Юность Дарвина
он глядел вокруг интересным умом,
наблюдал у животных раздетые нравы
и писал впечатлительное письмо:
наша шхуна движется, словно в навозе,
медленно. Я мог бы её обогнать пешком.
Ночью на небе размножаются звёзды,
тонкое море выгибается, словно стекло.
Мне особенно по нраву на Галапагосах:
чёрствые игуаны, черепахи и прочая дребедень.
Размахивая научным знаком вопроса,
я гонялся за ними всю ночь и весь день.
Иногда на меня точат зубы худые акулы,
как две капли, похожие на некоторых англичан.
От резинового мяса у меня болят скулы,
треснула шкура на солнечных плечах.
С карандашом в руке я бегаю по пейзажам,
меняю побрякушки на очень выгодный секс.
Белый человек, загораю на чёрных пляжах,
не прикрывая своих пуританских мест.
Полинезийки увидев меня, скорей убегают.
Догоняя, я щупаю их татуированный зад.
Хорошо жить в империи, с самого краю,
где тебя ублажают и всячески боготворят.
А под водою живут совершенно иные законы.
Рыбы плавают в поисках завалявшихся ног.
Вот приеду домой и стану великим учёным -
буду пить свободное виски и респектабельных грог.
Я плыву по морям - простой и надёжный,
светило молодой науки - английский человек.
Моё тело шелушится от лопнувшей кожи.
На умном, заросшем лице - иронический смех.
Британская империя нашу шхуну толкает,
полотняный ветер гнётся, не жалея труда.
Дарвин, словно вечный джентльмен, не умирает,
он всего лишь уплывает - постепенно, в никуда.
Свидетельство о публикации №113012001940