай меня: не на лесть и обман
Пришёл я по тайным тропинкам сюда,
Послушай, батоно, - не будет вреда! –
Пришёл я, чтоб правду тебе рассказать,
Когда-то её мне поведала мать.

В ущельях глубоких, средь диких зверей
Жил некогда крымский татарин Гирей.
Красавиц он крал по селеньям большим
И их отвозил в отуреченный Крым.

Лишь мать моя знала, что делал Гирей.
За то и лишил её жизни злодей.
Казалось, с тех пор успокоился хан,
Не трогал селения злой великан,

Да с нами недавно случилась беда,
Когда мы пасли по ущельям стада,
В аул возвращаясь со стадом овец,
С княжною заметил Гирея отец

 И тут же на месте был ханом убит»
Умолк опечаленный этим Рашид,
А князь оживился, - в глазах огонёк;
Позвал без звонка, уж какой там звонок!-

Слугу неизменного: «Слышишь, Кайсар!
Сюда пусть прибудут минбаш и сардар.
Быстрее. Скажи им, что новость у нас»
Слуга моментально исполнил приказ.


Сардар с Харагмуном в покои зашли,
О трудном пути разговор завели.
Давид эти жалобы сразу прервал:
«Я вас не за этим в покои позвал.

В дорогу готовьтесь. С прибрежной  мели
Пора выводить вам свои корабли.
У крымского хана сидит взаперти
Моя Мариам дорогая. Найти

Её вам поможет вот этот джигит.
Забыл его имя…   А, вспомнил! – Рашид.
Он знает, куда увезли мою дочь.
Советом полезным он может помочь.

Спешите! Кем будет разбойник убит,
Тот станет мне зятем!» - промолвил Давид.
Прошла эта ночь в ожиданье. А днём
Горящее солнце палило огнём…

Погрузка судов подходила к концу.
Спешили джигиты от моря к дворцу:
Сардар и минбаш собирали народ
В далёкий и трудный морской переход.

Давид за отходом судов наблюдал
И слабой рукой на прощанье махал.
Стоял он один до восхода Луны
И слушал печальную песню волны.


(Продолжение следует)