Две смерти ремейк древнего патерика

 (Написано для кукольного театра "Батлейка")
Акт 1
На дальнем плане – бесконечная пустыня. Одинокая келья в пещере под пальмой. Старый отшельник провожает молодого послушника в путь.

Старец
Девять, десять… двенадцать корзин!
К сроку выполнен нами заказ-то!
Отнесёшь их, дружок, в магазин,
Что ютится на въезде в Тагасту.
Там хозяин – почтенный еврей,
Честен и не замешан в скандале;
Даст он деньги – купи сухарей
И себе, бедолаге, сандальи.
Неразумно, дружок, босиком
Причащаться на Пасху святыни
И, ступни обжигая  песком,
Пробираться по знойной пустыне.
А в Тагасту, на мирный постой,
Где над храмом кресты золотые,
Поведёт тебя Ангел святой,
Ангел-спутник Луки и Товии.
Пусть тебя никакая беда
Не постигнет за этим поргом:
Ведь Христос с нами рядом всегда!
До свиданья, воспитанник! С Богом!
(Послушник кланяется старцу, тот благословляет его. Юноша поднимает на спину корзины и удаляется. Старец машет ему вслед рукой . Гаснет свет. На экране проходят кадры долгого путешествия послушника через пустыню. На авансцене послушник , перекрестясь, садится на камень и достает из мешка тыкву с водой и сухарик).
Послушник
«Пустыня – диамант, а мир – стеклянный страз», -
Промолвил старец мой, из кельи выйдя.
И кажется, что я в последний раз
Отца духовного сегодня видел.
Песком пустыня оттиски следа –
Его следа – заносит понемногу…
Я старца не увижу никогда –
Боюсь, что нынче отойдёт он к Богу.
А мне Тагаста кажется тюрьмой,
Я этот город ненавижу сердцем:
Всё потому, что добрый старец мой
Оттуда взял меня ещё младенцем.
Дал за меня он выкуп дорогой,
Не съел меня на ринге зверь зубастый;
А мать с отцом в могиле долговой
Сгноил купец Памфилий из Тагасты.
Мою сестру он мучил без стыда,
А было ей тогда всего двенадцать…
И вот, сегодня я иду туда,
Торговым делом буду заниматься.
Моей душе противно ремесло
Продажи-купли жадного Памфила,
И всё ж, куда б меня ни занесло,
Со мной Спаситель и Христова сила!

Акт 2.
Ворота древнего африканского города, за ним видны расположенные амфитеатром дома. Слышны шум. Крики и плач. Звучат слова панихиды.

Рассказчик
У въезда в город плакальщицы выли,
Соперничая с псом сторожевым;
Там, видимо, кого-то хоронили
И зрелище устроили живым.
Теснились певчие, и кони ржали,
Себя служанки, плача, били в грудь;
С почётом горожане провожали
Покойника в последний путь!
Дошел за ними путник до могил
И плакальщицу приостановил...
Послушник (держит девушку за подол рубища, она вырывается)
Зачем - прости - ты косы рвёшь свои,
Посыпав голову дорожной пылью?
Девушка
Оставь меня! Из бедной я семьи
И плачу о преставленном Памфиле!
 Послушник  (ошеломленный, опускается на землю)
Памфил отверг Христову благодать
И связан узами греха с Денницей!
Девушка
Но лучше уж о грешнике рыдать,
Чем быть преуспевающей блудницей!
Так, странник, повелось в роду Ламеха:
Дом скорби нам дороже дома смеха!
В цене сегодня плач за упокой,
А я рыдаю, странник, так искусно:
И вот награда девушке такой:
Немного выпить и покушать вкусно!
Послушник
Покойник тоже был известнейшим обжорой…
Так, может, смерть его была тяжёлой?
Девушка
Он умер удивительно легко,
Как будто пил лишь козье молоко…
А  он настойку перед смертью пил,
И, приказав домашним удалиться,
Призвал к себе двенадцать одалисок
И с ними вместе в термы укатил!...
Послушник
А как он выглядел, ты, может, знала?
Наверное, страшнее каннибала?
Девушка
Как старец с благородной сединой;
Ничто не выдавало в нём тирана;
И в термах, в сладкой неге притираний
Он отошел блаженно в мир иной!
Послушник
В порядке мира  –  явно неполадка:
Он сладко жил и умер сладко!
Друзья его – ходячие гробы:
Полны злорадства, лести и фекалий,
И в прахе пресмыкаются рабы,
Что с рук его униженно лакали…
И я не понимаю, почему
Такая смерть была дана ему?!
Ушел из мира, кровью наследив,
Но и в гробу в согласье он с удачей:
Не сдох в канаве, словно пёс смердящий,
О Господи! Как ты несправедлив!
А ты, красавица, лукавства дщерь,
У гроба грешника не лицемерь!
Ты  - чистая, красивая на вид,
Тебе молиться и детей рожать бы;
Вот, если Бог меня благословит,
Вернусь к тебе для христианской свадьбы;
Но если никогда я не вернусь,
Ты впредь не притворяйся и не трусь!
Пятидесятый повторяй псалом,
Довольствуйся водой и постной пищей:
Ведь с первого объедка под столом
Бесславный путь свой начинает нищий…
Девушка
Но кто теснее с нищими знаком.
Чем тот, кто входит в город босиком?
Причёсан ты похуже помела,
Одет совсем как жалкий прокаженный;
И если я тебя как надо поняла,
 Готов ты взять меня, дурёху, в жены?
Так знай: твои надежды – чепуха;
В моих желаньях есть иное что-то!
Не надо мне такого жениха:
Без имени, без денег, без почёта!
И пусть моя поклажа тяжела,
Я буду жить, как до сих пор жила!
(убегает)
 Послушник (после некоторого раздумья)
Да, странно умер злой богач Памфил,
И у девицы странные задатки;
Вернусь-ка в скит, чтоб старец разъяснил
Мне эти непонятные загадки!
Что за миазмы в этих городах.
Где столько тайн хранит любая кровля!
Бегу назад, корзины не продав:
Невыносима инокам торговля!
(Бросает корзины наземь и уходит)

Акт 3
Декорации первого акта.
Рассказчик
Когда добрался странник до скита,
В дороге трудной натерпевшись страха,
Увидел он, что келлия – пуста,
И нет в часовне иеромонаха.
И он пошел, усталость одолев,
Искать монаха в яростной Сахаре
И вдруг увидел, что свирепый лев
Ему навстречу катит красный шарик…
Резвился царь животных без забот
И мячиком играл, как сытый кот!
Шепнул послушник нужные слова
(Звучат, как бы издалека, начальные слова девяностого псалма)
Свирепый скимен спрятался в барханы;
А вниз с холма скатилась голова
Того, кто здесь молился беспрестанно…
(На сцене разыгрывается пантомима встречи  старца со львом. Затемнение. Мужской голос поёт отрывок из панихиды. Свет.
Возле могилы с импровизированным крестом из веток пальмы сидит послушник)
Послушник
Я пел сейчас псалом за упокой;
А с ним несли на кладбище купчину;
Он был злодей… но старец дорогой…

За что он принял страшную кончину?
Такая смерть – убийце поделом;
Но почему мой старец съеден львом?!
И если нет ни кары за порок,
Ни рая пострадавшим Бога ради,
Не лучше ли на стрелке трёх дорог
И мне прохожих убивать и грабить?!
Так, значит, понапрасну столько лет
Я здесь молился и корзины делал?
Выходит, что и Бога вовсе нет,
И миром правит, как и прежде, демон?
А может, искусительный вопрос
Навеян размышленьями пустыми?
Не зря, конечно, распят был Христос,
И старец не напрасно жил в пустыне…
Господь!
Развей мои сомненья и долги
И в этом искушенье помоги!
(Гаснет свет и в ослепительном сиянии является Ангел)
Ангел
Ты был готов отвергнуть Благодать
И вместе с ней учение Христово;
И я ответ тебе обязан дать
Лишь по молитве твоего святого.
Конечно же, был грешником Памфил:
Он сладко ел, и спал, и пил;
Но мать его невинным родила;
Имел он и хорошие дела!
И вот, за меру этих добрых дел
Он в этом мире получил удел.
Но всем дарам Господним вопреки
Не возродился и не смог прозреть он;
И за его тяжелые грехи
Ему дано бесславное посмертье.
А кто познал плачевнее беду,
Чем вечность пребывания в аду?!
Святые Смыслы объяснить велят
И смерти старца тайную причину;
По доброй воле принял он кончину,
Скормив себя голодной стае львят!
В его прекрасной, в общем- то, судьбе
Есть пара лет пустых и беззаботных;
И плакал старец, не простив себе
Греха уничтожения животных!
Себе он пропитанье добывал
Тем, что животных в цирке добивал!
Ему я память вечную пою:
 Отныне он блаженствует в раю!
(Ангел исчезает)
Послушник
Смущён мой разум и душа болит,
И я готов отдать земные царства
За сладость нескончаемых молитв,
За эту пальму над могилой старца.
К чему стремимся мы?
Куда бежим?
Зачем, покинув скит, живём во лжи мы?
Ведь промысел Творца непостижим.
И все пути его непостижимы.
И вот, не веря своему уму.
Решил до смерти я в скиту остаться,
Чтоб к свету пробиваться  самому
И лишь на Бога в этом полагаться.
Премудрости в бездонной вышине
Из недр сердечных приношу хвалу я,
И гимн пою Предвечной Тишине
И снова повторяю: Аллилуйя!