Кн. 1 Развилки ХХ века

ПУТИ-ДОРОЖКИ РУССКИЕ
(Дума о России)
Книга 1

О России

О, земля моя, Россия, по преданиям
Мать, и дочь ты, и невеста, Богом данная,
Имя звонкое как цвет в росе, как истина,
Часть тебя я телом, чувствами и мыслями.

Ты вздохнешь – во мне замрет
сердечко чуткое,
Ты застонешь – я цепями вся опутана.
Лишь когда твой слышу смех и речи вольные,
Будто к солнышку лечу с тобой невольно я.

Я в России коркой хлеба напитаюся,
Я в России чистым небом напиваюся,
Для России я пройду по острым лезвиям,
Чары стран чужих отрину бесполезные.

Без России день как ночь и тучи черные,
Без России все ветра для нас тлетворные,
Без России не вздохнуть и не очиститься,
Без России не живем, а только числимся.

О России вздох, раздумий рой мучительный,
О России и мечты полет стремительный,
О России слезы горькие и светлые,
О России песни самые заветные.


***

Присядет время осторожно
Со мною рядом на диван -
Понять его довольно сложно,
И не найти порой слова,

И не спросить – ведь не ответит,
Лишь усмехнется иль вздохнет.
А за окном листает ветер
Его исписанный блокнот.

Эх, заглянуть бы ненароком
В таинственные эти строки,
Увидеть все, понять, прозреть
И передать, хотя б на треть!














***

Говорят, что в истории
Лучше нам не копаться –
Спят пусть мирно теории
На груди «святотатцев»,
Что врагам лишь на Западе
Наша правда нужна,
Нас же чтоб и закапывать –
Мол, погибла страна.

Нет и нет! Ведь в беспамятстве
Мы быстрее сгнием,
Стопудовою палицей
Крест поставив на всем -
Значит, самое времечко
На Голгофу взойти
И себя помаленечку
Наконец обрести,
Наконец-то очиститься,
Наконец-то окрепнуть,
Зерна горькие истины
Добывая из пепла.


В колесе истории

История крутит и вертит меня.
Как в ритмах ее побыстрей разобраться?
Пытаюсь найти среди разных менял
Того, кто помог бы до сути добраться.

Но каждый меняла свой курс предлагает
И каждый всех прочих отменно ругает.
У каждого правда, должно быть, своя,
Хотя, может быть, ей сто раз изменял.

Но главное – факты. Строка за строкой
Паденья и взлеты все льются рекой.
Читаю, читаю, читаю, читаю,
Добраться до сути уже не мечтая.

Да, точки над «i» не поставить нам все
И вечно кружение в том колесе,
Которое названо было историей –
Как трудно свернуть,
коль дорожки проторены!

Но если идем по тому же пути,
Что ж ямы не можем никак обойти?!

   
  Развилка 1
   Николай II – Керенский - Корнилов

Коронация
(Николай II)

Звонили празднично во все колокола,
Москва пронизана насквозь весенним светом,
Но нелегко корона царская легла,
Сверкнув, на голову трагическую эту.
Хотел, как лучше сделать с самого начала –
Но вдруг Ходынской катастрофой
щедрость стала:
Когда монеты полетели на людей –
Для сотен стал последним самым этот день.
Толпа металась, и по трупам путь свой метя,
Уже вдали чертили знак беды кометы,
Заря кроваво полыхала в небесах –
А Николай спешил на бал, красив, усат.

Он знал, да, все предвидел он заранее,
Но ничего менять не захотел,
Как поезд шел согласно расписанию,
Безропотно он к пропасти летел.
Возможно, что пути России тоже
Проложены нам сверху, словно нить,
И мало что мы с вами сделать можем,
Нам ничего в судьбе не изменить.
Тогда зачем такая нам свобода,
Тогда зачем нам выбор Им же дан?
В сомнениях все больше год от года
Тону, как в море, но молчит звезда.


Витте
       Вопрос о значении промышленности в России еще не оценен и не понят…
       Может быть, главная причина нашей революции – это запоздание в развитии принципа индивидуальности,
а следовательно, и создания собственности.
С.Ю. Витте

Вдали цвели Америка с Европой,
Там жизнь была, как сказка, хороша.
Догнать теперь их можно лишь галопом,
По бездорожью нашему спеша.
И Русь вдогонку мчится что есть мочи,
А не догонишь – значит, пропадешь,
Коль выжить в схватке бешеной захочешь –
Свою тропу быстрее ты найдешь.
И счастье, если Бога глас пробьется,
Объявится неробкий поводырь –
И слез тогда горючих меньше льется,
И хлеба всем хватает, и воды.

Он вверх взлетел стремительной ракетой,
Общителен, напорист, деловит,
И новой жизни явные приметы
В дела общероссийские развил:
Не санный путь, а сеть дорог железных
Он проложил по полотну равнин,
Взорвал размахом затхлый дух уездный
И части все в одну соединил.
Финансы не поют, грустя, романсы –
Питает их червонец золотой.
Налоги укрепляют денег массу
Под жесткой государственной пятой.
И иностранцы здесь уже, как дома,
Их капитал растет по всей стране.
И индустрии поступь незнакомо
Мозоли отдавила старине.
Мог сделать из крестьянина «персону»
С другими уравнять во всех правах,
Но не прошли те важные законы -
И Русь бурлит, по-своему права.

А тут некстати кризис мировой
Помножен на позор войны Японской –
И грянул революций первый бой,
Царизма усмиряя топот конский.
Как нужен мир в такое время – ясно,
Но сложно. И, не веря в чудеса,
Никто не рисковал собой напрасно,
Лишь Витте протоколы подписал.
И к Манифесту тоже он причастен
(Царь не простит согласья своего),
В рожденье Думы принял он участье –
Пусть то пока был лишь громоотвод.

Да, он считал, что власть должна быть сильной,
Чтоб ей страну от хаоса спасти -
И не жалел он жизни для России,
Осваивая новые пути. 
      
Портреты

Теплотою согреты
Строчки старых страниц.
Я смотрю на портреты
Исторических лиц.
Сослагательной темы
У истории нет,
Но достойны поэмы
Те, чей светится след!

***

Я живу в другое время,
Но тех лет слова свежи,
Будто губит жизни семя
Загнивающий режим
И что все перевороты
Лишь спасительный рычаг,
Мол, у них одна забота –
Чтобы дух наш не зачах.
Ой ли?! Часто разрушенье
Нам наносит больший вред,
И плохое утешенье,
Что торили новый след.
Сколько уж в ночи плутали,
Перепробовав пути!
А теперь о том мечтаем,
Чтобы старое найти.

Начало конца

Говорят, что был слаб
Наш последний монарх
И поэтому Русь заплутала.
Но тогда же взяла
Темп высокий страна,
Для Европы всей житницей стала!

Где начало конца?
Где тот первый звонок,
Не услышанный русским престолом?
Звон лихих бубенцов
На развилках, как мог,
Заглушал и проклятья, и стоны.

Птица-тройка неслась
По мужицким костям
И по кровушке, смерзшейся с горем,
А война загнала,
Кнутовищем свистя,
Всех коней до агонии вскоре.

Начиная войну,
Знал о том Николай,
Чем аукнется клич разудалый?
Он пытался свернуть,
Но, зажав удила,
Тройка мчалась
в Долину Страданий.

Николай 2

Есть понятие чести
И в масштабах всемирных.
В то кровавое месиво
Вовлекла нас порфира,
Потому что в капканах
Русь друзей не бросала,
На последнем дыхании
Всех, кто рядом, спасала.

Только земли чужие
Не нужны нам за так,
Потому-то Россией
Мирный вывешен флаг,
И в конце не двадцатого
Века, а прошлого,
Николаем крылатая
Уж дорожка проложена:

Обратился с воззванием
И созвал конференцию –
Суд третейский со знанием
Утвержден и конвенции –
Лигу наций, ООН
Для решений совместных
Предложил, значит, он
(Без названий известных).

А что мягок в общении,
Разве ставят в упрек?!
Был он твердым в решениях,
По-иному не мог,
За дороги России
Всю ответственность нес.
Захлестнула стихия?
То отдельный вопрос.

***

Век революций и переворотов
Не миновал российские ворота.
Не раз хлебнули мы из горькой чаши –
Не от того ль пусты карманы наши?!

Да и духовно мы тогда едва ли
Богаче стали – больше потеряли!
Так не пора ли взвешивать все речи,
Какими нас зовут порой к картечи?!

Когда б не пешками мы были, а людьми,
Нас рок истории, быть может, не сломил,
И если б тщательнее выбирали тропы,
То не плелись теперь в хвосте Европы!


Кризис власти

Начало столетия. После подъема
Вдруг кризис ударил по нашему дому
Волной мирового дефолта-цунами –
И гриб революции вырос над нами.
Вся масса теперь безработных рабочих
Податься в деревню спешит, власть пороча,
А тут вот те засуха, неурожай –
Где хочешь, как хочешь теперь выживай!
И на Украине, и в Среднем Поволжье
Крестьянских восстаний
ряд длинный умножен.

А с новым подъемом опять на завод
Крестьянин, свободу вкусивший, придет.
И снова бастуют рабочие хватко,
Страну захлестнула волна беспорядков.
Все всем недовольны.
«Все классы в смятении», –
Напишет французский посол в донесении.
И, чтобы народ от проблемы отвлечь,
Ему, вместо плуга и молота, меч
Дают, чтобы в схватке с Японией сгинул.
Чем меньше народа – тем согнутей спины.

А все получилось ведь наоборот,
Свой меч против власти направил народ –
И уж революция самая первая
Бушует, как море, в российских пределах.
Возникли Советы рабоче-крестьянские –
Реальная форма, простая и ясная,
Хоть большевики, видя в этом угрозу,
Сначала твердят, что напрасно-де созданы.

Да, польза была и от первого бума –
Подписан указ о создании Думы,
И первые выборы в первый парламент
Дарили надежд ярко вспыхнувший пламень.
И пусть радикальнее день ото дня
Та первая Дума была от огня
Взаимных претензий, взаимных обид,
Но опыт полезен, его не забыть!

Когда кризис власть, словно туча, накроет,
Не надо виновных искать и героев,
Лишь вместе, лишь дружно,
плечо чтоб с плечом –
И трудность любая тогда нипочем!
Ошибками Думы богаты сполна.
Но главное, чтоб не вмешалась война
В проблемы, в реформы сегодняшних дней!
Есть выход из кризиса! Только не в ней.



Столыпин
… радикалам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия.
П.А. Столыпин

Никто другой не вызывал так много споров
И с ним в полярности оценок не сравним:
«Столыпин - вешатель», - кричали слева хором.
А справа: «Стала Русь могучей снова с ним».

Россию спас от преждевременной войны –
Уже за это помнить мы о нем должны.
Он революции пожар тушил, как мог,
Чтоб развернуть быстрей реформенный клубок.

Но развернуться, как обычно, не давали.
И императору все уши прожужжали,
Что слишком смел премьер
и слишком уж умен,
Что затеняет он собой российский трон.
Картина эта всем знакома, если честно –
Ведь горе умному в России повсеместно,
От Грибоедова эпохи до сих пор
Лишь подхалиму и доверье, и простор.

Он начал с главного –
с российского крестьянства,
Чтоб отучить его от лени и от пьянства,
Взять земли в собственность
немедля предложил,
Не грабежом, а по закону чтобы жить.
Он только начал, но ведь многого добился:
Аграрный сектор наконец-то укрепился –
Потоки хлеба за границу потекли,
Росла промышленность, и банки расцвели.
Он осторожно демократию вводил –
Там, где возможно только, красок не сгущая.
Россия сделала шажок еще один,
К капитализму новый путь свой расчищая.
И пусть идеи брал у Витте и других,
Как укрепить вновь ослабевшую державу,
Но сколько грязи намотал на сапоги,
Покуда воз проблем тащил он из канавы?!

А что в итоге? Пуля подлая в живот –
Он всем мешал жить по старинке, без хлопот.
Да, видно, рано слишком он на свет родился –
Ни в ком поддержки не нашел,
как ни трудился.
Но если б не было таких, как он, Россия
Откуда б черпала в пути труднейшем силы?!


Тяжкий крест

Странники, маги, целители
Рядом с четою правителей,
Словно тяжелые путы.
Тут же друг лучший Распутин
Их захолустной глуши
В городе стольном пирует,
Что тот «святой» вдруг решит –
То всем монарх и дарует.
Старость иль просто беда
Руки монарху скрутили,
Можем мы только гадать.
Мнения ж разными были.

– Горем убитая мать
Будет любому внимать,
Если есть шанс хоть один,
Всяк для нее господин.
А Николай – прежде царь,
Должен быть сильным, как встарь!
Кто не терял сыновей
В нашей державной Москве?!

– Но то в священном бою!
А их малец на краю,
Немощен и недвижим,
Перед глазами лежит!
Тут уж готов все отдать,
Лишь бы ребенка поднять.
И пусть Распутин беспутен,
Он лишь ослабить мог путы.

Понял давно Николай,
Крест свой нести им до гроба.
Может, чета их была
Проклята нищим народом?
Может, причину тоски
Мы не с того бока ищем:
Крест поднимали верхи,
Но вся Россия в кровище!


В тупике

И ел, и спал народ, бунтуя, на вокзале.
«Ваш поезд скоро подойдет», - вчера сказали.
Но не дошел состав – разобраны пути.
Ах, как бы эти километры обойти?!
И поезд двигался вперед, но потихоньку –
В обход, в обход, еще на столько и полстолько.
И, может быть, не ждал его б в конце тупик,
Когда бы каждый хоть немного уступил.

Но пассажиры все кричали о своем:
Что машинист и кочегары – все жулье.
Чуть не до драки дело в поезде дошло –
И не заметили, как встали. Время шло.
Тут машинист и кочегары отказались
Вести состав и где попало послезали.
А пассажиры, может, справились бы сами,
Когда бы делом занялись – не словесами.

И думцы первые не знали б тупика,
Когда б к согласию стремились хоть слегка,
Когда бы стерли отпечаток революции
Чуть измененным манифестом – Конституцией.
России новой прошлый опыт пригодился –
Парламент медленно, но все же возродился,
Все крепче партии, разборок меньше стало.
Но как же все-таки, Россия, ты отстала!


Первая мировая

Когда на горизонте замаячил
Войны звериный и слепой оскал,
Нам посидеть в сторонке бы, тем паче
Что мощь военная была невелика.
По численности – да, всех превосходим,
И боевая наша выучка сильна
Еще с суворовских времен. Лишь на подходе
Модернизация, но как она нужна!
Мы не готовы! Но союзникам плевать,
Руками нашими хотели б воевать!
И головы сынов российских лихо
Кладем на плаху мы за передел великий.

И бунт растет, как за волной встает волна:
Февральская, а вслед за ней видна
И «пролетарской» революции заря,
Фронт оголен, усадьбы барские горят.
Крестьяне, бывшие вчера фронтовиками,
Все крепче держатся за ружья со штыками.
За власть какую будут драться – все равно,
Наполнить только б закрома литым зерном!
Кто обещает все – тому и карты в руки!
А уж куда ведут, на счастье иль на муки,
Не всем дано предугадать
в наш век разбойный…
Но не поднялся бы народ, когда б ни войны!

   
***

Лишь ввяжемся в какую-то войну,
Вулканы будто всю трясут страну
И падаем мы в пропасть с высоты.
Когда ж мудрей, Россия, станешь ты?!
Зачем за Порт–Артур сынов калечить?
Что нам Константинополь и Афган?
Храни, что есть, и будешь жить ты вечно
Без революций, без потерь, без ран!


***

В феврале на земле
Буйствуют метели,
В феврале все во мгле
Снежной карусели.
За волною волна
С неба опадает -
И как будто стена
Снега вырастает.
А вокруг темнота,
Холод и усталость –
Огонек хоть какой
Сердцу будет в радость.
Затянулся рассвет,
Ну, а нам бы спешиться –
И летим мы на свет.
К Богу или к лешему? 
 
Февраль 1917-го

Февраль семнадцатого был на редкость голоден –
Весь Петербург завяз в хвосте очередей,
И жители, пронизанные холодом,
С проклятий войнам начинали новый день.
И вмиг листовки замелькали там и тут:
«Все, все в правительстве грабители, убийцы.
Капиталисты лишь наживою живут.
Долой царя! Пусть сгинут кровопийцы!»

Конечно, женщины не выдержали первыми,
Мужчины тоже с ними стали бастовать.
И порох, искру получив, рванул безмерно так,
Что все и всех не снес под корень он едва.
Меньшевики тогда проворней оказались,
Царит в Таврическом дворце двойная власть:
Здесь Дума новая в одном засела зале,
В другом Совет уж митингует всласть.

А в коридорах гул солдатский, запах пота,
И дым махорки, и тарелок пестрота.
И осторожненько, боясь задеть кого-то,
Меж спящих думцы все снуют то тут, то там.
Солдат устал давно от бесконечной бойни
И на фронтах, и против женщин. Прежде нем,
Он, наконец, сказал весомое «Довольно!»
На блюдце власть сюда принес. Но тем ли? Тем?


Двоевластие

Два отречения царизма – это странно
И неожиданно, как гром зимой, для всех.
У чаши власти робко встали либералы,
В толк не возьмут пока,
как лучше к ней подсесть.
Зато Совет уже провел без промедленья
Свой самый первый (но зато какой) приказ –
И гарнизон в его отходит подчиненье,
И в Думе стула не поднять без воли масс.
Но, власть реальную имея, оробели:
«Да как же, лапотные, мы в Калашный ряд?!»
И рядом с Думой на скамеечке присели,
Чтоб контролировать реформенный обряд.

Теперь правительство на все почти согласно,
Пока опоры нет своей, и дарит властно
Свободу слова, и собраний, и печати,
И в Учредительном собрании участье.
Но, став Республикой, Россия,
в общем, та же:
На Запад смотрит, что союзники ей скажут,
И ту войну, что стала уж началом краха,
Совсем не думают одним окончить махом.
И нет ни хлеба, ни земли, ни власти прочной –
Рвут одеяло на себя и днем, и ночью
Корнилов справа, Ленин слева – уж видна
В крови и заревах гражданская война.

Мятеж Корнилова

Июль и август – это срывы и падения,
Где на пароме, ну а где порой и вплавь,
Сбивая все ж немного волны нетерпения,
Русь к новой государственности шла.
Авторитет большевиков подорван очень
И тем, что Ленин у Германии в долгу,
И тем, что лозунгами их уж сыт рабочий –
Теперь в профкомы люди с просьбами бегут.
Ускорить надо бы великое Собранье!
В ответ слышны лишь обещанья, обещанья.
И вот теперь уж те, что справа, а не слева,
Рукою твердой разрешить хотят проблемы.

Корнилов вверх пробился из низов,
Окончил Академию Генштаба,
Но революции Февральской мощный зов
Вдруг заглушил все царские литавры.
Наездником, конечно, был лихим,
А вот политиком, увы, совсем плохим.
Подталкивали к мятежу «друзья» –
И он ввязался, диктатурою грозя.
Керенский кинулся тогда к большевикам –
И поднялась народа мощная рука,
Без выстрела единого, без крови
Мятеж Корнилова рабочими разгромлен.
Все, вроде, правильно. А результат каков?
Фронт развалился по вине большевиков –
И Брестский мир, позорный, небывалый,
Отторг земель российских кус немалый.
Такая вот была альтернатива,
Что в лоб, что по лбу – больно все едино!
Из пламени да в ледяную воду –
Нет, чтобы поискать нам прежде броду!


Весы
Отдам все силы делу сплочения всех демократических партий в России.
А.П. Керенский

Дорожка к власти перед ним ковром ложилась:
Как адвокат, бунтовщиков он защищал
И во главе России новой, так сложилось,
Встал, слабо чувствуя вначале пьедестал.
Был занят делом важным –  строил светлый дом:
Суд независимый и самоуправленье,
Свобод различных разработал пухлый том
И уничтожил целый ряд ограничений.
Равны в правах теперь все граждане страны
И защищать ее ответственно должны.
На фронт он едет, где с триумфом выступает –
Его цветами и крестами осыпают.
Забыл герой наш, что посланцем был народа:
Социалист – буржуазии вел в угоду
Войну за город городов Константинополь.
Еще б на греческий нацелился акрополь!
И, отражая наше общее бессилье,
Вновь пораженье терпит армия России.

Большевики народ решили подтолкнуть –
Поднять плакат «Долой кадетов и войну!»
Но снова справа поднимается волна –
Весы качнулись, зачерпнув всю грязь со дна.
И вновь уже большевики стремятся к власти,
И знают все о подготовке той прекрасно.
И так до самого последнего мгновенья
То вверх, то вниз – и никакого просветленья.
А властный центр – социалисты – был без силы,
И в этом главная трагедия России!
Где нет единства, там и сил не будет тоже,
Ведь несогласием объем проблем
лишь множим.
Не смог Керенский демократов всех сплотить –
И вновь Россия к страшной пропасти летит.

Пугает наших конфронтаций постоянство,
Хоть приглашай опять на царство иностранцев,
Чтоб нас спаяли независимой рукой,
И кое-кем намечен выход был такой.
Кормила Ленина Германия окольно.
А белой гвардии стран помогало сколько?!
Ох, как мечтали отхватить кусок богатый
Тогда и Англия, и Франция, и Штаты!
Народ российский обещаньями был сыт,
Но вновь качнулись в пользу Ленина весы
В войну гражданскую, когда всем стало ясно:
Потеря Родины – вот главная опасность!


«Все и сейчас!»
Мы много столетий привыкли ждать,
ничего не получая, а теперь хотим все получить,
не ожидая ни одного дня.
А.Ф. Керенский

Опять полночная свеча в окне горит,
И на бумаге строчки строятся по парам –
О Феврале и Октябре он говорит,
Но дня сегодняшнего чувствую пожары.
«Каким правителем был Николай Второй?
Плохим? Быть может. Но не в этом все же дело.
Не изменился без него российский строй,
Мы к деспотизму возвращались то и дело.
Так почему, сметая старое за час,
Мы не способны в жизнь свою вводить иное?
Да потому, что демократия для нас
Есть нечто чуждое, а вовсе не родное,
Что нет традиции совета и союза –
Лишь конфронтации и нетерпенья узы.
И, как Европе, предстоит нам долгий путь,
Пока толпа к гражданству выберет тропу.
Все и сейчас хотим – не больше и не меньше.
Когда еще свою ментальность мы изменим?!
Когда еще родится этот средний класс,
Что мудрой зрелостью своей спасет всех нас?!» –
Так он писал, слеза с души его сочилась,
И там, где падала она, звезда светилась,
А боль его, очистив душу не одну,
Теперь и мне, как свет в окне, не даст уснуть.


Безумие

Смешались ненависти ливни и любви,
Дорожки русские невидимы в крови.
Душа промокла и продрогла в этой мгле,
Без Божьей милости скитаясь по земле.

Себя, страну свою, семью и отчий дом
Мы потеряли и нашли потом с трудом,
Лишь научившись вновь и верить, и прощать,
И зло в себе, как зверя, тихо укрощать.

Опять откуда-то несутся голоса,
Опять безумные я слышу словеса.
Прости нас, Господи, прости и вразуми,
Чтоб даже в смертный час
остались мы людьми!


  Развилка 2
Ленин – Мартов -Колчак


***

Мечта о веке «золотом»
Столетьями дразнила разум:
Платон и Мор пеклись о том,
Чтоб осчастливить всех и сразу.
И Кампанелла, и Бабеф,
И Маркс, и Иоанн Лейденский
Немало наломали дров
Поспешностью и слов, и действий.
Стремясь мир грешный изменить
И повернуть всей жизни реку,
Забыли малое они –
Учесть природу человека.
И социально «равный» мир,
И идеальных рамок мерка
Не принимаются людьми
Как храм Софии или Мекка.
Ну, не желает человек,
Творцам идей иных в угоду,
Перековать себя навек,
Отдать за блеф свою свободу.
Он одного признал Творца –
Ему и нас, и мир наш строить…
Но нет утопиям конца
И жаждущим высокой роли.   


Меняемся

Меняются, меняются
И море, и погода –
Меняются, меняются
И взгляды год от года.
Еще тому лет десять
И думать не могла,
Чтоб я «родного» Ленина
Когда-то «предала».

Был светочем Вселенной
Не только для меня,
Он мир продажный, тленный,
Везде взрывал, менял,
В Европе, в странах прочих
(Хоть на краю земли)
Крестьянин и рабочий чтоб
Счастливей жить могли.

О равенстве и братстве,
О воле и правах
Все льются, льются райские,
Прекрасные слова,
Но лишь одно я знаю
Теперь, как дважды два:
В крови коль Русь родная –
Бледнеют все слова!


О справедливости

Справедливость, справедливость,
Сколько раз нетерпеливо
Мы крушили старый мир,
На ее надеясь пир!
Только часто вместо пира
Новые латали дыры,
А она как небывало
Вновь манила флагом алым.

То, что правдой мы зовем,
С правом мыслится вдвоем,
Но в России почему-то
Самосудом пахнет, бунтом.
Да, закон у нас, что дышло,
Что задумал, то и вышло –
Правды нет в судах от века,
Все во власти человека.

Правду ведать очень сложно,
Иногда и невозможен
Поиск правды, ведь она
Каждому своя важна.
Может, это русский стиль,
Делать сложным то, что просто?
Но горит, горит фитиль
Взрывоносного вопроса.


За мечтой

Зима, скользим на быстрых лыжах.
Вдруг длинноухого я вижу:
Из чащи выскочил, застыл,
Чуть постоял - и прыг в кусты,
Но след остался на снегу,
Дай я за зайцем побегу!
Беру ружье наперевес
И по снегам в ближайший лес.
Не тут-то было! Не догнал,
Вернулся, пот катился градом.
А ведь с лыжни сходя, все знал,
Большого здесь ума не надо.

Вот так и в жизни! Иногда
Мы за мечтою вслед несемся,
Был след – и нет уже следа,
Опять ни с чем мы остаемся.
Мечта, как заяц длинноухий,
Поманит – и быстрей в кусты.
Жизнь превратиться может в муку,
Коль верить всем словам пустым!


РСДРП

В начале века за границей съезд открылся,
Программу утвердил он и Устав,
Но на два лагеря народ на нем разбился,
От примиряющей полемики устав.

Хотя в названии осталось «демократы»,
Но большинство уж
в диктатуру верит свято –
Большевиками сразу их и назовут,
Тех, что по «Тезисам», по ленинским живут.

Меньшевики обычно были в оппозиции,
Но иногда менялись резко их позиции.
Все ж где единства нет, хоть партия одна,
Там тонет в собственной крови
подчас страна.

Намного позже, уж в России девяностых,
Все разногласия решили так же «просто»:
Развал Союза и запрет КПСС
Все с той же маской «демократы» на лице!


Обида (Ленин и Мартов)

По-детски в игры часто любим мы играть,
Чтоб нам выигрывать, и в первом же сражении.
А если что-то не проходит на «ура»,
И хоть частичное мы видим поражение –
То все долой, капризно губы надуваем
И за собою в гневе двери закрываем.
Обижен Мартов на друзей-большевиков,
Не захотевших единения во власти –
Так ведь они и до победы, как закон,
Чли диктатуру только самой чистой масти.
Зачем же дверью
было хлопать в знак протеста
И безрассудно уступать свое им место?!

Октябрь

В осенней слякоти безмерной
Тоска слезой оборвалась –
С погоды ветреной и скверной
Другая эра началась.
Октябрь свистел, хрипел и плакал,
И ветер в клочья небо рвал -
В поджогах, грабежах и драках
Непросто удержать штурвал.
Но взвился красный флаг двуликий
(Кровавый или же великий?),
Мечты рассеял, как туман –
И снова слезы, кровь, обман. 


      Ноты
(Ленин и Троцкий)

Стоял у пульта дирижер и, глядя в ноты,
Брать музыкантов заставлял свои высоты.
И был безудержным тот марш,
был стройным, сильным –
И шла в неведомое с ним страна Россия.

А музыкант, что ноты марша написал,
Пришел потом уж, через целых два часа.
Но на руках толпа несла его сквозь зал,
Чтоб слово главное свое теперь сказал.

И он сказал про землю, мир и даже власть –
Что уж теперь-то ей никто не даст упасть.
И верил каждый, что заветное сбылось,
Что ноты – главное, а вовсе не «авось».

«Но строго ли по этим нотам
Игрался марш?» – нас спросит кто-то.
Уже неважно – отзвучали
Те, что Россию раскачали,
И каждый сделал все, что мог,
В нелучшем выборе дорог.


Подкидыш

Ветер тряс погремушки,
Крыши мерзли, дрожа.
У крестьянской избушки
Мальчик в свертке лежал,
Он кричал, надрывался,
А потом замолчал –
Скрип негромкий раздался,
Засветилась свеча.

Занесли, развернули.
Есть записка? Да, вот.
Маркса в ней помянули,
Но сынок не в него:
Волос светлый, не вьется,
Русский нос, русский рот.
Ну, а как прозовется –
Пусть решает народ.

Октябрем мать-Россия
Назвала сорванца,
Отдавала все силы,
Даже спала с лица.
Но не очень-то ласков
С ней приемный сынок:
Даже спит, словно в маске,
И драчлив, как щенок.

Всю округу с испугу
Колотило не раз,
Если вышел он к другу
Или выпил с утра.
Повзрослев, тем привычкам
Круто он изменил,
Став чинушей столичным,
То прощал, то казнил.

И уже ежечасно
В двери высшие вхож –
Тут и стало всем ясно,
Но кого сын похож:
Старый строй отрицая
И копя только месть,
Он в царя Николая
Был, казалось бы, весь.

Только нет и в помине
Милосердья и веры –
Видно, Маркс в том повинен.
И не только примером.


Суженый-ряженый

Над долами, над горами
Выкатилось солнце.
Русь нарядная, как в раме
Светлого оконца.
Ах, кого пошлют пути
В это утро раннее?
Хоть соломки б припасти,
Если что, заранее.
И все смотрит в тот снежок,
Где уж с ночи сапожок
С ножки резвой сброшен:
«Где он, мой хороший?»
Пригорюнилась и ждет.
Только милый не идет,
А идет хромой, босой
Нищий странник без усов
И без бородищи,
Но в руках силища.
Снес ворота по пути,
Чтоб быстрее к ней дойти.
Девица отпрянула
От татя злого, пьяного.
Уж такой-то суженый
Был совсем не нужен ей.
Ну, а он руками хвать!
«Будь со мной, твою так мать»!
Некуда деваться –
Повели венчаться.
Ой, ты лихо-лихо,
Ты б лежало тихо!
Быть теперь его женой
Ей до гроба. Боже мой,
Помоги и защити
На негаданном пути!


«Триумф»

Лишь в Петрограде был Октябрь на коне –
«Триумфом» вряд ли назовешь все остальное:
Идут бои, и хлещет кровь по всей стране,
Октябрь стал сразу же гражданскою войною.
И с первых дней не счастье массам, а террор
Как продолжение политики насилия.
В период выборов вкусившие позор,
Съезд Учредительный разгонят без усилия
Большевики, которых массы не признали,
Но непризнанием своим не испугали.
А что пугаться, зная твердо, что в России
Народ всегда уму предпочитает силу?!


Поток

Когда сорвется с гор поток,
Круша пределы,
То будь то камень иль песок,
Ему нет дела –
Все увлекает за собой
В стремленье мощном
И продолжает ими бой
С ближайшей толщей.

И революции поток
Ревел, искрился,
И, в новый уходя виток,
В штыки рядился,
И, разрушая все вокруг,
Что только может,
Не мог иссякнуть как-то вдруг
В уютном ложе.

Быть может, горная вода –
Степи услада,
Но до степи (вот в чем беда)
Добраться надо.
А сколько сел снес ни за что
На землях многих
Тот первый бешеный поток,
Торя дороги?!

Он долго пенился еще
В просторах вольных,
Но сбавил темп,
Стал брать в расчет,
Что падать больно,
И, горы видя впереди,
Смог увернуться…
Нам только б вновь не разбудить
Дух революций!


Азы революции

«Убей!» того, потом другого,
Убей и близкого, дорогого,
Убей противников политических
Сначала словом, потом физически!

Сочатся кровью сквозь резолюции
Азы французской революции,
И казнь английских королей
Умам мятежным всего милей.

Но жесткость, черствость, да и насилие
В нас не от силы, а от бессилия,
Ведь легче рушить - труднее строить,
Мы губим душу и каплей крови!


Узники Ипатьевского дома

Понять трагическую судьбу узников Ипатьевского дома – значит понять, осознать весь путь России начала ХХ века.
Г.З. Иоффе

Ильич (Ленин) считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.
Л. Троцкий

Кругом измена, и трусость, и обман.
Николай II

Какой-то рок преследует Россию
Весь век двадцатый – черно-красный век:
Мятежный дух над пропастью носил нас,
Как зверь, не ведал Бога человек.
«Да не убий! – нам небо говорило. –
Стократ за все придется заплатить!»
Но мы, слепцы, безумие творили,
Кровавые торя себе пути.

Каким бы ни был Николай Романов
(Быть может, недостаточно был смел),
Но никого не завлекал обманом,
И жил, как мог, и правил, как умел.
За что казнить? Свержения довольно!
Он был послушен голосу небес
И от всего отрекся добровольно.
Но жаждал крови ненасытный бес.
И входит в штопор мысль, стучит в висок:
«А дети-то причем? Они-то святы!»
Затерло и невинных колесо –
Вот миг, когда бить надо бы в набаты!
Но тишина на кладбищах души,
Но тишина по всей Руси великой,
Лишь вороны раскаркались в тиши,
Приветствуя могильный хлад на лицах.

И зла посеянного семена взошли –
И брат пошел на брата, ненавидя.
О, дети-ироды истерзанной земли,
Как слепы были вы в своей обиде!


***

Ох, Россиюшка моя,
Неоглядные края,
Разлеглась ты вширь привольно,
Силу в недрах затая.
На верху же вновь ветра
От утра и до утра
Выхолащивают сердце,
Рвут на сотни тяжких ран.
Нет единства – нет и силы,
Обескровлена Россия,
Всюду косточки лежат,
Всюду вороны кружат. 

Октябрьские мечтания

Казалось, что в небе
Взорвали сто бомб.
«Укрытие где бы
Найти, - думал бомж. –
Изрядно дожди
Все кусты промочили,
И солнца не жди.
А в подъезд не пустили.

Что делать?! Октябрь!
А вот раньше когда-то
Такие ж, шутя,
Ввысь взлетали ребята.
А что им терять,
Если нет ничего?!
Уж я б всех потряс! –
Усмехается бомж. –

Сидят под замками,
В квартирах уют,
Одеты царьками,
Едят как и пьют!
Какие продукты
На свалке найдешь:
И вина, и фрукты,
И мясо есть то ж!

А тряпок немодных,
Но новых почти
Нам с наших помоек
И не донести!
О хлебе уж нечего
И говорить …
Затарить бы к вечеру
Сумочки три!

Наелся – лежи
Где-нибудь в закутке.
Хорошая жизнь
С банкой пива в руке!
Работать нам грех,
А вот править бы смог.
И к стенке всех тех,
Кто зовет нас дерьмом!»


Призрак свободы

Старый призрак свободы
По развалинам мира
Бродит бледною тенью,
Как чума среди пира.
И на красное знамя
Мир летит, словно бык,
И в объятиях пламени
Вновь встает на дыбы.

Сожжено и разрушено
Все, что как-то мешало.
Но, к великому ужасу,
И душа обветшала –
Ей теперь даже кажется,
Что насилье оправдано,
Кровь чужая не мажется,
Не болит гнойной раною.

Ну, а призрак, не тая,
Где-то рядом парит.
Где та мера святая,
Что Господь нам дарил?
Нам отмерить лишь столько бы
От безмерной свободы,
Чтоб от крови не треснула
Твердь небесного свода!


Есть под Хабарным монумент

Война – безжалостное слово,
Оно безжалостней вдвойне,
Когда родных убить готовы
Пьяневшие в большом огне.
Еще страшней, когда любовь,
Взаимности не получая,
На ненависть меняет боль,
Обид до смерти не прощая.

Есть под Хабарным монумент,
На гребень факел свет бросает.
Здесь много дней тому и лет
Стояла девушка босая.
Разведчицей она была,
Отрядам красным помогая,
Из Орска к Оренбургу шла,
Сильнов уж хутор огибая.

Но по неезженой дорожке,
От сел и весей вдалеке,
Наперерез судьбою брошен,
Отряд казачий полетел.
И тот, кого она отвергла,
Его богатство не ценя,
Козьма Гордеев, сняв лишь мерку,
Вдруг резко осадил коня.

«Да это ж Манька Корецкова –
Одна из красных комиссарш!»
«Вяжи ее!» - кричал он снова,
Не веря в то, что видит сам.
Глумились долго, много дней,
Бандиты белые над ней.
Вся в синяках и в рваных ранах,
В ответ молчала лишь упрямо.

Слов не добившись, озверев,
Вели Марию на расстрел.
Хотели уничтожить тайно,
Но место казни не случайно
Слова прожгли, как книги главы:
«Героям павшим слава!» Слава …


О славе

Бывает слава разной масти.
И розовой, когда о счастье
Всех в мире паренек мечтает,
О самых близких забывая.

И черною бывает слава,
Там ненавистью, как отравой,
Пропитано стальное сердце –
В ее лучах нельзя согреться.

О красной славе слог особый,
Ее в крови месили, чтобы
Власть захватить любым путем
И удержать ее потом.

О, есть еще святая слава –
То мучеников наших право,
За веру ли, за Русь от близких
Им возводили обелиски.

В гражданскую войну, наверно,
Все виды поровну примерно
Присутствовали, но едва ли
То время славным мы б назвали.



«За Россию!»

Матрос – не дипломат, конечно,
Привык с плеча порой рубить –
И косит пулемет беспечно
Казачью сотню впереди.
Через коней, под пресс подков,
Лихие всадники летели.
И лошади без седоков
В степи метались, как газели.
«Гони за ними! Бей их, братцы!» –
Кричал Подзоров, как в бреду,
Но с ходу броневик в болотце
Завяз, как грешники в аду.
Казаки рады року злому,
В долгу остаться не хотят –
Обложен броневик соломой,
И страшной пище пламень рад.
Мы, красных, заживо сгоревших,
И белых, скошенных огнем,
Помянем - всех, святых и грешных,
Их Бог простит, его поймем.
О, сколько гибло «За Россию»!
По-своему был каждый прав,
Но не прибавили ей силы –
Напротив, приближали крах.
Гражданской ту войну назвали,
Братоубийственна она,
Неважно, кто был прав вначале –
На всех лежит ее вина!


Верховный правитель

Да здравствует наша Родина, единая и нераздельная, свободная и независимая…,
живущая по вере православной
(при производительном мирном труде, при наличии Армии храброй и непобедимой,) при Правительстве, воле народной отвечающем.
Колчак. Пермь. 1919 г.

И офицер, и деятель науки,
Исследовавший Северный наш путь,
Ему бы знать лишь творческие муки,
В политику другие лезут пусть!
Но адмирал не мог сидеть в сторонке,
В чужой стране пить сладкое вино,
Когда Россия втянута в воронку,
И все, в чем жизни смысл, идет на дно.
Отважно, как и на японцев прежде,
Он вел в атаку сборные полки –
Хотел пресечь и с верой, и с надеждой
То, что творили здесь большевики.

Должна быть Русь единой и свободной!
Должна быть вере прадедов верна!
А власть быть подконтрольной, всенародной!
И Родина, конечно же, одна!
Он мыслил очень даже благородно,
Но в жизни все значительно сложней –
И рядом с ним английские бароны,
И Русь пылает в яростном огне.
И о народе под российским сводом
Колчак не испускал тяжелый вздох,
Вернул владельцам фабрики, заводы,
Помещиков признал и царский долг.
И этим сам себе отлил он пулю,
Которой был расстрелян без суда.
Коль массам честно ты покажешь дулю –
В миг поглотит забвения вода.
Большевики же обещали сразу
И хлеб, и труд, и власть на все века –
Пусть все почти что оказалось фразой,
Но штык народ отдал большевикам.


На чужбине

Лист осенний, лист печальный
От ветвей родных отринут,
Словно лодка от причала,
И в морскую пал пучину.
Для кого-то эти волны
Колыбельную певали,
Только листьев парус скромный
Уничтожен мощным валом.
Нет, свободу на чужбине
Не найдем мы, как другие.
Лишь заблещет звездно иней
Над безвестною могилой.      

С мыслью о России
П.Н. Милюкову

Был кабинет его отдельным государством –
Войдя в него, дверь в мир иной
плотней закрой!
Здесь книги грудились,
пропитаны бунтарством,
Газетный полк у кресла высился горой.
Стол – поле битвы слов великих и не очень,
Их вводит он в бумажный ранг до самой ночи
И, сам себя за то, что сделано, казня,
Бумаги рвет, не дожидаясь света дня.
Судьба России – вот предмет его раздумий,
И тот пожар, что ненароком мы раздули,
Характер русский,
склонный в крайности впадать
И быстротечная истории вода.
Не о себе самом и не о пользе личной
Болел душой своей он в суете столичной –
Понять бы миссию истерзанной страны,
Пока глаза ее ему еще видны!
Но и когда вдруг «философский пароход»
Его от Родины увез по лону вод,
От русских стен вдали и многоводных рек
О том же думал и писал, мечтой согрет,
Что труд его поможет будущей России
Себя понять и без потерь свой путь осилить.
О, вечный поиск русской мысли и души,
Тебя, как видно, никогда не заглушить!

Скрипач

1
Дорогие вина
Уж наполовину
Выпиты и кружат
Голову чуть-чуть.
Нежит ветер спину
Перышком павлина,
И с закатом южным
Хочется взгрустнуть.
Отгремел фокстротом
Пыл оркестра. Робко
Слуги Терпсихоры
Разошлись, устав.
И, смычок сжимая,
Скрипку поднимает
Седовласый старец
К сомкнутым устам.
2
Лишь в тумане зыбком
Вдруг запела скрипка,
Сердце разрывая
Стонущей тоской –
Уж душа летела,
Сбросив тяжесть тела,
Над земным провалом
В край родных икон.
Запах елки сладкий,
Ожиданье лакомств –
Светлый, долгожданный
Праздник Рождества,
Вкус беспечный детства,
Юность и кадетский
Корпус, сон свиданий,
Вечер сватовства.
А потом вдруг сразу
Крови вкус заразный
Ядом озлобления
Покорежит лик.
Отнято ли, брошено –
Замело порошею
Все без исключения
На краю земли.
Платье подвенечное
Время быстротечное
Саваном развеяло
По снегам седым.
Но осело инеем
На висках, что минуло.
Что и кем содеяно –
Все смешалось в дым.
3
Золотою рыбкой
Задыхалась скрипка,
Выброшена роком
Из морских глубин.
Но в бездумье пьяном
Жаждали обмана:
Здесь забвенья рокот –
Бог и господин.
Плач теперь не в моде –
И скрипач уходит,
С болью взгляд бросая
В мутные глаза.
Тихо Русь святая
В серой дымке тает…
Но течет, спасая,
Детская слеза.


***

А в России нашей матушка Зима
Разукрасила деревья и дома,
Разлеглась ковром пушистым по полям –
Заневестилась родимая земля.

Под фатой из дальней звездной кутерьмы
Все ж небес ее видна голубизна,
По снегам-коврам кудесницы Зимы
В новый день плывет великая страна.

Русь, Россия! В час свой смертный вижу я
Наши села, наши реки и моря.
На чужбине все не то и все не мило.
Посадил бы кто березку у могилы!


Памятник Ленину

Перед бывшим горкомом,
В сквере скромном и сонном,
Первый шеф Совнаркома,
Окруженный газоном,
Глаз прищурил прицельно:
«Что-то слишком здесь тихо!
Нет на битву нацеленных
И взирающих лихо.
Но восстанете массово,
Если вдруг позову я,
Чтоб продолжить нам классово
Вновь борьбу мировую!»

Только каменный панцирь
С плеч не сбросить так просто
Слава Богу, что нация
Видит корень вопроса.
Разжигать до предела
Полунищий народ,
Чтобы кровь закипела
У российских ворот,
Нынче только безумный
Размечтается спьяну.
Стой, Ильич – наша дума
О великих смутьянах.

Ты на улице Пушкина,
Осуждавшего бунты,
Внешний вид не нарушив,
Скован свыше как будто.
Но, не предан земле,
На Россию все злее
Веет дух прошлых лет
Из чертог Мавзолея.


Идолопоклонство

Ее (Россию )ввергли из самодержавного абсолютизма в абсолютизм большевистский.
Д.А. Волкогонов

Мы и наша душа должны были пройти через поклонение кумирам и через горечь постепенного разочарования в них, чтобы очиститься.
С. Франк

Мы, как никто другой на целом белом свете,
Способны идолов-кумиров создавать,
Хотя он в идолы, быть может, и не метил,
А если метил – по-другому не бывать.

Мы яро молимся ему, и восхваляем,
И тащим в гору на спине своей всю жизнь,
И плеть сплетем, чтоб нас же ею погоняли,
И очень счастливы весь век ему служить.
О, скольким идолам мы посвящали оды!
Ну, а народ, как был ничем, так им и стал.
Так для чего тогда, свою бичуя гордость,
Кому-то вечно мы возводим пьедестал?

Быть может, первыми пройдя сквозь эти муки –
Сквозь длинный строй кроваво-классовой вражды,
Кумирам новым не дадим связать нам руки,
Не воскурим в экстазе жертвенный им дым?

А может, тяжкий путь чистилища и дальше
Нас на кругах спирали вынудит плясать?
И в том, что мы – другим урок,
не меньше фальши,
Чем в том, что так угодно было небесам.

Зачем искать виновных в глупой нашей вере
И эту глупость чуть не святостью считать?
Нет, для других народов нам не стать примером,
Коль дух холопский так и будет в нас витать!

Мы разучились уважать самих себя
И уважать других без тени раболепства –
И над судьбой России все висит, губя,
Тяжелым грузом это рабское наследство.


Октябрины

Сегодня Октябрины
Согласием зовут.
Мол, все же мы едины,
И труд – для всех он труд,
И классовых различий
Теперь уж, вроде, нет,
Живем мы не отлично,
Но без глобальных бед.

Все так, но может статься,
Что через сотню лет
Опять начнем хвататься
За нож и пистолет.
Когда в карманах пусто,
А дети просят есть –
К любому черту лютому
Готовы в лапы лезть.

О новых революциях
Могу сказать одно:
Мы это проходили
Уже давным-давно.
Известны результаты:
Наш воз и ныне там.
Те ж были супостаты
И та же маята.

Не лейте крови новой –
Другие есть пути,
Чтоб изменить основы
И до высот дойти!


Рождение Красной Армии

Обрушилась на Русь беда,
Но только, верные присяге,
Вы отбивали города
И красные крепили флаги.
Советской Родины бойцы,
За долю лучшую вы бились,
Но славу вечную гонцы
В честь вашу ныне оттрубили.
А зря. А зря! Стране нужна
В любые времена защита.
И снова озаряет нас
То, что, казалось бы, забыто.
Сиваш. На бешеном ветру
И в ледяной воде по пояс
Идете вы, чтоб взять к утру
Рубеж последний самый с боем…
Течет студеная вода,
На берег дымка наплывает.
Здесь наши прадеды тогда
За нас с тобою воевали.


23-е февраля

В этот день, в день настоящих всех мужчин,
Отложите на мгновение мечи
И в кругу друзей, за праздничным столом
Расскажите нам о подвиге былом:
Сколько трудностей встречалось на пути,
Как непросто было верный путь найти,
О товарищах, что в битвах полегли,
Чтобы мы спокойно ночью спать могли.

Пусть в висках давно гуляет седина
И отбой трубит любая вам война,
Но сынов своих и внуков вы растили
Как Героев, как Защитников России.
Слава вам, любовь, признанье и почет!
Благ земных, здоровья, всяческих успехов!
И сегодня вам преграды нипочем,
В сердце молодость еще звучит, как эхо.


Субботник

У Гайнуллинских озер
Голо, как в пустыне,
Лишь прибой ласкает взор –
Жар, а сердце стынет.

Но однажды ветераны,
Позабыв болезни, раны,
Прихватив с собой лопаты,
Дружно ринулись куда-то,

С комсомольским огоньком
Все озеленили
И, вдыхая глубоко,
Возраст свой забыли.

Через год в июле жарком
Мы пройдемся, как по парку,
По холмистым берегам.
Так зачем же нам юга?!

Нет давно Советской власти,
А субботник все же жив!
Общего хотим быть частью
И земле своей служить!


Неписаный закон
Диктатура пролетариата плохо вяжется
со словами «писаный закон».
     П.И. Стучка, нарком юстиции в 1918 г.

Навек записаны уж в первой Конституции
Все супер-лозунги победной революции:
И о земле, и о заводах, и о сметах,
И о труде, и о Республике Советов.
Но даже в главном из Законов для страны
Предельно классовые принципы видны:
Ограничения, грабеж и унижения,
Хоть о физическом нет слов уничтожении.

А вот на деле диктатура – это кровь,
И беззакония творятся вновь и вновь,
Не демократия она, чтоб быть ей чистой –
И начинается волна повальных «чисток».
Мой прадед тоже сгинул где-то в лагерях,
Но веру в Бога никогда он не терял.
За то, что людям помогал не падать духом,
Пускай земля ему родная будет пухом!

Порою в снах моих, как птица, до крови
О клетку бьется свет святой его любви.
И храм разграбили, и веру осквернили –
Он все простил им. Ну, а мы-то все простили?
Давно прошло, давно быльем уж поросло
То время, где добром считать учили зло,
И каждый прав был со своей-то колокольни –
Так пусть земля дух всех ушедших успокоит!

А что народ?

Не счесть потерь теперь природных и духовных,
Распять Россию-мать тогда решили словно
И те, что слева красный флаг войны вздымали,
И те, что справа в зверствах им не уступали.
Не обошлось, пускай, без «помощи» извне,
Но прежде сами мы вскочили на коней
И полетели не звонить в колокола,
А в чисто поле, где рекою кровь лилась.

А что народ? Он из огня да в полымя:
Служил то красным, то на белых их менял.
Ну, а когда вдруг защищал свой интерес –
Со всех сторон шли на него наперерез.
Чтоб не попасть и нам в такой слепой поток,
В большой политике знать нужно все же толк,
Ведь иногда, в какой-то смутный день и час,
Играет роль и слово каждого из нас.


О непримиримости

Когда из уст твоих сорвется сгоряча
Мечта быть в роли и судьи, и палача,
Ты к топору в порыве гнева не тянись
И сделать явью ту мечту не торопись.
Дано нам страшное наследство – фанатизм:
Любой ценой мы навязать свой рай хотим.
Уж коль взойдут внедренных «измов» семена,
Яд наших мыслей убивает даже нас.

Все, кто не с нами, - «недоумки» и «калеки» -
Так, поучая, ярлыки мы щедро лепим
И сверхбезжалостно казним, идеи ради,
Пытаясь к звездам прошагать, как на параде.
Расплаты требуем за каждый тяжкий вздох
И бить кнутом других грозим уже за то,
Что наши замки из песка волной размыты
И к счастью лестницы, увы, еще не свиты.

Готова молодость – не много и не мало –
Стереть весь мир дотла во имя идеала,
А идеала нет! И в этом фокус весь.
Пока не стала палачом, свой выбор взвесь!
Непримиримость не от мудрости – от спеси,
Не сотворишь добро, противников повесив,
В тебе самой тот корень зла, а не вокруг –
Так разорви порочной ненависти круг!
И не считай себя правее самых правых,
Лишь Бог один
судить нас всех, наверно, вправе.
А если все же хочешь людям ты добра,
Учись сочувствовать и бойся презирать!


«Военный коммунизм»

Мы, поблуждав, нашли в тайге свою тропу,
Ее расчистили и в меру укатали –
И был «Военный коммунизм» как лучший путь
Провозглашен с трибун столикими устами.
Конечно, лучшим был: и дешев он, и скор.
А то, что главным стал вершителем топор,
Так то ж понятно, ведь война, враги вокруг,
И нужно спешно разорвать порочный круг.

Все для победы! Демократия потом,
Все устаревшее на слом, на слом, на слом!
И все совместное: и труд, и цель, и жизнь,
И пристрелить того, кто с нами не бежит!
И позже общим было все: и хлеб, и скот –
Так реквизировать быстрее, без хлопот.
И вновь аресты, конфискации, ГУЛАГ,
Чтоб из костей народа мощь страны взошла.

В Победном Мае, поплутав еще немного,
Вновь на знакомую выходим мы дорогу.
Команда – главное, и подчиненье ей,
А тем, кто против, пуля в лоб всего верней.
Диктатор умер, изменился мир вокруг,
Народ надеждой воспылал, что, может, вдруг
На демократии прямой и светлый путь
Теперь, как все, мы все же сможем повернуть.

Ан, нет! На новых-то дорогах транспорт новый,
А мы на бронепоезд свой садимся снова.
Недавно думать стали несколько иначе.
Ну, а дорога та нет-нет, да замаячит.


«Общак»

Пришла подруга:
–У меня разбилась чашка.
Возьму твою одну,
С цветочками, на счастье.

Пришла другая:
– У тебя так много книг!
Возьму вот эту, поновее.
– Ну, возьми.

Пришла и третья:
– Ах, губнушка просто чудо!
Мне так идет она,
Так пусть моей и будет.

А вот четвертая
«Запала» на пальто:
– И мой размер, смотри,
И цвет под мой платок.

И пятая, не спрашивая, грабит,
Ей приглянулись мои бусы.
– Бога ради!
Я даже рот не успевала открывать –
Забрали стол,
И телевизор, и кровать.

Экспроприация
До мужа уж дошла,
Сказали:
– В счастье с ним
Свое ты пожила,
Так дай другим
Хотя б немного так пожить,
Чтоб ни о чем уже
Не думать, не тужить!

Остались песни и стихи,
Но только воры
И их присвоили себе
Довольно скоро.
И на квартиру замахнулись…
Только вдруг
Звонок раздался –
И растаял круг «подруг».

Я поняла, что это сон
И что «общак»,
Как коммунизма призрак,
Навсегда иссяк.
И слава Богу!


Наш ликбез

Был для одних Октябрь концом,
А для других он стал началом,
Хоть голод брал порой в кольцо,
Хоть радости так было мало!

Крестьянский непомерный труд,
И нищета, и многодетность –
Все то же дома и вокруг,
И никуда от них не деться!
Но вот однажды стук в окно
Таким веселым стал и звонким,
Какого не было давно
В их покосившейся сторонке.
И бабушка моя, Анюта,
С подружкой побежала, с Валей,
В избу, которую как будто
Избой-читальней прозывали.

Без Октября и мать моя
Крестьянкой темной бы осталась,
Не возводила б города,
Меня бы так не воспитала.
Она училась, но чуть-чуть
(Четыре класса – разве много?),
Но стал ее светлее путь,
Чуть краше трудная дорога.
Тогда такие ж, из низов,
Шли на культуры мощный зов.
Кому рабфак, кому-то курсы,
Чтоб стать в профессии искусней…

Читать ей некогда бывало –
Тогда я книгу доставала
И вслух читала в тишине,
Внимала мама жадно мне.
Порою и житье отбросит,
Что непонятно – переспросит,
И продолжаем мы опять
Рассказы и стихи читать.
Романы слишком уж длинны –
Для наших чтений не годны,
Но я рассказывала вкратце
То, в чем сумела разобраться.

Был наш ликбез взаимным, к счастью.
И внучке я своей нечасто,
Но все ж читаю книжки вслух,
Огонь в глазах чтоб не потух.
А подрастет – мне почитает,
И в старом сердце снег растает,
Дороже чтенья нам вниманье
И дух взаимопониманья!

Да, видимо, без Октября
И я другою родилась бы.
Так все же, может быть, не зря
Октябрь свой свет пока не гасит?


Союз (1922 г.)

От империи Российской
Лишь середочка одна,
Да и та, пойди спроси-ка,
Чуть жива и чуть видна.
Не вернуть нам все потери
От развязанной войны,
Чтоб душа осталась в теле,
Мы срастись опять должны.

Украина и Россия,
Закавказье, Беларусь,
Потеряв в раздорах силу,
Новый создали Союз.
Постепенно и другие
Предпочтенье отдают
Старым связям, с новым гимном
В строй единый вновь встают.

Ох ты, мать-земля родная,
Ох ты, Родина моя!
Хоть болят, хоть ноют раны,
Как лекарство, льют в них яд.
Сколько лет был мощной силой
Созданный тогда Союз!
А теперь час славы минул
И не стало прежних уз,
Мы распались, раскололись,
Раздружились, разошлись.
Сколько слез и сколько боли
Эти распри принесли!

Кто повинен? В чем причина?
Может быть, уж никогда
Не сверкнет вдруг из пучины
Счастья общего звезда.
Но кругами Русь все бродит –
Бог ведет ли, Леший ли –
СНГ был создан, вроде,
Но опять замешкались.
Червь сомнения все гложет,
Тянемся мы кто куда,
Нас сплотить реально может
Только общая беда.

Но не дай Бог ей случиться,
Лучше так уж будет пусть!
Почему же сердцу снится
Сверхдержавой наша Русь?!
По своей тропе спешу я –
Хорошо ли, плохо ли.
Ну, а Родину большую
Вместе мы прохлопали!


       Развилка 3
Троцкий – Сталин - Киров

Демон революции
   (Л.Д. Троцкий)

Его искрометных речей фейерверк
Ковром устилал все ступеньки наверх,
Партийной риторики бешеный шквал
К ногам миллионы когда-то бросал.
А если же вдуматься в суть его слов,
Поймешь, что для партии лишь колесо
Крестьяне, рабочие, интеллигенты,
Чтоб власть ухватить под их аплодисменты.

Он с Лениным спорил разумно вполне,
Что «пролетарьята» в их партии нет
И на мировой революции зарево
Одна большевистская партия зарится.
Сначала все спорил, потом согласился,
Что цель – это главное, в дело включился.
Захват в Петрограде – работа его
(Про это отдельный уж был разговор).

От власти, конечно, его оттеснили
(Его меньшевизм дооктябрьский не чтили),
Но стал он для армии главной фигурой
И мог взять любую теперь амбразуру.
И взял бы еще в восемнадцатом лихо,
Когда б не повел себя в Бресте он дико:
Не хлопнул бы дверью, фронты оголяя,
Весь запад России врагу отдавая.

Горяч, беспощаден, в гражданской войне
Он был, как казалось, всегда на коне.
И все же, и все же не смог, не сумел,
Теряя, теряя все то, что имел.
Другая фигура, хитрее, мощнее,
Шажок за шажком укрепиться сумеет.
И Льва отстранили сначала в стране,
Потом уж добили физически вне.

А что бы случилось, когда бы не Сталин,
А Троцкий в то время Россию возглавил?
Огонь мировой революции срочно
Разжег – и Европа нас стерла бы точно!
Такой вот расклад получается сил.
И значит, тогда повезло ведь Руси,
Что Сталин (не Троцкий) остался у власти!
Что-что, а бороться за трон он был мастер!


Проводник

В стране разруха, голод, холод, нищета
И масса слухов, что политика не та,
Что изжила себя военная узда,
Что воз стоит – и ни туда, и ни сюда.
Глядь, на кобыле едет парень молодой,
Силен, как видно,  – значит, справится с бедой.
Остановили: «Чей ты будешь? Но не ври».
«Не знаю дальних, – им парнишка говорит, –
Но капитала есть закваска, как не быть,
И мать-идея весь народ зовет любить.
Ну, в общем, НЭПом нарекла меня родня.
А вам-то что, скажите, нужно от меня?»
Затылки чешут:  «Да не знаем, что хотим.
Ты за оглоблю нас сначала ухвати
И на дорогу проводи – ну, на большак,
А то продвинуться не можем ни на шаг».
Все поднатужились, телегу развернули
И лошадей своих на радости стегнули.
Несутся прытко по каналам и колдобинам.
Набили шишек и кричат: «Постой, юродивый!
Ты что ж шарахаешь направо и налево?
Нам к большаку бы по прямой! И уж от гнева
К дубине тянутся: «Да мы тебя сейчас!»
Он повернул коня и вскоре скрылся с глаз.
Теперь поехали помедленней чуть-чуть,
Стараясь ямы и ухабы обогнуть.
А ночь ложилась на дорогу темной шалью.
Где тот большак?
«Ах, как мы, братцы, оплошали!»

Гримасы НЭПа

Был он мальчиком улыбчивым, речистым,
Стал подростком умным, смелым и плечистым,
Но внезапно вдруг его перекосило.
И куда девалась прежняя-то сила?
Только близкие заметили вначале,
Что не ладит со своими он речами,
И то глаз порой подернет, то вдруг руку.
«Он падучей занемог», – твердит наука.

Стал гримасы корчить больше год от года:
Урожай есть – нет товаров для народа,
Есть товары – хлеба нет, и весь тут сказ,
Для себя нет, а не то чтоб на заказ.
Цены пляшут, словно черт на сковородке
В рыже-красной расписной косоворотке,
Черный рынок озверел, как тигр в клетке,
Запредельные сметая все отметки.

Попивать стал, а потом и дам водить,
Уж не думая о том, что впереди.
В рост преступности свое вписал он слово,
Даже – бред какой – разрушить все основы
Помышлял: там, демократию ввести
Или к Западу поближе увести.
«Не жилец! - единодушен приговор. –
Он опаснее убийцы, этот вор!»

Полечить бы сразу – может, полегчало б,
Но напрасно мать в ворота все стучала:
От падучей, не заразная хотя,
Каждый в доме закрывался не шутя –
Вдруг за что-нибудь совместно привлекут
И куда-нибудь подальше упекут.
НЭП в тисках НКВД закрыл глаза,
Недозрев, недодерзав, недосказав.


***

Дорожки двадцатого века
То вверх нас вели, то на край,
И в мутных тонули мы реках,
И сохли, дрожа, у костра.

У каждой развилки приметной
Рывками меняли маршрут,
Но как-то совсем незаметно
За кругом мы делали круг.

Чуть-чуть сбавить скорость бы надо,
Когда выбираем пути,
Чтоб Рай мы не путали с Адом
Еще до того, как войти.


Любимец партии
   (Н.И. Бухарин и И.В. Сталин))

Большевизм оказался наиболее верным … русским методам управления
и властвования насилием.
Н.А. Бердяев

Он сын учителя, студент-экономист
И юридических премудростей питомец,
Затем оратор превосходный и марксист,
Хоть член ЦК, но очень искренен и скромен.
В обычной жизни Николай всегда тактичен,
Но за идею был готов на казнь публичную –
Да, если речь пошла о будущем России,
Любые трудности, казалось, мог осилить.

Он спорил с Лениным, хоть уважал безмерно,
А вот со Сталиным не спорил – просвещал,
Тот Николаем звал, здоровался с ним первым,
Пока соперников других не застращал.
Но в троне прочности не чувствуя вполне,
Вождь не о дружбе помышлял, а о войне.
Защитник НЭПа, демократии, крестьянства
Его бесил своим столь рьяным постоянством,
Твердя все чаще, что насилие – не метод,
Крестьянство грабить –
значит, только озлоблять:
И хлеба городу не выбьете при этом,
И упадет на нет авторитет Кремля.

И как ведь слушают!
Всеобщим стал любимцем,
Попробуй против кто открыть теперь свой рот!
Коль так опасен, даже если без амбиций,
Пора за жабры взять да и пустить в расход.
А уж когда Бухарин Сталина назвал
«Восточным деспотом»,
пусть даже очень мелким,
То покатилась с плеч шальная голова –
Тиран простит вам что угодно,
но не смелость.

А где же те, что на руках его носили
И за любимца жизнь готовы бы отдать?
Всегда из всех альтернатив лишь только сила
В России, видимо, способна побеждать.


Эксперимент

Данная, третья русская революция должна
в своем конечном итоге привести к победе социализма.
В.И. Ленин

Большевики марксизм к знаменам прицепили,
Чтоб в руки власть быстрей научно как-то взять.
Что Русь – крестьянская страна, совсем забыли,
По строчкам классиков рассеянно скользя.
Процент рабочих был в России очень мал –
А значит, и социализм быть должен куцым –
Но то не повод, чтоб совсем не отнимать
Власть ослабевшую дубиной революций.

А что в итоге? Попытавшись там и тут,
Вдруг убедились, что реформы не идут,
Нет благодарных за насильственное счастье.
«Какие мелочи! Не рваться же на части,
Свою насильно изменить стремясь натуру?!
Не демократия ж у нас, а диктатура!»


***

30-е годы - и радость, и боль
Сердца наши рвали на части.
Какою же разной ложились судьбой
Мечты тех строителей счастья!
И холод, и голод одним нипочем,
Коль по сердцу труд и по силе.
Другим воздавался особый «почет» –
Стать рабскою силой России.
Дешевле труда Он придумать не мог –
И дал миллионам пожизненный срок.


Второе крепостное

Незаметненько так, потихонечку
Стала волюшка синим покойничком.
Паспортов на селе не давали –
Привязали к земле, приковали.
Да еще и работай бесплатно,
Да попробуй не выполнить плана! –
Как «врага» далеко упекут.
Так что лучше уж мучиться тут.

Крепостное далекое право
Воскресили в 30-е браво
Ради «счастья» родного народа,
Для страны, крепла чтоб год от года,
Чтобы стройки все выше вставали,
Чтоб к войне лошадей подковали.
А народ народится еще –
Что вести ему, темному, счет?!


Колосок

Светило солнце, наливался колосок,
Средь волн пшеничных
на степном звенел просторе,
Он был засеян и подпитан точно в срок,
И станет хлебом на столе крестьянском вскоре.

Спустя пять лет пришли другие времена,
У колоска теперь особая цена –
Расстрел иль только десять лет по лагерям,
Чтоб государственный запас не ели зря,
Ведь колосок для заграницы предназначен,
И даже если будет торг не так удачен,
Для индустрии каждый колос – это шанс,
Высоких темпов обязательный аванс.

Взошла луна над захиревшим хлебным полем –
И колосок колхозный клонит в сон невольно.
Но рядом тень мелькнула быстрой серой кошкой –
И срезан тощий колосок, зажат в ладошку.
«Теперь бы только не увидел кто случайно!
Теперь бы лишь не донесли, не настучали!
О, матерь Божья! Помоги спасти детей,
А там, коль нужно так, меня одну убей!»

Не мог спасти семью тот тонкий колосок –
И голод лютый, словно смерти колесо,
По деревням катился и по областям.
«Земля крестьянам!».
Только хлебушек  - властям.


Убийство Кирова

Чрезвычайщина, голод, репрессии
Чашу верности вновь перевесили –
Там и тут мятежи, мятежи,
Нет уж сил у народа так жить.

И средь старых партийцев давно
Недовольства созрело зерно -
Манифест пишет Рютин, что дружно
Отстранить бы Генсека им нужно.
Чтоб под корень подрезать процесс,
Всех неробких возьмут под арест,
Как нацеленный в голову ствол
Беззаконие и произвол.

Но 17-ый съезд «победителей»
Чуть не взял свой реванш у правителя,
Киров был лишь на шаг от избрания
(Или Сталин запутал собрание?)
Предложил шеф в Москву переехать –
Не поехал. Боялся Генсека?
Или думал, что рано пока
Брать всю власть за рога, как быка?

И убит в коридорчике Смольного!
Дело темное, хоть протокольное:
Кто виновен, поди докажи,
Коль свидетель в могиле лежит!
Только вскоре из города Ленина
Потянулись потоки размеренно
В край сплошной мерзлоты, маховик
Закрутился в народной крови.

Скорый суд за дверями закрытыми
Путь вождю в миг очистил от Рыковых,
От Зиновьевых и Евдокимовых,
Пятаковых, Бухариных. С ними же
Исчезает в прожорливой полости
Съезд «расстрельный», 17-ый, полностью.

Вот и думаю я по ночам:
Что таилось во властных очах
В миг, когда поднимался весь зал,
Чтобы слышать, что Киров сказал?


Заимка

Трещала чаща
Порой от хруста,
Но только чаще
Там было пусто.
Зато в заимке
Огонь да песни,
И невидимки
До поднебесья.

Всю ночь, как надо –
Не как-нибудь,
Они к наградам
Торили путь.
Всю ночь застолье
В пылу речей –
Пир подневольный
Для палачей.

И только ближе
К утру (в свой срок)
На ось нанижут
Кольцо дорог,
Чтоб днем в угаре
Стрелять и вешать.
Совсем не даром
Поил их леший.


На крутых поворотах

Даже самая яркая личность –
Лишь песчинка в ревущем потоке,
Как обманчиво наше величье
На крутых поворотах эпохи!
Тухачевский, Егоров и Блюхер –
Полководцы гражданской войны –
Жизнь закончили муками духа,
Эти муки лишь ныне видны.

За Россию, за Родину красную,
За идею, казалось, прекрасную –
Осчастливить трудящихся всех –
Брали на душу общий тот грех:
Убивали, сжигали, казнили,
Непокорных ссылали, гноили,
Как опричники, верность храня
Лишь тому, кто стал выше царя.

Просветленье пришло лишь с годами –
Поздно поняли, поздно страдали,
И истории, вечно голодной,
В клетку брошены, в самую глотку.


Красный маршал

М.Н. Тухачевский - гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде  выдающих-ся военачальников Красной армии.
Г.К. Жуков

Дворянин, офицер царской армии,
Кавалер боевых орденов,
Он не пел флагу белому арии –
Встал на сторону нижних чинов.
Почему? Что такого увидел он
Сквозь идею вражды мировой?
Справедливости жаждою, видимо,
Сам томим был уже не впервой.
Или грезы карьеры стремительной
И в плену не давали уснуть?
Он, бежав, не Парижа стал жителем,
А обратно решил повернуть.
Из рассеянных воинских групп
Создал армии мощный кулак,
Там, где надо, был строг, даже крут –
С ним война бы короче была.
И Колчак, и Деникин, и Врангель –
Вот противники равного ранга,
Испытавшие мощный удар –
Тухачевского воинский дар.
Не вдаваясь в идейный разлад,
Расстрелял он мятежный Кронштадт.
Но, другие туша мятежи,
НЭП ввести власти он предложил.
Даже Польша, быть может, смирилась –
Красной силе сквозь стон покорилась,
Если б выполнил Сталин приказ:
Отдал сразу армейский запас.
Вот оттуда, из этой дали,
Разногласия нити вели
К их открытой вражде. Радость для,
Сталин смачно изрек: «Рас–стре-ля-ть!»

И, как все, пал бессмысленной жертвою
Неизбежно-кровавого культа
Кто угрозой был, хоть и инертною,
Для стоящих у властного пульта.
Академик, военный стратег,
Первый зам обороны наркома,
Как звезда, он сиял в высоте,
Независимо и невесомо.
Всяк, кто мыслит, опасен правителю,
Но решительный страшен вдвойне.
А ему, по натуре воителю,
Из дворян – крох доверия нет.
Сделал дело – престол укрепил –
Значит, место другим уступи,
Тем, кто славит Отца огалтело,
Тем, кто предан и мыслью, и телом.
И взлетали наверх пацаны,
Но горька была полная чаша:
На пороге страшнейшей войны
Обезглавлена армия наша.   

***

Героизм и трагедия –
Две медали истории,
Может, где-то иначе все,
А в России бесспорные.
Героизм и трагедия
Защищают и зверствуют,
Все в одном человеке есть,
Все в безверье и с верою.

Много в людях намешано,
Бог в нас борется с дьяволом,
Но в потемках кромешности
Отреклись мы от главного:
Отреклись от смирения,
Отреклись от сочувствия,
Только собственным мнением
Дорожим все да умствуем,

И по грязным чащобищам
Леший водит взгордившихся,
В сложных личных расчетах
Душ нетленных лишившихся.


***
Зайцы волка собирались разорвать,
Упирая на свои на то права,
Прибежали, налетели, как хотели –
Волк и сыт теперь на целую неделю.


Личный фактор
(К.Е. Ворошилов и И.В. Сталин)

Уцелел! Он один уцелел,
Не считая кавказца Буденного.
Может быть, и умен был, и смел?
Может, слова не знал пустозвонного?
Да и в тюрьмах когда-то не сник,
И из ссылки бежал он уверенно,
Пролетарский вожак, большевик.
Только сколько таких же расстреляно?!

Он участник великих сражений,
Ставших вехою в русской судьбе,
Полководец. Но вкус поражений
Знал он чаще, чем радость побед.
И, прошедшею славой влеком,
Уж не конник давно, а нарком,
Воевать в предстоящей войне
Он не в танке хотел – на коне.
Триста тысяч солдат положив,
Чтоб Финляндии взять рубежи,
Отстранен за свое неумение,
Но отмечен был орденом Ленина.

Ворошиловск, «стрелок Ворошиловский»,
Даже танк носит имя «КВ» –
Лавры, лавры и лавры душителю
За покорность и даже навет.
Не щадя, он топил всех подряд,
На кого перст нацелен был Сталина,
Отправляя одних в лагеря,
А других, тех, кто ярче, подалее.
Но другие ведь тоже карали,
Только все же судьбе проиграли.
И неведомо, чудом каким
Одному лишь везло в поддавки.

Дружба их начиналась в апреле.
Делегаты в Стокгольме слетелись
На 4-ый партийный свой съезд,
Вместе жили без жен и невест.
Общий уровень, общий язык,
Схожий путь и претензии схожие,
И предчувствие скорой грозы,
И волненье под юною кожею.
А потом рядом будут всегда
Джугашвили и Клим Ворошилов.
Ну, а нам остается гадать:
Что тогда, в том апреле, свершилось?


Биомасса

Плывет по небу перелетный клин –
Большая и размеренная стая,
Но в миг какой-то птицы, как один,
Меняют направленье, улетая.

А вот поменьше птиц, их зыбок строй.
Одна отбилась вдруг, за ней другая –
И превратилась стая в мутный рой,
И разлетелись все, изнемогая.

И то же самое с народом происходит:
Когда уменьшит «биомассу» вождь какой –
Единства нет уже, все силы на исходе.
Зато правителям и слава, и покой!


Исповедь сталиниста

Себя считали мы строителями мира
Под властью Сталина – Отца, Творца, Кумира.
И каждый строил новый дом весьма активно,
Хотя у власти был, конечно же, фиктивно.

Кипела жизнь: профком, Советы, комсомол.
А тот, кто мал еще, ходил пешком под стол,
Был пионером, октябренком, наконец –
Тотально каждого точил стальной резец.

Огосударствлены, сверкая новой робой,
И не заметили, как стали вроде роботов,
Как шестеренки передач, мы мысль вождя,
А не свою несли, в политику входя.

Да, счастливы мы общностью с другими
И в сердце бережно храним стальное имя.
А что с нас взять, коль все каналы перекрыты
И зерна правды за семью замками скрыты?

Ну, а с другой-то стороны, ведь для России
Мы все, что есть, отдать тогда старались силы,
И ведь вошла страна в разряд держав великих,
Пусть даже с этим вот
кавказским грозным ликом,
А, может, даже и ему благодаря.
Не могут русские без веры и царя! 


Новое русло

Течение поэзии российской,
Не ослабев, лилось из века в век,
И если тучи вдруг спускались низко –
Дождь лишь питал разливы русских рек.
Могуча и советская волна,
Впитавшая всю боль Руси державной:
Блок, Гумилев, Есенин, Пастернак,
А также Вознесенский, Окуджава.
Не для верхов правдивое искусство,
В бетон замуровать решили русло –
И премий сталинских текут лауреаты,
Портреты поднимая и плакаты.


А. Ахматовой

Нам бы встретиться с тобой, поговорить,
Часть души своей друг другу подарить,
Мы могли б друг другу многое сказать,
Нити двух эпох в единую связать.
Только время развело давно мосты –
Я на левом, а на правом мерзнешь ты,
Параллельны нашей жизни берега,
Но ты знаешь ведь, как мне ты дорога.


Идеал

Мы долго строили, все жилы напрягая,
Дорогу торную, наивно полагая,
Что в царство вечной справедливости придем,
Пусть снег стеной идет иль мочит нас дождем.
Мы «коммунизмом» идеал тогда назвали,
Там будет общим все – марксисты полагали,
Все в изобилии – ну, в общем, рай земной.
И не стояли мы, конечно, за ценой.
Так мог ли быть в России нищей он построен?
Нет даже ткани для подобного покроя,
Нет и закройщика. А есть лишь новый гнет,
Что от сохи поднять и глаз-то не дает.
Наивный взгляд на человека и историю
И жажда власти – суть марксизма как теории.
Мы за утопией гонялись целый век –
Но государством был раздавлен человек.   


«Государственный социализм»

Социализм, но государственный – не фраза.
Тогда и Запад социальным внял заказам,
И государство там крепило те же сети –
Процесс единый на единой шел планете.
Нас отличала только ненависть к имущим,
«Жить в нищете, учили нас, – намного лучше»,
Хотя себе ни в чем отказывать не стали.
А мы все верили то Ленину, то Сталину.


Новый курс

Крупнейший кризис,
в мировом уже, масштабе
Поверг правительства всех стран
в какой-то шок.
Как полководцы,
карты боя сдвинув в штабе,
Они обдумывали будущий бросок.

Но странным образом их роли разделились:
Капиталисты социально нарядились,
И Рейган новый курс повел
с хозяйской хваткой,
Но мягко, плавно,
для народа был чтоб гладким.

Социалисты же –
как Гитлер, так и Сталин –
О пролетариях раздумывать не стали.
Резервов внешних нет? Ну, а народ на что?
Взять жесткий курс и все,
здесь главное – итог!

И взяли жестко, и вели уж как тотально,
Чтоб мировой пирог разрезать идеально:
Себе побольше взять и не отдать назад.
Ну, а итог?
Весь мир в руинах и слезах.


В инкубаторе

Был только вакуум вокруг
В прозрачном шаре,
Две клетки, ближе двух подруг,
В нем прорастали.
Из теста схожего посев –
Социалисты,
Одна левее левых всех –
В другой нацисты.

Давил опасный внешний мир
На инкубатор,
И в каждой свой дозрел кумир,
Ведет дебаты:
Мол, наша миссия – реванш
За все обиды,
И что-то вроде о правах,
Но так, для вида…

Да, время было идеальным
Для всех тотальных вызреваний.
Германия и СССР
В борьбе за переделы сфер
Готовы к дружбе и к войне,
Не размышляя о цене.


Дележ

Не выметая сор за порог,
Гитлер и Сталин делили пирог –
Резали Польшу посередине,
Новый расклад утверждая отныне.
Западный кус был, конечно, побольше,
Но и у красных немало: часть Польши,
Страны Прибалтики и Бесарабия,
С ними Финляндии земли отрадные.

Вроде, кому было дело до них?
Пусть себе режут, в чем их винить?
Англия с Францией тоже мечтали –
Русь расчленили бы, если б достали.
Кто там кого из державных надул,
Нам не понять – все растили беду.
Был тот раздел судьбоносным вдвойне –
Речь напрямую ведь шла о войне.

Сталин добро дал, как раньше Европа,
Чтобы фашизм чуть планету не слопал.
Вождь ел и пил – а народу икнулось:
Сколько с фронтов той войны не вернулось?!
Если кому-то вы роете яму,
То уж за это достаточно сраму.
А коль в свою ж еще яму попали –
Не говорите «Другие копали»!
   

На Русь идти – безумным быть!

Война! По Западной Европе
Германия неслась галопом,
И круг противников сужался –
Час «Икс» назрел и приближался.

Задумчив фюрер. У Ла-Манша
Стоит, пронзая взглядом даль:
«Да, островная эта чаша
Еще крепка. Но не беда!
Пусть тешатся пустой надеждой –
Чуть позже сдастся нам сама,
Коль будет СССР повержен,
Пока не началась зима».

И ни одной такой мыслишки,
Что кто-то раньше, видит Бог,
Самонадеян был излишне,
Но все терял, что только мог.
Кружила голову удача:
«Войну заканчивать пора!»
А что в бою внезапность значит,
Проверил он десятки раз.

И вот открыто танки тучей
К границе русской поползли –
Отпор бы дали наилучший,
Коль подготовиться б могли.
Но дан приказ, в обход Устава,
Солдат в ружье не поднимать –
И перебита вся застава,
И рвутся в пламени дома.

Так почему же Вождь ошибся,
Не внял всей явности угроз?
Не верил, что Адольф решится
Открыть второй, восточный, фронт?
То был готов одним лишь махом
Врага любого сокрушить,
То вдруг парализован страхом,
Боясь хоть как-то поспешить.

И Русь истерзанная стонет
Под сапогами новых орд.
Но пусть ее сто раз хоронят –
Восстанет всем наперекор!
Восстанет и сметет лавиной
Всю нечисть, как там ей не выть,
Чтоб жил в веках завет былинный:
«На Русь идти – безумным быть!»


Памятник Сталину

Великий Учитель,
Народов Отец,
Всемирный Воитель
И Идол сердец,
Как прочно сознаньем
Народа он правил,
Душил созиданьем,
Расстреливал раем.

Ведь верили люди,
Что ради детей
Нужны и расстрелы,
И мрак лагерей.
Но часто и дети
(С двенадцати лет)
Со взрослыми вместе
Лежали в земле.

Он создал великий
Советский Союз
И сам же ослабил,
От умных спасаясь.
Он выиграл битву
С фашизмом, свою,
В предателя Гитлера
Страны бросая.

И здесь его цели
Народными были:
В войне уцелели,
Европу отмыли.
Но что-то уж слишком
Стал умным народ –
И снова террором
Зажат ему рот.

Быть первым, быть самым
И «мудрым», и «добрым»,
Всегда и во всем
Черпать славу, как норму,
Стать богом земным
Для бесправных и нищих –
Для цели такой
Не цена даже тысячи.

Тиран и палач,
Он похлеще Нерона
Основы крепил
Небывалого трона.
Да, памятник Сталину
Нужен, согласна,
Чтоб помнили все,
Как тираны опасны.


Система

Оценка системы,
По сути военной,
Не выйдет из тени
Привычных сомнений,
Безликая масса
И малому рада,
Топя вопли класса
В шумихе парадов.

И только когда
Всей великой страной
С проблемой какой-то
Нам справиться нужно,
В ударе звенит
Механизм приводной,
Все звенья вращаются
Быстро и дружно.

Во время войны,
Напрягая все силы,
Единством своим
Мы спасали Россию.
Для каждого времени
Форма своя,
И в каждой системе
Есть плюс и изъян.


***

Сколько ж было великих охотников
(Но не очень талантом отмеченных)
Доказать, что лишь ими суть понята,
А другие должны быть развенчаны?!

Сколько раз переписывать сызнова
Наше прошлое были попытки?!
Но история, дама серьезная,
Превращала триумфы их в пытку.

Все напрасно: плевки и венчание –
Суть видна на большом расстоянии.
Только время, бесстрастный судья,
Нам покажет, в чем польза, в чем яд.

Важно только, чтоб мы не забыли,
Что в любые периоды были
И подъем, и падение вниз –
Горе с радостью переплелись.


Под красным флагом

Российский флаг! Менялся ты не раз,
Но за тебя шли в бой сыны Отчизны,
Ты символ Родины, ты вел к высотам нас
И реял над могилами на тризне.

Советской властью выбран красный цвет
Как отражение мечты об изобилии,
О равноправии, свободе, только нет
В реальной жизни места для идиллии!

Флаг красный словно вымочен в крови
(Всего, что было с нами, не забыть),
Но в нем же пламя веры и любви
К Отчизне, каковой бы ей ни быть!

Сейчас флаг красный помещен в музей
Как символ прошлого, но иногда над нами
Подобно очистительной грозе,
Трепещет это огненное знамя!   


Бессментный часовой

Песня льется на просторе
О Войне, и о Весне,
И о том безмерном горе,
Что познали мы вполне.

Что ей годы, что ей мода,
Что ей лживых строчек строй?!
В ней о подвиге народа
Разговор идет простой:

Как сражались и мужали,
Пол-Европы как прошли,
Как вражине хвост прижали
В центре чуждой нам земли,

И о том, как над могилой
Друга, брата иль жены
Голову свою клонили,
Проклиная серп войны.

Песня, песня! Нашей силы
Летописец ты живой,
Нашей матушки России
Ты бессменный часовой!


Поединок

Город вымер, а в небе
Черных воронов рев.
Смерть, белея от гнева,
Рыщет в пекле дворов.

Через улицу, рядом,
Дом рвануло, зажгло,
И случайным снарядом
Вмиг трамвай разнесло.

Но девчонка на крыше
Гасит новый фугас,
Будто вовсе не слышит
Смерти бешеный глас.

Коли живы, не страшен
Даже огненный Ад,
Лишь одно в жизни важно –
Отстоять Ленинград!


Дорога жизни

И справа, и слева разрывы снарядов
Взметают со льдом и тугую волну,
Но мчится машина – из пекла ей надо
Жизнь вырвать сегодня еще не одну.

Вот мессер, как коршун, над Ладогой кружит:
То ввысь унесется, то падает вновь –
И свастикой смерти очерченный ужас
Лютее мороза нам выстудил кровь.

Но вовремя бой начинают зенитки –
И рухнул стервятник, объятый огнем.
Дорогой не Смерти, а Воли и Жизни
Мы путь этот адский поныне зовем.

Немало воды с той поры легендарной
Уже утекло, тихо плещет прибой,
Но в памяти нашей, навек благодарной,
Жив каждый, кто спас нас когда-то с тобой.



***

Стоит береза у реки,
Читает ветерок стихи,
А ей сквозь пелену преград
Все снится город Сталинград,

Сокрытый пламенем и дымом,
Разрушенный почти дотла,
И Дух святой, тот дух незримый,
Что встал над Преисподней Зла –

То дух сердец простых солдатских,
То дух любви к своей стране,
То дух бесстрашия и братства
И дух проклятия войне.

Свободно, гордо, величаво
Течет российская река,
Лишь в вышине, как стайка чаек,
Проносят память облака.

Стоит береза у реки,
Читает ветерок стихи,
А ей сквозь пелену преград
Все снится город Сталинград.


Тризна

От деревни этой
Трубы лишь остались,
И в дымящем пепле
Женщины копались,
Голосили или
В горестном безумье
С теми говорили,
Кто для них не умер.
Партизанской базой
Этот край был прежде.
Злее с каждым разом
Становились рейды…
Но всегда Иуды
Средь святых найдутся –
И тогда повсюду
Слезы, слезы льются.
За деревней в муках
Снова солнце встало.
И танкист из люка
Выползет устало,
Самокрутку тяжким
Табаком заправит,
Отхлебнув из фляжки,
Молча тризну справит…
И раздавит вермахт,
Помня эту тризну,
Не во имя смерти,
А во имя жизни!    


Во имя жизни

Ему еще бы подрасти,
Ему еще бы повзрослеть,
Но маме он сказал: «Прости»
И убежал туда, где Смерть.
И отступления познал
Всю горечь, и госпиталей,
И снился без конца сигнал,
И в бой бежал он злей и злей.
Друзей по всей терял земле,
Насыпав холмик безымянный –
И, как земля сама в золе,
Седела головы поляна.

Полмира кровью оросил
Своей, чтоб жизнь не угасала,
И рухнул, наконец, без сил
На снег, по-мартовски подталый.
Но только каждою весной
Из-под земли подснежник нежный,
Как дух, не тронутый войной,
Всплывает с облаком надежды.
И каждая на свете мать
Отдать и жизнь свою готова,
Чтоб только ненависти тьма
Сынов не уводила снова.


На поле Куликовом

Парят стога в лучах заката
Как головы без бренных тел.
Здесь дух войны царил когда-то,
И всадник на врага летел,
Мечи звенели о кольчуги,
Свистели стрелы, кровь лилась.
И вороны со всей округи
Здесь пировали уж не раз.
Со временем большое поле
Травой высокой заросло,
И тихо над равниной вольной
Рассвет крепил свое крыло.

Однажды в отдаленье глухо
Рвануло чем-то небеса.
Фронт подползал, как тигр на брюхе,
И поначалу не кусал,
Но близился неудержимо
И солнце светлое затмил,
Наполнив все пространство дымом,
Огнем, машинами, людьми.
С ним, как угрюмый землекоп,
Все полз отчаянный окоп
И огрызался до темна,
Но дольше жизни шла война.

В полях измученной державы
Легли повзводно и поротно
В бой шедшие не ради славы,
А во спасение народа.
И снова заросли травой
Окопы и солдат останки,
Но, словно на передовой,
На постамент прорвались танки.
Сюда мы часто по весне
Приходим павшим поклониться.
Нет, не сгорели вы в огне –
У внуков ваших те же лица!
За нашу землю, за стога,
За то, чтоб пули здесь не пели,
И мы дадим отпор врагам,
Надев отцовские шинели!


Сыновья

Вся в крови и ожогах,
Застонала земля.
Смерть неслась без дороги
По лесам и полям.
Парень рухнул на месте,
А ему бы пожить,
Чтобы лучшую песню
О Победе сложить!

Сыновья уходили к далеким мирам
В порыжевшей от крови солдатской шинели,
А их матери скорбно вставали
навстречу военным ветрам,
И от слез материнских
все птицы в округе немели.

Но опять ветер грозный
Загудел в проводах,
Унося, словно гроздья,
Ноты в звездную даль.
От тоски и печали
Замер пульс у земли:
Не вернутся к причалу
Сыновья-корабли!

Сколько войн пронеслось над страною моей!
Сколько слез
пролилось о погибших солдатах!
И седела от горя людского
зеленая прядь тополей,
И вставали багровой волною моря и закаты.

А сегодня вдруг солнце
Разукрасило высь,
И тепло к нам в ладони
Песни с неба лились,
Ноты реют, как чайки,
Над землей голубой,
И чуть меньше печали
Навевает прибой.

Пусть никто не вернется уже никогда
В этот мир с той же самою плотью и кровью,
Но сияет светло и лучисто
души улетевшей звезда,
Согревая навеки своею безмерной любовью.



Союзники

Бои в Арденнах бесконечно продолжались,
Но, превосходство сил имея, да и средств,
Уже союзники едва в седле держались,
Нужна была им передышка позарез –
В Москву от Черчилля летит в мгновенье ока:
Мол, помоги, Россия, тяжко нам пришлось!
И много ранее намеченного срока
От самой Вислы наступленье началось.

Своих союзников спасал Союз Советский
И даже гитлеровских бывших подпевал:
Коль враг раскаялся, то это довод веский
Простить ошибки и обидные слова.
Пусть каждый делом всем докажет, что не робок
И в схватке с Гитлером пусть крепче держит меч!
Победа близко, но потерям счет огромен,
А как хотелось бы солдат своих сберечь!

Победный год опять в цветах, слезах и песнях
Из кинохроник к нам рванется, мир упрочив.
Мы день Победы столько лет встречали вместе
И с Украиной, и с Прибалтикой, и с прочими.
Никто истории тома списать не в силах,
Им славный год, победный год не оболгать,
И пусть порукой будут общие могилы,
В том, что умеем, хоть не любим, воевать!


Весна Победы

Четыре года кровь и смерть,
Четыре года стон и слезы –
Звучала траурная медь
В лучах и в зелени березы.

Четыре года след весны
Все заметали злые вьюги
И серп безжалостной войны
Под корень резал радуг дуги.

Но мы прошли сквозь вой и скрежет,
Сквозь тьму разлук и боль утрат –
И вот встречаем, как и прежде,
Цветущий май и наш Парад.

Мы победили в 45-ом
В борьбе с немецкою ордой,
И до сих пор в строю солдаты,
Хоть многих нет, а я седой.


Утро мира

По руинам Берлина бродила
Тень зари, дымом, пылью полна,
Зодохнувшись смертельным кадилом,
Умирала в то утро война.

Через Шпрее к вратам Бранденбургским
Наши танки победно неслись,
Ликовала Европа по-русски,
И Рейхстаг с флагом красным плыл ввысь.

Утро мира еще непривычно,
Тишина, редкий выстрел не в счет –
И детей отощавших столичных
Запах кухонь походных влечет.

Пусть с опаской пока, из подвалов
К свету, миру и новой судьбе
Вышли те, кто, хлебнув бед немало,
Истребит зов бредовый в себе,

Осудив и войну, и воителей,
Ну, а фюреров даже вдвойне,
Кто признал правоту победителей
В этой страшной и долгой войне.


Монолог памятника

Тишина, тишина, тишина!
Только плещет свободно волна,
И стоим мы над ней до темна,
И пылает в нас снова война.

Переправа! И слева, и справа
На воде свежерваные раны,
Шквал огня, но затишья не ждем,
Под свинцовым плывем мы дождем.

Рядом взрывом взметает волну –
И идет друг твой лучший ко дну,
И какую-то чуешь вину,
Что с ним вместе ты не утонул.

Тайны вам никакой не открою:
Нас встречали тогда как героев,
Чудным роем цветы к нам летели –
Мир спасти от чумы мы сумели!

А теперь мы захватчики будто,
Сносят нас, словно старые будки,
Только дух наш здесь был, есть и будет –
Внук мой, брось на волну незабудки!


«Большая тройка»

Большая та «тройка» – непрочный союз,
Не крепит навечно он дружеских уз –
Пока не ослабят совместно Германию,
А там ведь у каждого личная мания:

И Штаты на роль претендуют первейших,
И Англия так же, по праву старейшего.
А уж о Союзе вы сами судите –
В войне мировой главный он победитель.

И все же, и все же тех дней нет дороже,
Когда руку другу пожать мы могли,
И в Ялте, и ранее, уж в Тегеране,
К всемирной ООН потихонечку шли.

Когда б на планете дул ласковый ветер,
Когда бы в согласье решались дела,
То сколько б пожаров не вспыхнуло яро!
И сколько б сынов мать Земля сберегла!


Приказ министра обороны
от 9 мая Х года

Товарищи солдаты и матросы!
Товарищи участники войны!
В день этот обрубили мы все тросы,
Чтоб корабли гуляли вновь, вольны.

Нет бомб, торпед, фугасов – море чисто,
И небо, и земля поют, звеня,
Взрываются приветливо, лучисто
Лишь почки, выпуская зеленя.

Фашистских полчищ грозные лавины
Давно уже рассыпались, как прах,
Но в некоторых душах все же льдины
Идей бредовых пережили крах.

Приказываю мертвым и живым
Держать сухим на всякий случай порох,
Не отдадим ни Омска, ни Москвы,
И малый уголок нам очень дорог!

Пусть помнят: за ценой не постоим
(Мы не грозим, а так, предупреждаем),
Наш дух, проверено не раз, непобедим,
И умирая, все же побеждаем!   


Я живу

Постарели совсем незаметно мы,
Даже взгляд стал тусклей и грустней,
Согреваемся чаще приветами
Прошлых солнечных лет или дней.
Память, память, дорогами дальними
Ты все водишь меня по ночам,
И горит у икон поминальная
Восковая, простая свеча.
Пожилые – живые, пожившие,
Пережившие столько потерь
И с победою часто дружившие,
Что мы можем с тобою теперь?!
Ничего! Но напрасно не охаем,
И другим не в обузу пока,
Хорошо нам сейчас или плохо ли –
Знает только звезда, высока.
Уж зовет нас она в дали светлые,
Уж готовит в дорогу подчас,
Но земля и Отчизна заветная
Крепко держат и немощных нас.
Для чего? Видно, здесь еще надобны
Мы как память живая войны,
Чтобы снова не рвали снарядами
Тело матери в схватке сыны,
Чтоб планета, на части разъятая,
Не исчезла в мерцающей мгле. 
Я живу, чтобы войны проклятые
Реже вспыхивали на земле!   


Я еще не вернулся с войны

Там, где ветер от ярости выл и тоски,
Там, где тучи разорваны в клочья, -
Зубы сжав, из окопа у самой Оки
Я кровавые шлю многоточья.
Я еще не вернулся с далекой войны,
Я еще по ночам холодею,
И раскрытые раны мои мне видны,
И тону вновь в холодной воде я.
Все друзья, что со мною прошли этот ад
И уже никогда не воскреснут,
Молчаливо ночами в глаза мне глядят,
А приходят зачем, неизвестно.
И терзаюсь я вновь наяву и во сне:
Что я сделал не так в жизни этой?
Полыхают дома, гибнут люди в огне,
И гремит все вокруг до рассвета.
Да, мы долго с тобой отступали, мой друг,
Мы до самой Москвы отступали.
Пусть вначале, мальцов, одолел нас испуг,
Но оружье в бою добывали.
А потом мы по пядям обратно ее
Возвращали, землицу родную,
И кружили над нами, как то воронье,
Их пилоты, от злости беснуясь.
Не смотри ты с укором, что с рюмкой сижу,
Я один, словно перст, доживаю.
Никого ни за что я уже не сужу,
Только рана болит ножевая. 


Медсестра запаса

Средь старых документов
Лежал уж много лет
Со штампами отметин
Военный мой билет.
Случайно как-то внучка
Наткнулась на него –
Вопросов сразу куча:
Кто? Где? Когда? Кого?

Она решила с ходу,
Что в той большой войне
Быть со своим народом
Пришлось на фронте мне.
Но родилась я позже,
И нет моей вины,
Что не познала кожей
Всех ужасов войны,

Что под огнем прицельным
Не волокла бойцов,
Не бинтовала в целое
Почти что мертвецов,
Что в тесных медсанбатах,
Где стоны, вновь и вновь
Не я тогда солдатам
Свою давала кровь.

Я медсестра запаса –
И если б час пробил,
Взяла б ружье и каску,
Лекарства, сумку, бинт.
Но, слава Богу, биться
Наш не настал черед,
Хотя готов к защите
Страны был весь народ!

Опять гремят салюты
В честь главной из побед,
И май великий будет
В бессмертие одет.
Цветы опять возложим
У Вечного огня
Тем, кто, увы, не дожил
До праздничного дня.


Соцлагерь

Была ль у коммунистов мира
Когда-нибудь альтернатива:
Не Коминтернов революция,
А демократий эволюция?
Была! Война ей старт дала
На мирное перерожденье –
Компартия ж вперед вела
Антифашистское движенье!

Вес возрастал из года в год –
То ж государственный оплот,
А не подрыв рукой Кремля –
Так, может, стоит укреплять?
К тому же роспуск Коминтерна
Привел в порядок многих нервы –
И вот, освободясь от пут,
Во власть комбриги держат путь.

Но не сбылось, не получилось –
Европа быстро излечилась,
Увидев сквозь победный шквал
Все тот же классовый оскал.
Подвел Союз, создав соцлагерь,
И полиняли наши флаги.

Открытие Запада

Как Колумб открыл Америку
Совершенно невзначай,
Так и русские, наверное,
Запад стали изучать
Не по книгам, им неведомым,
Не по фильмам, не во сне,
Не по письмам мир исследуя,
А вживую, на войне.

Пол-Европы мы протопали,
Каждой пяди зная счет,
И везде глазами хлопали:
Во как здесь народ живет!
И дома не под соломою,
Хлеба вдоволь и вина.
И нигде б ничто не сломано,
Если б только не война.

И не все в нас видят ворога,
Даже любят – вот дела!
А писали, что втридорога
Все и бедным кабала,
Что мечта о революции
Все сильнее каждый год,
И что наша Конституция
Больше каждому дает.
Посмотрели, что-то сравнили,
Захотели так же жить,
Чтоб имелась хата справная,
Чтоб судьбу самим вершить.
Только мысли эти вольные
Власти были ни к чему –
И текли потоки дольные
В дальний край – на Колыму.


***

Простому бы люду
Не Лондон на блюде –
Ему уж попроще чего бы нибудь:
Жилье, и здоровье,
И рост поголовья,
И деток, конечно, одеть и обуть.

И чтобы поменьше
Контроль, где не надо,
И чтобы давался почет по труду!
Нет лучшей награды,
Чем солнышко в радость
И счастье России в любви и ладу!


«Суд чести»

Казалось бы, время гражданской войны
Давно миновало, давно миновало,
И чучела бывших врагов сожжены,
И патриотизм уж возрос небывало.
Но только чем ближе к намеченной цели,
Тем больше «врагов» (Неужель уцелели?)
И левых, и правых, и космополитов –
«Все беды от них в петлю Родине свиты».

«Ату их!» - и сверху кричат, и на месте.
Ату их – соседей, родных и друзей!
И вот уж хрипим мы, свершая «суд чести» –
И всех поглощает концлагеря зев.
Без устали все мы вершим дело злое,
И даже во сне не приснится иное,
И только когда в дверь и к нам постучат,
Поймем: о другом надо было кричать.

Но «Бог» наш во имя дальнейших свершений
Все требует жертв на алтарь приношений –
И мы, ни других, ни себя не щадя,
Ложимся на плаху с хвалою вождям.


На страже режима

Шумит листвой сосновый бор
Над чьей-то общею могилой –
Здесь сотни, тысячи в упор
Расстреляны когда-то были.
И не за то, что поперек
Режима выступить посмели,
А лишь за скрытый тот порок,
Что думать все-таки умели.

Интеллигенции, крестьянства,
Рабочих самый лучший цвет
Лишь тем, что есть они, тиранству
Собою застят белый свет…
И ни креста здесь нет нигде,
Лишь вышкою вдали маячит
Сотрудника НКВД
Стоящая на страже дача.


В галерее

История России – галерея:
Портреты, натюрморты и пейзаж.
И ходим мы по кругу, и сквозь время
Пытаемся разгадывать типаж.

Вот тот же факт, но ракурс поменялся –
И всей картины изменился вид,
Но в следующей автор постарался
Не истину раскрыть, а удивить.
А вот еще один похожий мастер
Средь тех, кто всем стремится угодить,
И потому официальной масти
Картины в большинстве. Но впереди
Знаком герой до боли. Дай поближе
Я подойду – и он идет ко мне.
Да это ж я себя средь зала вижу
В зеркальной раме, будто бы во сне!

Мой автор – жизнь. Но как несправедливо,
Что мой портрет здесь только промелькнет,
Что живописец с титулом стыдливо
Стекло, меня впустившее, протрет.
Мне нет здесь места, в этой галерее,
Простому, без чинов, без эполет.
История распухла бы, старея,
Коль каждый мог бы в ней оставить след.


40-е трудовые

Этот сорок шестой, этот сорок седьмой,
Даже светлый уж пятидесятый
Из руин поднимали страну над собой,
Словно армии мирной солдаты.
Пусть село аж свело, пусть и город опух,
Пусть и полки пустые до сини –
Но вращает станок, зубы сжав, паренек
За себя, за отца, за Россию!


***

Я родилась в конце сороковых,
Когда побед фанфары отгремели,
Не в шумном центре города Москвы,
А в дальнем царстве взвихренных метелей.

Послевоенные, предельно-трудовые,
Ни хлеба, ни одежды, ни тепла,
Но были стройки, песни удалые,
Мечта о светлом будущем влекла.
И человек творцом тогда считался,
Образованье, медицина для него –
Нам строй такой возвышенным казался,
Гордились им, пусть через одного.

А жизнь моя в том мире, красок полном,
Была, быть может, трудной, но не сонной –
Жила я жизнью Родины моей.
Россия берегла своих детей,
Она меня растила и учила,
Бесплатно и заботливо лечила,
В Анапе отдыхала я и в Риге,
И был весь свет для нас открытой книгой.

Конечно, и тогда был мир особый
(Элитный рай хранил границы строго),
Но нам того хватало, что отчасти
Перепадало от советской власти:
Была работа, дом был и друзья,
И за детей была спокойна я,
И старость нас нисколько не пугала,
Я столько разных планов намечала!

Внезапно все вокруг перевернулось,
И от детей Россия отвернулась,
Всех душит мир преступный до предела,
Но никому до этого нет дела.
Нельзя тянуть из прошлого все слепо,
Но сук рубить, на чем сидишь, нелепо –
И чтобы было некого винить,
Все лучшее должны мы сохранить!


Крещение

Свечи. Иконы. И чаша купальная.
Крик малыша, в ту купель погруженного.
Мамы глаза, отчего-то печальные.
Холод от крестика, здесь освященного.
Помню – не помню, но вижу так явственно
Эту картину, внезапно ожившую.
Не порвалась нить традиции нравственной,
Верили в Бога войну пережившие!

Нас же уже не учили молиться.
Что крещена, я узнала лет в тридцать –
Страшно была этим возмущена,
Пик атеизма прошла хоть страна.
Так незаметно время другое
К нашему дому обычно подходит –
Втайне священную веру приняв,
Дочь отдалилась тогда от меня.

Жизнь прокатилась по нас колесом,
Каждый, почти что нежив, невесом,
Господа вспомнил, о близких молясь, –
Вновь укрепилась духовная связь.
В храмы народ повалил стар и млад,
Небо залил наших слез водопад,
Души очистив. Второе дыханье
Мы обрели через это страданье.

Сыну уж было двенадцать, когда
Грудь окропила живая вода.
Свечи, иконы и главное слово –
Так все старо и так трепетно-ново!
И лишь недавно я вдруг поняла
Грусть, что в глазах материнских была
В светлый, торжественный
праздник крещения –
Трудной дороги земной освящения.

Как и другая Мария когда-то,
Зная о скорбном пути сына, свято
Верила в мудрость всесильного Бога,
Сына крестя перед трудной дорогой,
Так и моя, уж не юная мать,
Чувствуя сердцем, как сдавит нас тьма,
Пламя свечи в моем сердце зажгла,
Чтобы я сбиться с пути не могла.

И хоть порою, бывало, плутала
Я по дорогам и тропкам немало,
И хоть завязаны были глаза,
Мамина в сердце светилась слеза.
Только теперь я прозрела вполне,
К Богу дорогу нашла в тишине.
Крестик, распятье спасенья на мне,
Уж не сниму до конца своих дней!


Развилка 4
Берия - Маленков - Хрущев

 ***

Смерть Сталина, как и когда-то Ленина,
Потоком слез народных лишь лилась,
А уж взошла, на сей раз кратковременна,
Борьба среди ближайших лиц за власть.
Вчерашние друзья, почти любимчики
Всесильного и грозного вождя,
По локоть с ним в крови, как те опричники,
Отмыться захотят, чуть погодя.
Хоть от былых заслуг своих открестятся,
Хулу лишь на царя и возведут,
Качнется власти выстроенной лестница –
И Берия, и Молотов падут.
Президиум ЦК еще дрожит
При имени Слуги режима прошлого,
И доводы Хрущева как ножи:
«От Берии не ждите вы хорошего!»
Ну, ладно, прочие – но предал лучший друг,
Стал Маленков с обиженными в круг,
А ведь его Лаврентий во главе
Поставил, шеей став при голове.
Арест по формуле, печально-повсеместной:
«Врагом народа» стал и сам палач известный.
А остальные как свои оценят роли?
Их тоже вряд ли назовем теперь героями.
Разборки там, разборки те же вспыхнут здесь –
Да, путь в политику большую часто весь
Бел, словно сажа, и другим бывает редко.
Как не звереть, попав в стальную эту клетку!

Слуга
(Л.П. Берия)

Был Берия необходим
Для самых мерзких поручений.
Но разве он тогда один
Орудием стал для мучений?
Загранотряды, лагеря,
Переселение народов –
По трупам путь наверх торя,
Он не стеснял себя в те годы.

Но должное отдать его
Заслугам надо, если строго!
Зам. Сталина по ГКО,
Он для победы сделал много:
И армию тогда, и тыл
Взял в руки, как и всю разведку,
И, может быть, без мер крутых
Не так бы били фрицев метко.

Но срежиссировал Катынь –
Расстрел в затылок польских граждан.
Пятнадцать тысяч у черты!
Молился о возмездье каждый.
И воздалось, он пулю в лоб
Получит от друзей вчерашних –
Коль зол, к тебе вернется зло
Чуть позже или же чуть раньше.

Да, мог и Сталин расстрелять.
«Мингрела главного ищите!» –
Твердил, бровями шевеля,
Опасным стал послушный винтель.
Уж слишком взял большую власть,
Досье на всех про всех заводит,
Так вдруг поможет вам упасть,
Что сам уйдешь из жизни вроде.

Любя, боясь и ненавидя,
Когда-то Сталину служил,
В том, что он жив, опасность видя,
Но шефа все же пережил.
Затем давить стал сам открыто,
Без дипломатии, без поз –
И ненавистью, как корытом,
Накрыт надолго и всерьез. 


Суд истории

Плюсы и минусы – как их учесть?
В каждом кипит эта сложная смесь.
С правдою схожа порою и ложь –
Что в фактах ищешь ты, то и найдешь.
Знаки меняются часто местами.
То, что заслугой считалось годами,
Вдруг в недостатки, глядишь, занесут –
Непредсказуем истории суд!

«Дело» Берии

Полгода длился суд над «палачом»,
И распухало, словно тесто, «дело».
Но Берия под поднятым мечом
Ждал, что освободят его умело -
Никто и пальцем не пошевелил,
Лишь облегченно все вокруг вздохнули,
Когда обвисло тело, только лишь
В себя вобрав «заслуженные» пули.

Но Берия, когда бы взял он власть,
Осилить мог великие дела,
С железной волей и железной хваткой
Проблемы все решая без оглядки.
Он главное всегда умел найти
В ближайшем, в перспективном ли пути,
Помочь чтоб и народу, и зека,
Реформами забрасывал ЦК.

Он прямо обвиняет Маленкова
В фальсификации мингрельских дел,
Поправки вносит в уголовный кодекс,
Чтоб снизить наказания в суде.
Он реабилитирует врачей,
А следователям пропишет «вышку»,
Возьмется за армейских «палачей»,
Что проредили армию излишне.

Амнистию дарует, но не всем
(ЦК вмешался, налагая вето).
Как Сталинский нам истребить посев,
Твердил (Хрущев лишь внял его совету).
Германии в одну объединить
Он раньше Горбачева предлагает.
«И кадры повсеместно укрепить,
Понизив партконтроль, – вот цель благая!»
Так думал он, но против аппарат,
И Берия им, словно враг, распят.
Номенклатура  в рог свернет Россию –
То чудище сильнейший не осилит!

Шпионом иностранным объявили,
Но не тираном и не палачом –
За превышенье власти не судили,
Тогда любой толкал других плечом.


Амнистия 1953-го года

От Февраля досталась Марту эта миссия –
Поставить подпись под невиданной амнистией,
Решили сверху, что теперь пришла пора
На волю выпустить все ветры и ветра.

И началось такое, что представить страшно,
И показался просто раем день вчерашний –
Во тьме кромешной вихри, вьюги и метели,
Как будто в смертный бой, зверея, полетели.
Столкнулись лбами ветер северный и южный,
Все сквозняки на божий свет полезли дружно –
Ветра порвали небеса в клочки, деля,
И, как в чахотке, глухо кашляла земля.

И так же в марте послесталинском амнистия
Освобождала, не вникая слишком в истину,
Не важен был для той минуты приговор –
Гулял грабитель и убийца, плут и вор.
А политическим (опасней, видно, многих)
Открыты тропки, но не главные дороги.


Преемник вождя
                (Г.М. Маленков)

Руководитель аппарата, Маленков
Начнет с проверки всевозможных ярлыков,
Запустит реабилитации цепочку,
Объем налогов для крестьян понизит срочно,
Рост потребительских товаров он наладит,
И только с мощным культом партии не сладит.
Системе сталинской
был нужен новый Сталин,
Пока оковы прежних дней не обветшали.

Был Маленков предеупедительно-услужлив,
И вместе с Берией для дел кровавых нужен.
Ему-то Сталин больше всех и доверял,
Своим преемником назвал совсем не зря.
Но в культе личности винил вождя и он -
И налетели на него со всех сторон,
Повесив камни, что на дно и утянули,
За «другом» вслед и он слетел, хотя без пули.

Могли б простить былое, пожурив слегка,
Ведь каждый был тогда, увы, не без греха,
Но Маленков упорно гнул, что уж страна
От гонки атомной пьяна, как от вина,
Что не по силам всем народам эта ноша,
Что нужно крест поставить
на мечтаньях прошлых
И уважать теперь все страны и все нации,
Иначе всем грозит конец цивилизации.

Все было вроде бы в концепции логично,
Но недоволен круг военных, и приличный,
И аппарат не собирался сокращаться,
Хотя и в старое боялся возвращаться.
Преемник Сталина был прав по существу:
Когда другие времена уже настали,
Нужны реформы. Только в старую канву,
Как ни толкай, они уложатся едва ли.


***

Нервущимися путами
Так часто мы опутаны –
Связь с прошлым камнем тянет нас на дно.
И захлестнет, наверное,
Уже волною первою
Клочок небес, но нам-то все равно.

Всплывем – и похоронят нас,
В миг станем вдруг героями,
Нас будут прославлять и воспевать.
Но теми же все путами
Других уже опутают,
Пока растет забвения трава.

Эх, где набраться силушки,
Чтоб камень от могилушки
Нам отвалить и выйти к свету вновь,
И путы эти древние
Порвать о лемех времени,
Не ненависть посеяв, а любовь?!


Культ Н.С. Хрущева

России нужен Бог, и, как известно,
Ей все равно: земной он иль небесный,
Лишь думал бы за всех, о всех радел –
И безграничен верности предел!
А если культ подкрашивать умело,
То что угодно может делать смело –
И нас, безгрешен, безупречен, смел,
Крошить легко мог, словно мягкий мел.
Но Сталин был и даром наделен:
Людей как под рентгеном видел он
И управлял страною без труда
В те давние, но трудные года.

Хрущев лишь с культом Сталина боролся,
Он сам уже с системой этой сросся.
Но время отрезвления настало –
Не он – другие подняли б заставу.
Хвала ему, он многим рисковал,
Пока вертелся этот страшный вал.
Но вот ума большого нет в помине –
А все туда ж – чтоб славили и имя.
Культ культу рознь, но нам пора понять:
Не нужен трон, чтоб на него пенять.
За все ответ держать должны мы сами
И быть в ладу с душой и небесами!


Целина

Целина ты, целина!
От темна и до темна
Трактор в поле тарахтит,
Нагоняет аппетит.
Тракторист пахать устанет –
К полевому едет стану,
Чтоб поесть там и умыться,
И опять за руль садится.

Целина ты, целина!
За волной бежит волна –
Есть пшеница! И какая!
Чистым золотом сверкает!
И пошли комбайны в ряд,
Как солдаты на парад.
Будем с хлебом – ну, а соли
Нам хватает в нашей доле.

Целина ты, целина!
Здесь же трудится жена.
Дом построен на приволье,
Светлоокий, хлебосольный.
И чумазый карапуз
Крутит гайки. Ну, и пусть!
Тоже комбайнером станет
В этом хлебном океане.


Кукуруза

По полям всего Союза
Кукуруза, кукуруза.
Выше головы початок –
То прогресса отпечаток.
Чужеземной жизни гладь
Вдруг Хрущева в плен взяла,
Слаще всякого арбуза
Кукуруза, кукуруза!

Потеснилась и пшеница
Ради этой заграницы.
Да, наелись мы от пуза
Кукурузы, кукурузы!
Но без хлеба не прожить –
Будем по старинке жить,
Сея больше ржи, пшеницы –
Кукуруза потеснится!


Родник детства

Вспоминаю очень часто
 То, что было так давно,
 Маленькое это счастье
 Уж вернуть мне не дано.
 Но в альбоме сохранился
 Отпечаток прежних дней –
 Значит,  все же не приснился
 Родничок певучий мне.

Лето, лето золотое!
Солнце светит с высоты.
Отдохнем мы на просторе
Средь ковыльной красоты!
Все холмы в собольих шапках,
Мех волнуется, блестит –
Нас автобус не в Анапу,
А в «Родник» везет гостить.

Все три лагерные смены
Я в заботах уж с утра:
То певцы мы, то спортсмены,
То попляшем у костра.
Похудела, загорела,
Отдохнула с огоньком.
Вот и лето пролетело –
В школу я бегу бегом.

Я соскучилась по стенам,
По урокам, переменам,
По подружкам даже слишком,
И по умным толстым книжкам.
Дома, может быть, и лучше,
Только уж не летом жгучим!
И в кругу друзей всегда
Слаще воздух и вода!


  «Сюрприз» 1954 года

Есть военный городок
Рядом с Бузулуком,
Что на карте всех дорог
Виден лишь под лупой.
Но однажды, как сюрприз,
Черный гриб над ним завис
И прошел волною
Над моей страною.

То сюрприз был для врагов:
С нами, мол, не сладить,
Бомба есть, без дураков,
Будет и соцлагерь!
А итог? Поражены
Белой смертью люди
Не вдали, внутри страны.
Что же дальше будет?

На крови и на костях
Простолюдья бедного
Уж с Петра крепился стяг
Марш-броска победного.
И опять душа в крови,
Как в темнице пленница.
Век спустя, и два, и три
Вряд ли что изменится.


Полигон «Маяк»

Сразу после войны
полигон был построен
От Челябинска недалеко –
И отходы,
опасней чернобыльских втрое,
Понесло по теченью рекой.
Чтоб догнать нам Америку
в ядерной лодке
Подешевле, да и побыстрей,
Сократили расходы при переработке
(И за счет жизни мирных людей).

Было озеро, в нем
и по влажной погоде
Химотходов побольше воды,
А как только жара
полилась с небосвода –
Засверкали частички «слюды».
Смертоносную пыль
ветер взвил в выси синие,
Но, спустив все на землю, обмяк –
Сотворили мы сами свою Хиросиму
С очень светлым названьем «Маяк».


 «Холодная война»

Победа! И почти что в одиночку!
Смогли бы сами мы поставить точку,
Когда союзники в борьбу вмешались
(А то б ни с чем при дележе остались).
Но не о том идет сегодня речь –
Мир только вместе сможем мы сберечь!
Создание ООН тому примером,
Хоть мир и был довольно эфемерным.
 «Гриб» Хиросимы губит все живое,
Дав Штатам вдруг господство мировое.

«Холодная война» не задержалась –
И вновь Страна Советская сражалась.
Четыре года атом приручали,
Но первенство чужое  развенчали:
Есть бомба и в руках СССР,
Достигнута поставленная цель!
Электростанций (первых в мире) атом
Стал тоже нашей гордостью тогда-то,
И спутник, и Гагарина полет –
Все и теперь бальзам на душу льет.
Я помню: мир буквально потрясен!
Престиж Союза снова был спасен,

Гордились мы полетом, словно сами
Слетали в космос и слегка устали.
Все счастливы до слез! И здесь, и там
В улыбке расплываются уста.
Учиться в этот день мы не могли,
Ведь праздник общий был для всей Земли!
Кто слал записки, кто их принимал –
И всех нас распустили по домам.

Мы проиграли новую войну,
И наш корабль пошел, увы, ко дну.
Союза нет, величья нет былого,
Но есть Россия – и воспрянем снова!


О культуре диалога
Н.С. Хрущеву

За столом переговоров
Кулаком не погрозишь,
Не спасешь ядреным словом
Ни идею, ни престиж!

Нервы здесь нужны стальные
И культура диалога,
Мы ж инстинкты удалые
Выливаем, как из рога

И гордимся, не краснея,
Этой дикостью своею,
Как всегда, пойти готовы
Через трупы к эре новой.


***

Ни в Бога и ни в дьявола
Не верил наш народ,
Мы шли веселым табором
Вперед, вперед, вперед.
Но вот когда разверзлась
Под нами мать-земля,
То в Бога лишь и верили,
Не веря королям!


«Карибский кризис»
       (1961 г.)

Ласковое море, пенистый прибой.
Раскричались что-то чайки над тобой,
Куба – остров счастья! Остров на просторе
Чуть не поглотило пенистое море.

Из соседних Штатов навели ракеты,
Чтобы у них под боком не пылало лето,
Чтобы о свободе больше здесь не пели,
Чтобы кандалы лишь на тебе звенели.
Но по океану мчатся корабли
И везут ракеты на клочок земли,
Где сошлись внезапно две могучих силы:
Как хозяин, Штаты и, как друг, Россия.

Мир затих, внезапной мыслью вдруг убит:
«В новой битве вряд ли кто-то победит!
Третья мировая – это же конец!
Дай же людям разума, наконец, Творец!»

Мы читать уселись, только плыли строчки –
Слезы раскиселили в книжке все листочки.
Что же будет завтра? Неужель война?
Взрыв, и «гриб», и зарево, гром – и тишина!
Жаль себя нам стало, жаль весь мир вокруг,
Сердце трепетало, одолел испуг –
Обнялись с подругой, как в последний раз.
Слава Богу! Утром Он нас, видно, спас.
И вожди остыли (жить хотелось всем),
Люки все закрыли – вот и нет проблем!
Как же мир нам дорог! Как он уязвим!
Мы на бочке с порохом каждый день сидим!


На волне оттепели

Казалось чудом радио!
С ним знали обо всем:
О дизелях, о радии,
О тех, кто невесом,
О звездах, океанах,
О самых дальних странах
И о своей немного
(В цензурных рамках строгих).
Я с радио почти срослась,
Была не в тягость эта власть,
Уроки только с ним учила,
Я ела с ним, стирала, шила.

Шестидесятых лет волна
Меня лепила, как из воска,
И до сих пор во мне она
Ликует радостью подростка.
Мотив ли старый зазвучит,
Стихи ль знакомые услышу –
Вдруг вспыхнет, как огонь в печи,
Сердечный пламень выше, выше.
И «оттепель» звенит, звенит
Весенней солнечной капелью –
И сердце с детством говорит
Сквозь все невзгоды и метели.


Об энтузиазме

Мечта пожить в том мире новом,
Где человек – венец всего,
Где вдоволь хлеба, счастья вдоволь,
Звала на подвиг трудовой.
В кирзе, в шинелях перешитых,
В мороз и в слякоть, на ветру
Они судьбу страны вершили,
Из пепла поднимая Русь.
И пусть сегодня кто-то скажет:
«Ну, дураки! За просто так
Не пашет глупый мерин даже», –
Мне по сердцу их высота,
Их мир наивный, но красивый,
Их безграничный оптимизм,
Ведь и сегодня мощь России
Такими крепится людьми!


Маршал Г.К. Жуков

В военной системе главой государства
Быть должен военный – частично согласна,
Тогда будет дорог и каждый солдат,
Поменьше преград и, быть может, затрат.
Но только военный – политик неважный,
Примеры тому видим мы не однажды,
Ведь эта грызня им совсем не нужна,
Была бы свободна страна и сильна!

Когда полководцам народ, не таясь,
Любовь выражал – в страхе хмурилась власть,
Всегда их боялись, всегда подставляли,
Расправу готовили и учиняли.
Расстрелян был Сталиным
«враг» Тухачевский,
Уж очень талантливый, очень известный,
И Жукова Сталин убрал бы с дороги,
Когда бы подольше пожил, хоть немного.
Хрущев обласкал, как змея, и прижал,
От страха за власть свою мелко дрожа.
А только усядется прочно на трон –
Опасного маршала выгонит вон.

А что бы случилось, коль Жуков в борьбе
Всю власть в государстве присвоил себе?
Тут надвое бабка сказала б, признаться.
Он мог, как Колчак, от интриг растеряться
И слушать других, не туда нас ведя.
Особый талант должен быть у вождя!
А может быть, стал бы примером для власти,
Страну изменил бы народу на счастье
Без крови, без боли, без ран и без слез.
Но можно ли этому верить всерьез?



  Развилка 5
    Брежнев – Андропов – Черненко

Слово о бюрокритии

Не трогай бюрократию
Хозяйственно-партийную!
Ее владенья святы,
Хотя покрыты тиною.
Не тронь, а то провалишься,
Как Маленков с Хрущевым,
В болотистые залежи
Разросшейся чащобы!

Еще с Петра Великого
Расти стал аппарат,
Бесчисленными ликами
Верша всех дел парад.
И чем сильнее было
В России государство,
Тем больше граждан било
Бумажное мытарство.

И диктатура даже,
Ведя террор тотальный,
Для бюрократов, кажется,
Подходит идеально.
Ну, а простым людишкам
Достанется вдвойне:
И диктатуры вышка,
И бюрократа гнев.

И сколь не сокращали б
Всевластный аппарат,
Он снова укрепляется
И свой дает парад,
На горе, на потеху ли,
Свое всевластье для,
Вновь коронует тех лишь,
Кем может управлять.


***
Король умер –
да здравствует король!
У. Шекспир

Вот опять двадцать пять – ну, потеха!
Только поводов мало для смеха.
И в руках, и на сумках портрет,
И готовы лобзать Его след.

Поворот или переворот –
И другого повесит народ
И на стены домов, и на шею.
Мы без идолов жить не умеем!

Культ в России идет сквозь века,
И дорожка его далека. 


Вариант
(А.Н. Косыгин)

Реформа экономики назрела,
Модель приказов явно устарела,
Весь мир вперед ушел к своей обедне,
Мы ж оборонке кус суем последний.
Хрущев наметил новые пути,
Да стрелки не успел перевести -
И Брежнева рукой на тормоза
Элита давит, всем вокруг грозя.

Хотя глава правительства Косыгин
Партийное бы мог ослабить иго,
Но руки ему быстренько связали.
«Не трогай строй командный! – приказали. –
Система и живет, и будет жить,
И не позволим мы ее крушить!
Ваш хозрасчет и личный интерес,
Как  НЭП, на них мы ставим
жирный крест!»

Поставили, свернули, запретили,
Процессы вглубь ушли, царили штили -
Рвануло позже так, что в миг страна
Осколками уже касалась дна,
Но как-то удержалась на плаву,
Хотя державой больше не зовут.
А если бы реформам дали ход,
То был бы цел советский пароход!


«Застой» застолья

Ах, Брежнев, Брежнев, Леонид Ильич!
Как Вы любили жизни маскарады
И, как ребенок фантики свои,
Вы собирали новые награды!
А что до анекдотов – не обидно,
Народ, любя, их сочиняет, видно.
Застой, застолья, тосты, поцелуи –
И дрессировщики здесь, и холуи.

Жизнь потекла, как самый сладкий мед,
И было, очевидно, невдомек,
Что скоро проедим мы все запасы
И по миру пойдет народ безгласный.
Но все ж спасибо, дорогой Ильич,
Что жили мы размеренно, без боли,
Что не хлестал разброда грозный бич.
Попели мы и поплясали вволю!


Комсомольская юность моя

Комсомол обвинен в соучастии –
Обвинен, заклеймен, отменен.
Но на наше великое счастье,
Из руин возрождается он.
Предан был он не мраку, а свету,
Предан был он родимой стране,
И звенящую молодость эту
Не забыть ни тебе и ни мне.

Сколько дел малых, средних, великих
С комсомолом свершали тогда!
Степь меняла свой нрав вместе с ликом,
Расцветали в степи города.
Ни в морях, ни в тайге бездорожной
Нет преград для девчат и ребят:
ГЭС и ГРЭС, ЛЭП и БАМ, но дороже
То, что сами творили себя,
Наши крепкие нервы и руки,
И огонь созиданья в сердцах.
Верность той комсомольской науке
В нас теперь до конца, до конца!


Романтики

Обозначены, заштрихованы,
В схему вставлены все поля,
Вся Земля в чертеж замурована,
Как по ней, по мертвой, гулять?
И рассвет – лишь свет, солнечный поток,
Ландыш тоже только цветок –
Из всего вокруг словно выжат сок,
И все звуки давят в висок.

Но пришла она, губы бантиком –
И весь мир запел, засиял.
Трудно жить Земле без романтиков –
Знаешь ты об этом и я.
Пусть карманы наши дырявые,
Но душа вмещает весь мир!
И нам машут клены кудрявые,
И зовут с собою на пир.


***

И когда тебе взгрустнется,
И когда душа в крови,
И когда сердечко бьется
В ожидании любви,
Выйди в поле или даже
На скамейку у ворот –
Пусть дальнейший путь укажет
Звезд далекий хоровод,
Ведь всегда найдутся песни
У небес для нас с тобой,
Чтобы снять, и врозь, и вместе,
Нашу грусть и нашу боль.


Рождение стихов

Стихи обычно зарождаются в дороге
Под ритм шагов,
      под стук призывный каблучков.
Как иногда нам помогают даже ноги,
Коль речь идет о зарождении … стихов.


Песни земли

Сколько песен у земли?
Сосчитать не пробуй!
Грусть и радость, смех и стон,
Смелость или робость –
Чувства все и мысли тоже
Выражает точно,
Каждым вздохом подытожит
Сердца многоточья.

Для всего есть у нее
Песня-откровенье:
Про любовь, и про житье,
И по день осенний.
Нечего изобретать
В этом мире песен –
Успевай лишь записать
Все, что ей известно.


***

Я и пела, и плясала, и смеялась от души.
И казались все ребята очень даже хороши.
А теперь на все взираю с затаенною тоской –
Молодость была тем раем,
где не нужен нам покой.


Милый мой

Помню, как мы повстречались в первый раз.
Ты робел, и я поднять не смела глаз.
Ты со временем смелее стал в словах,
А моя кружилась так же голова.
Сколько раз с тобой сидели до темна!
Но по-прежнему была я холодна.
И однажды, скомкав пачку папирос,
Ты ребром поставил главный свой вопрос.

Говорил, какой прекрасный летний день.
Говорил, что я бесчувственна, как тень.
Говорил, что если нет любви, то жаль,
Ты не в силах мое сердце удержать.
Милый мой, с тобою рядом не дышу.
Милый мой, лишь о тебе стихи пишу.
Милый мой, я от волнения дрожу…
Но тебе об этом слова не скажу. 


Ты блистал

Ты для всех девчонок в классе
Был, как горный пик, опасен,
Но манил, лишая сна.
А вокруг цвела весна.
Ты, быть может, и не ведал,
Что одерживал победы
Без труда – без всяких «если»,
Завораживал на месте.
Ты умом своим блистал,
Словно гранями кристалл.
Ты галантен был, красив
И влюблял нас, не спросив.

Я, как все, давно вздыхала,
Слез пролив уже немало,
Только вид не подавала,
Слыша шум седьмого вала.
И накрыло нас волной,
И теперь уж мне одной
Ты твердишь в оригинале
Стих из Гете в лунном зале.
Для меня ты на руках
Ходишь по речным пескам,
Плаваешь по часу кролем
И неистов в баскетболе.
А про шахматы нет речи –
В каждом туре ты отмечен.
И блистал, блистал, блистал,
Восходя на пьедестал.

И тебя, как «Жигули»,
Очень быстро увели.
Разлилась восторгом речь –
Голова упала с плеч.


Год 1968-й

Мне девятнадцать, я уже студентка
И кое-что должна бы, вроде, знать,
Но этого позорного момента
Мне не забыть и, как часы, не снять.
Был в нашей группе паренек столичный,
Ни с кем, признаться, крепко не дружил,
Конечно же, учился на «отлично»,
Но как-то обособленно он жил.

Мы диспуты устраивали часто
И спорили порой до хрипоты
В чем истинное нужно видеть счастье
И все ли воплощаются мечты,
О славе, о любви и о России –
О чем угодно яростно, взахлеб.
Но он, о чем его бы ни спросили,
Молчал и только хмурил умный лоб.
«Зануда! Вот и все!» - мы так решили,
Никто и думать о другом не мог.
О, как же мы с оценкой поспешили,
Как все же любим ставить мы клеймо!

А парень этот отражал атаки
Среди студентов матушки Москвы,
Которая вводила в Прагу танки
Не для защиты – на захват, увы!
Он был в пикете, их всего лишь горстка,
А против них державная страна!
И лишь теперь переполняет гордость
За тех парней, в ком совесть как стена –
Не сдвинуть, не согнуть, не испугать,
Хотя б сослать подальше из столицы.
И как же нам сегодня дорога
Та грусть его, что мне все чаще снится!


Ромашки

Расцветет ромашками утро на лугу,
Без тебя, мой миленький, больше не могу!
Оборву, гадая, щедрый белый цвет –
Может быть, узнаю, любишь или нет.

В поле словно солнышки над травой взошли,
По тропинке узенькой мы с тобою шли,
Песню ты насвистывал, тихо говорил,
Что весь мир, единственной, мне бы подарил.

Я венок ромашковый по воде пущу,
Но тебя, мой ласковый, я не отпущу.
Сердца сердцевиночка в лепестках-словах –
Ох, тропа-тропиночка, кругом голова!

Обогреет солнышко каждый лепесток,
Ветерок бежит по ним с юга на восток.
Мы в ромашках спрячемся с милым до утра,
Пусть слова заветные шепчут нам ветра!


Тропинка

В речке задымился
Розовый закат.
Здесь бродили с милым
Мы в руке рука.
Где теперь мой милый,
Хорошо ль ему?
Речку я б спросила,
Скажет – не пойму.

Слева волны плещут,
Справа лес шумит.
Я иду тропинкой,
Сердце вновь болит.
А с небес слезинка
Падает на грудь.
Как же мне, тропинка,
Милого вернуть?

На траве примятой
Брошенный цветок,
Теплый вечер мягко
Тронет лепесток.
Приведи, тропинка,
Милого к воде,
Будем вновь в обнимку
Над рекой сидеть.


***

Ах, не спрашивайте, в этот вечер дивный
С кем так долго я по улицам бродила,
Рядом с кем, сияя, только лишь вздыхала,
Наглядеться на кого всей жизни мало!

Ах, не спрашивайте, что же говорил он.
Ах, не спрашивайте, что же натворил он,
Что в душе бушует зарево пожара,
Что горят, пылают щеки, как от жара!

Не скажу, кого любила, – не пытайтесь,
Даже имя пусть его сокроет тайна,
Унесу теперь с собою и во мглу я
Святость этих самых первых поцелуев!


Курсант

Он был рыж и курнос,
Тонок был, как свеча,
И на всякий вопрос
Мог ответить тотчас.
Но один из вопросов,
Как обрыв, обходил,
Лишь гасил папиросы
И вихор теребил.

Он носил мне цветы,
После лекций встречал
И, как принц из мечты,
Уводил на причал.
Но не ждал нас фрегат –
Только лодка качалась,
И луна невпопад
Все тревожила чаек.

Как струна был натянут,
Только тронь – зазвенит.
Но к себе не притянет,
Даже если одни,
Видно, робость свою
Пересилить не смог.
Эх, курсант! А в бою
Был, наверное, бог.

О любви мне сказал,
Торопясь на вокзал.
Поцелуй на прощанье
В губы, щеки, глаза.
Вот и все! Поезд мчится,
Домом станет граница.
Нам не время жениться –
Мне б еще доучиться.

Лейтенант мой курносый,
Ты сгорел, как свеча,
Для России став тросом,
Рукояткой меча,
К ней любовью наполнен,
Жертву внес за двоих –
Ты во-первых был воин,
А любил во-вторых!


***

Ветер веет без дорог в саду уснувшем,
Гладя каждый потревоженный листок.
И в груди моей с печалью о минувшем
Распустился, зазвенел любви цветок,
Зазвучал такой далекой нежной песней,
Зазвучал, как струны лиры под луной.
Как же счастливы с тобой мы были вместе!
Как же грустно мне теперь идти одной!


В госпитале

«Милая сестричка,
Ты меня уважь
И сегодня лично
Нежно рану смажь,
Грудь бинтами туго
Ты перевяжи
И под посвист вьюги
Что-то расскажи.

А еще письмо бы
Написать отцу,
Стало легче чтобы
Юному бойцу.
Мне лишь девятнадцать
И, как видит Бог,
Мог еще б я драться,
Только нет вот ног».

На него смотрела
Я во все глаза,
На щеке горела
Горькая слеза.
Что могла я сделать?
Чем ему помочь?
Я ж халат надела
Только третью ночь.

Ну, а как лечили
Сестры на войне?
На ходу учились
В грохоте, в огне.
Если без сознанья
Раненый в живот,
Все, что раньше знала,
Быстренько всплывет.

Лишь не растеряться,
Лишь не оробеть,
Не боясь снарядов,
Доверять судьбе.
И сползешь в воронку,
И наложишь жгут,
И дотащишь в роту,
Где тебя уж ждут.

Нет, пока не асс я,
Не дошел черед,
Медсестрой запаса
Стану через год.
Но солдатам этим,
Всем, что я могу,
Встретить луч рассвета
Все же помогу.


***

Нет бывших военных и бывших студентов,
Мы в сердце вобрали момент за моментом
То лучшее время - те дни и года,
Когда нам светила Татьяны звезда.

Мы с радостью грустной припомним порой
Все ночи без сна, букв расплывчатый строй,
И книг недочитанных бледный укор,
И в куче билетов слепой приговор.

Друзья и подружки, порою «пирушки»
В честь сессии, сданной обычно на «пять»,
Газеты, концерты, дорог километры,
Костер, мотоциклы – все живо опять.

Мы жили, мечтали, порою плутали,
Искали себя и, конечно, нашли
И все, что скопили, другим мы отдали,
Чтоб новой весной наши зерна взошли.

Нет бывших военных и бывших студентов!
И нам в этой жизни с тобой повезло,
Что в прочные знания мысли одеты,
Что вовремя наше окрепло крыло!


Просто друг

Парою красивой
Выйдем мы на круг –
Вспыхнет с новой силой
Зависть у подруг.
Не шепчу я имя,
А гляжу вокруг,
Ты же не любимый,
Ты пока лишь друг.

Вновь прошел ты с Алою.
Что тут толковать?!
Губы твои алые
Мне не целовать.
Ветер гнет рябины,
Он сегодня груб.
Кто ты мне, любимый,
Друг или не друг?

Подойдет, стесняясь,
Скромный паренек,
Чуть плечом касаясь,
Сядем на пенек.
Ты не стой, как мина,
Сделав сотый круг.
Ты же мне не милый,
Ты всего лишь друг.

Отцветает лето,
Разлетимся вновь.
И опять не спета
Песня про любовь.
Проплывешь эсминцем
С кем-то из подруг,
Мой немилый милый,
Мой коварный друг.


Тополя

Говорила мама мне: «Не ходи гулять
По аллее узенькой, там где тополя
Шепчут речи жаркие ночь всю до зари,
И речистым сердце ты, дочка, не дари!»

Но как только белая поплыла волна,
Тополиной нежностью до краев полна,
Я в метель пуховую к милому пришла.
Ох, какой же сладкою песнь его была!

А теперь я доченьке мудро говорю:
«Не встречай, родимая, ты свою зарю
Там, где шепчут ласково в роще тополя,
Из-под ног уходит где круглая земля!»


У березы

Ветер к березоньке ластится.
Где ты, забытое счастьице?
Где ты, любовь моя светлая?
Где ты, мой сон неземной?
Ты подошел тихим вечером,
Обнял за плечи застенчиво,
И на мосточке бревенчатом
Мы целовались с тобой.

И над рекою запела я:
«Ой ты, березонька белая,
Как же дрожишь ты, несмелая,
В блеске осенних лучей!
Что я сегодня наделала?!
Нить удержать не сумела я –
И вот лечу, лебедь белая,
В омут опасных очей».

Солнце луною сменяется,
Тихо мосточек качается,
Наша любовь не кончается,
Падают звезды вдали.
Я загадаю желание,
Чтоб ты сдержал обещание
И не пришлось на прощание
Слезы горючие лить.

Утром весенним и радостным
В свадебном светлом наряде с ним
Мы для березки в честь праздника
Свили чудесный венок.
Ой ты, красавица белая,
Счастье свое углядела я.
И твой стоит на пригорочке
Милый кленок-паренек.


Колечко

Миленький колечко
Нынче подарил,
Ласковых словечек
Он наговорил –
И пылают щеки,
И играет кровь,
И с небес высоких
Шлет тепло любовь.

Но не красоваться
Тройке у крыльца.
Мне не любоваться
Золотом венца!
Уронил колечко
Милый невзначай –
И болит сердечко,
И в слезах свеча.


Время свадеб

Осень, хоть кого спроси, –
Время свадеб на Руси.
Небо в тучах, но уж убран урожай.
По знакомому пути
Тройка белая летит,
И фата, как крылья, но чего-то жаль.

Мимо хаты и плетни,
Колокольчик им звенит
И в простор полей влечет лихих коней.
Время свадеб на Руси.
Тихо дождик моросит,
Но ты рядом, сердца стук мне все слышней!

Ну, а где-то позади
Мчатся гости сквозь дожди
И гармошка заливается, поет…
Поезд свадебный кружит,
Время-времечко бежит,
Но о прошлом позабыть нам не дает.

Только, видимо, не зря
По вине календаря
Слезы капали с заплаканных небес –
На один всего лишь миг
Показался счастья лик
И за тучами наплывшими исчез.

***

Жизнь продолжается. Политика – верхам,
А нам детей своих успеть поднять, пока
Работа есть. И хоть здоровье не ахти,
Но воз проблем народу все же и везти.

Пусть в политморе
только лектор броды ищет,
Нам щи варить, стирать,
убрать везде почище,
Потом с сынком уроки нужно поучить,
Дочурку срочно от чего-то полечить.

Проканителимся пока туда-сюда,
Глядь, выходной уже растаял без следа.
А завтра новые заботы и дела.
Жива Россия – что ж звонить в колокола!


Новоселье

Дома здесь росли, как грибы под дождем.
Два года всего новоселье мы ждем –
И вот получаем ключи от квартиры.
Ну, как обойтись без застолья, без пира?!
Зовем всех соседей своих по площадке,
Зовем всех родных и друзей по порядку
И в зале пустом раздвигаем столы.
Красивы все, счастливы, очень милы.

Но вот загудел после третьей народ –
Мой муж тут баян быстро в руки берет,
И пляшут все в спальне почти до упада,
Никто не сачкует – раз надо, так надо!
Потом уж и песен попросит душа,
Кто пел, а кто слушал, почти не дыша.
Сосед дядя Ваня слезу уронил,
Он сына недавно лишь похоронил.

Мужчины на лестничной клетке решают,
Какие проблемы нам в жизни мешают.
И мирно народ по домам разойдется.
Тут ваза упала – на счастье пусть бьется!
Уже по дороге два брата сцепились
И ну кулаками махать – перепили.
Но русскому встряска нужна, хоть такая –
Разнять не пытались, порода ж лихая!

Обычное было у нас новоселье,
И грусти в нем место нашлось, и веселью.
Зато уж на совесть квартира обмыта!
И вносим мы мебель теперь деловито.
Сейчас все снимает «углы» молодежь,
Ребенок уж в школу пойдет, а ты ждешь,
Когда дом построят, когда уж сдадут…
И в прошлое мысли невольно ведут.


Телевизор

Я помню момент необычный один:
Мы сняли все деньги, зашли в магазин.
А там телевизоры, как иностранцы,
Сверкают экраном и модным сверхглянцем.
Давно мы о чуде великом мечтали,
Но, в дом принеся, оробели вначале.
Рассматривал муж его эдак и так,
Но что в нем поймешь? Это вам не верстак!
Включили, уселись и ждем не дыша.
Тут вдруг появился мультфильм про мышат –
Запрыгали дети, с души отлегло,
Ведь все, что угодно, с ним статься могло.
Каким же невзрачным был первый тот «ящик» –
Технической мощи тогдашней образчик!
Еще и шипел, и гнал полосы часто.
Но в том, что он был – несравнимое счастье!


Любимая пила

И это не эдак, и то ей не так,
И кажется важным ей каждый пустяк –
То пилит, то снова стругает,
Улучшиться все помогает.
Такая уж музыка, видимо, в ней,
А нет на проверку милей и родней!
Заботливо пилит и режет.
Но все же пилила б пореже!   
На голодном пайке

Выписать или не выписать
Парочку новых газет?
Знать-то хочу, что же пишут там,
Только вот денег все нет.
Ладно, читаю, что носят мне,
Как ветерану, пока.
Но между строчек уносится
Память моя, так легка!

Сколько журналов отличнейших,
Ну и, конечно, газет
Мне на зарплату обычную
В ящик текло столько лет!
Глянец журналов поглажу я,
Запах печатный вздохну,
Так зачитаюсь, что, кажется,
И до утра не усну.

Ну, а сегодня военные
Граммы читаю свои,
Словно вокруг неизменные
И затяжные бои,
Словно вдали мы от Родины
В огненном сжаты кольце,
Душат пайки нас голодные,
Горло сжимают, как цепь.

Выстоим! Выдержим! Выдюжим!
Нам ведь с тобой не впервой.
Жизнь, словно танк, проутюжила,
Но мы ведь живы с тобой!


Миражи

Говорят: «Миражи, миражи –
Ваша прошлая светлая жизнь,
Как в концлагере, выжили чудом,
Прославляя чертей и Иуду».

Может, было с изъяном правило,
Может быть, что-то сверху давило,
Но мы жили мечтою одной,
Но мы были единой страной.

Миражи, миражи… Не скажи!
Было раньше и чем дорожить.
А теперь где хоть малый просвет?
Цели нет, смысла нет, счастья нет!


Советский человек

Решетки и на душах,
В кармане пистолет.
Все лучшее разрушено,
Назад дороги нет.
А прежде люди жили
Открыто, широко,
С соседями дружили,
Не вешали замков.

В любви, в труде и в жизни
Привычной, словно свет,
Ценили мы не «измы»,
А помощь и совет.
Сегодня ж столько злобы
(Ведь царь души – пятак)!
И доброго-то слова
Не выпросишь за так.

Что жизнь сытней – не главное,
И памятник навек
Поставила б с названием
«Советский человек».
Не подведет, не струсит,
Отчизну не предаст.
И вам в минуту трудную
Последнее отдаст.

Союз Советский рухнул,
Но днем или в ночи
Звучат в душе, как струны,
Прекрасные лучи.
Напева нет чудесней,
Напева нет родней,
Сильны мы этой песней
Уж до последних дней.


***

Мы все из Октября,
Из лозунгов и планов.
Мы все из Октября,
Как наши папы, мамы.
И потому подчас
С детьми идем не в ногу,
Хоть общая у нас
Неясная дорога.


Сама себе судья

Ничьей руке не подконтрольна,
И брассом плаваю и кролем –
Как захочу, так и плыву…
Но лишь во сне, не наяву.
А над волною вновь возник
Цензуры неприглядный лик.
Уйти под воду до поры?
Но мне совсем не до игры!
Урал не Волга, только все же
Пойти на дно и здесь возможно.
И, посидев на берегу,
В бассейн с надеждою бегу,
Ведь для развития сноровки
Всего важнее тренировки.
Вот и пишу, вот и черкаю,
И в букву каждую вникаю.

Коль плавать, как во сне, умела б,
Была бы более я смелой.
Ну, а пока стихи не супер,
Нет смысла обращаться к ступе
И над опасною волной
Лететь порой, как вихрь ночной,
Недосягаемо свободный
Под лунно-звездным небосводом.
Пока ж сама себе судья,
Ведь самый строгий цензор – «Я»!


Неповоротлива машина

Неповоротлива машина управленья.
Как много стало в ней дублирующих звеньев!
Обюрократились мы с головы до ног –
От кабинетов чехарды в глазах темно!

Есть кабинеты – государства в государстве,
Свои, особые порядки в каждом царстве.
Пока проверю пункты все везде раз сто я,
Мои бумаги ничего не будут стоить.

Машина снова набирает обороты:
Стучит, фырчит – и вновь раздавлен ею кто-то.
И чтоб дела могли быстрее мы решать,
Детали лишние придется сокращать!

Хотя еще одна здесь видится беда,
То ль в этом воздух виноват, а то ль вода,
Но даже новая машина через год
Стоглавой ржавчиной, как гидра, прорастет.


Он чистил души

Спасите наши души!
В.С. Высоцкий

В халате грязном и с лицом, давно испитым,
Не чесана, не глажена, не мыта,
Дымя дешевой папиросой, утром рано
Она сползает за бутылкою с дивана.
Уже куражась, начинает новый день
С разборок кухонных, с заботы о еде.
Зайдет сосед, нальет сто грамм,
расскажет новости:
Кто сел за что из их двора не по условности.

Потом поспали, и вечернею порой
Пошли на дело – драку, кражу иль разбой.
Потом отметили кто с кем – не в этом суть,
Бутылки сдали  – и опять смогли гульнуть.
По подворотням, кабакам и по этапам
Таскали бабу эту чьи-то злые лапы,
Пока наркотики ее не подкосили.
А ведь была когда-то матушкой Россией.

И вот такую-то пропащую страну,
За муки тяжкие за ее – не за вину
И показал нам бард Владимир изнутри,
Но боль страны в себя вбирать –
смертельный риск!
Он, как насосом, поднимал всю грязь со дна,
Он чистил души,  он лечить пытался нас.
Как врач, он сам себе болезни прививал
Те, что разили мать-Россию наповал,
Но ношу горестей людских не смог осилить –
И морем слез его оплакала Россия.
А стала ль лучше? Стала ль чище? Не понять.
Не так-то просто путь наезженный менять!


Бездна

Все, что писалось годами,
Нам не прочесть за три дня.
Братья поэты, я с вами
Бездну пытаюсь понять –
Бездну, где мечется слабость,
Бездну, где спрятана сила,
Ту, чьи пугают масштабы,
Ту, что зовется Россией.


Афганистан

Афганистан, Афганистан!
И в сердце снова пустота
И боль, как будто на мгновенье
Лишился слуха ты и зренья,
Как будто ты лежишь, забытый,
Среди чужих и мрачных скал,
А над тобой, почти убитым,
Звериный щерится оскал.

Афганистан! Зачем по тропам,
Где рядом только лишь орлы,
Мы шли и падали мы в пропасть
Из лжи, предательства и мглы?
Обезопасили границы?
Закрыли напрочь наркопуть?
Нет, этот вариант лишь снится.
А сыновей нам не вернуть!

Все чаще стали обелиски
В раздумьях горестных неметь:
Как объяснить родным и близким,
За что их мальчик шел на смерть?


Яблонька-невестушка

Яблонька стояла вся в цвету
И купалась в голубом просторе.
Я купила платье и фату,
Ждали счастье, а примчалось горе.
В дикий край, где звезды и орлы,
Где ревут неудержимо реки,
Милый мой ушел, и у скалы
Он уснул, подстреленный, навеки.

Облаком плывут сады весной
Над землей, над памятью, над прошлым,
Только небо прямо надо мной
Снежной заметается порошей.
Яблоньки в созвездьях вешних снов
Лепестки бросают мне на плечи,
Словно милый обнимает вновь
И дышать, хоть чуточку, но легче.

Яблонька-невестушка,
Белоснежка нежная,
Принеси мне весточку
Из миров заснеженных:
Обо мне миленочек
Помнит в ночи лунные?
И от слез соленые
Лепестки целует ли?


Манекен
             (Л. И. Брежнев)

Следующую он скажет фразу –
Челюсть оторваться может сразу,
Сделает без помощи хоть шаг –
Рухнет на пол сразу не дыша.
А ведь был когда-то человеком
Этот полусгнивший манекен,
Молод был, красив, умелый лектор
И судьбу держал он в кулаке.

Успевал работать и учиться,
От профкома плавно восходя,
И с войны с победой возвратится,
Генералом в строй вождей войдя.
Пусть потом навешает на грудь
Главные награды за геройство,
Но что честно пройден трудный путь –
Поважней предсмертного расстройства.

Возглавлял Верховный он Совет,
Власть формальна, но увидел свет.
И зачем ответственности груз?
Он парадно представлял Союз.
За бугром главою государства
Он тогда считался – не Хрущев –
Приглашенья, щедрые подарки,
Почестям потерян вскоре счет.

Целина. Он в поле днем и ночью,
Чтоб во всем увериться воочью –
И рекордный, небывалый урожай
Вновь торит ему тропу в партийный «рай».
Берию снимал он и Хрущева,
От других почти неотделим,
И вознесся ими, чтобы снова
Привилегии вернуть верхи могли.

Восемнадцать лет стоял он на посту
Общих интересов аппарата,
Помня, для чего поставлен тут
И в призвание свое уж веря свято.
Им вертели Суслов и Шелепин,
Обряжали каждый, как хотел –
Добродушно, но совсем не слепо
Манекен на всех вокруг глядел.

И в конце, когда в Афганистан
Вводит аппарат войска так срочно,
Спорить с большинством ЦК не стал –
В тот момент трон стал совсем непрочным.
Манекен… Пожалуй, он один
(Не считая призрака-Черненко)
Всех устроил и «руководил»,
Отодвинув крах системы века.


Империя КГБ
  (Ю.В. Андропов)

Как шеф КГБ, не сидел он без дела,
Закручивал гайки везде до предела:
В своей ли стране или в чьей-то еще
Интригам потерян давно уже счет.
Он сам спровоцировал бунт в Будапеште
Потом настоял, чтоб Советы, не мешкая,
Вводили войска и сместили правителя –
И был здесь Андропов бойцом, а не зрителем.
Он тот же спектакль и в Афгане устроит,
Поссорит две власти и реками крови,
Российской и местной, зальет путь назад,
И поздно уж жать будет на тормоза.

Вся власть у военных и у КГБ –
Простор для верхушечных грязненьких дел!
Чуть раньше Подгорный подставлен и предан,
Теперь даже Брежнев низвергнут им с неба:
Гуляют по миру о нем анекдоты,
Как старец, не вождь, он подловлен на фото,
Андропов такой ему график пропишет,
Что старый генсек уж на ладан и дышит.
Косыгин уходит из жизни и Суслов,
Торивший советской политики русло.
Быть может, был прав кардинал, может, прав,
Андропова метя за подленький нрав?
А Юрий вещает, что кризис в стране
И меры нужны, словно мы на войне,
Теперь в производственном важен процессе
Контроль как военных, так и полицейских.

И Брежнев не выдержал всех унижений,
Он дать захотел самозванцу сраженье,
Но только Андропов уж был на чеку –
И всех под домашний арест упекут.
Ну вот, наконец-то в гробу и Ильич! –
И страха, и радости смешанный клич –
Печальная весть, словно птица, летела,
Ведь твердой руки нам опять захотелось!


Круги

Кругами, кругами история бродит.
Не очень давно Сталин так же вот, вроде,
Вокруг умиравшего петли свивал
И мелочью каждой все бил-добивал.
Осмыслить чтоб подлость стоявшего рядом,
Порою всю жизнь его взвешивать надо –
И Троцкий напишет уж в тридцать девятом,
Что Сталиным Ленин отравлен когда-то.
Андропов способен был так же на все,
Но вряд ли и время всю ясность внесет!
Круги и круги. Вновь террор, вновь гонения.
Беги, не беги – не отпустит сомнение.


Хотел, как лучше

Андропов был умен и деловит,
Себя и то для дела не щадит.
Кому, как ни ему, знать, что прогнило!
А вот очистить сил уж не хватило?
Иль все-таки другие здесь причины,
И дело не в болезнях, не в кончине?
Теперь попробуй в этом разберись!
Весы качнулись. Вверх летим иль вниз?

Вокруг преступность, пьянство, воровство
И разложенье сверху и донизу,
Работать лень, в почете кумовство,
Транжирим все, а крах-то ближе, ближе.
Растет, как пропасть, разница в достатке:
Одним всего дано, другим не сладко –
И рвется нить меж властью и народом,
Несемся к катастрофе полным ходом.

Все это так. Но полицейский стиль
Зажег при нем по-сталински фитиль –
В ходу опять цензура, и психушки,
Чтоб весь народ свои прочистил ушки
И слушал только микрофон Кремля,
Благословляя тех, кто у руля.
Радетель стал тираном, как и Сталин.
Хотел как лучше, но погряз в деталях.

А главное, хоть был и прозорлив,
Не углядел – мы снова на мели.
Нет демократии, где свищет кнут!
Когда же эту истину поймут?!
И хватит нам налево загребать,
Чертить круги по русской водной глади –
Не могут ни террор и ни стрельба
Жизнь мирную и сытую наладить!

Черненко отойдет от всяких дел,
Чиновников начнется беспредел.
То труп живой, а прежний был горяч –
Мы то лежим, то вновь несемся вскачь.
Реформы если были бы без крови,
Тогда б смогли Россию обустроить,
Но мы не можем думать не спеша,
Горит огнем российская душа!


***

Как много всяческих путей
Нам Бог, казалось, метил!
Но почему идем по тем,
Где все же меньше света,
Где утвердившийся диктат
Нас гнет, чему безмерно рад,
Где слезы, а порой и кровь
Наш общий заливают кров?


PS

Русская душа
Русская душа осталась в безбрежности, она не чувствовала грани и расплывалась.
Н.А. Бердяев

О, раздолье бескрайних
российских просторов,
Безграничный размах,
бесконечный полет!
Сколько лет, сколько лет
не кончаются споры:
Есть на русской душе
ваш особый налет?

География нашей души необъятна:
Деспотизм и анархия, трепет и бунт,
Доброта и насилие, цели невнятность,
И смиренье, и храбрость –
все сложилось в судьбу!

От природы в нас яркость,
от природы и серость,
От природы свободный,
необузданный нрав.
Только знать бы во всем
хоть какую-то меру,
По частям свою душу
в храм единый собрав!


Простор

Широка и привольна
Ты, родная земля!
Рек разлив полноводный,
Степи, горы, поля,
И таежные своды,
И поморские льды –
Все в сердца наши входит
Как заслон от беды.
От простора такого
Оживает душа!
Русь стряхнет все оковы
И пойдет не спеша.
Родниковые выси
Засияют в тиши,
Чтобы поиски смысла
Нам помочь завершить.
В это синее небо
Вновь смотрю и смотрю
И судьбе, часто гневной,
Все же я говорю,
Что всегда бы хотела
Быть с Отчизной родной:
И в дожди, и в метели,
И в полуденный зной.
Мы без Родины вянем,
Как цветы без корней.
После всех испытаний,
Может, станем умней! 


Содержание

О России ……………………………………….… 3
…Присядет время ……………………….………. 4
…Говорят …………………………………..…….. 5
В колесе истории ………………………..………. 6

Развилка1
     НИКОЛАЙ II – КЕРЕНСКИЙ - КОРНИЛОВ
Коронация (Николай 2) ………………………...  8
Витте …………………………………………...... 9
Портреты ……………………………………….. 11
…Я живу в другое время ……………………… 11
Начало конца ..…………………………………. 12
Николай 2 …………...………………………….. 13
…Век революций и переворотов ……….…….. 14
Кризис власти ………………………………….. 15
Столыпин ………………………………………. 17
Тяжкий крест …………………………………… 19
В тупике ………………………………………… 21
Первая мировая ………………………………… 22
…Лишь ввяжемся ……………………………… 23
…В феврале ………………………………….…. 23
Февраль 1917-года ……………………….…….. 24
Двоевластие ………………………………….…. 25
Мятеж Корнилова ……………………………… 26
Весы (Керенский) ……………………………… 27
«Все и сейчас!» ………………………………… 29
Безумие ……….….. ……………………………. 30

Развилка 2
ЛЕНИН – МАРТОВ - КОЛЧАК
…Мечта о веке золотом ……………….………. 32
Меняемся ……………………………………….. 33
О справедливости ……………………………… 34
За мечтой ……………………………………….. 35
РСДРП ……………………………………………36
Обида (Ленин и Мартов) ………………………. 37
Октябрь ……………………………………….… 37
Ноты (Ленин и Троцкий) ……………………… 38
Подкидыш …………………………………...…. 39
Суженый-ряженый …………………………….. 41
«Триумф» ……………………………………….. 42
Поток ………………………………………….… 43
Азы революции ………………………………… 44
Узники Ипатьевского дома .……………...……. 45
… Ох, Россиюшка моя ………………………… 46
Октябрьские мечтания ………………………… 47
Призрак свободы ………………………..….….. 49
Есть под Хабарным монумент …………..……. 50
О славе …………………………………..….…... 52
«За Россию!» …………………………...………. 53
Верховный правитель (Колчак) ……………….. 54
На чужбине ….. ………………………………… 55
С мыслью о России (Милюкову) …………...… 56
Скрипач …………………………………………. 57
…А в России ……………………………...……. 59
Памятник Ленину ………………………...……. 60
Идолопоклонство ………………………....……. 61
Октябрины ……………………………...………. 63
Рождение Красной Армии …………...………... 64
23-е февраля …………………………..…..……. 65
Субботник ……………………………..…….….. 66
Неписаный закон ...………………………..…… 67
А что народ? ..………………………….……..… 68
О непримиримости ...……………………...…… 69
«Военный коммунизм» …………………..……. 70
 «Общак» ………………………………...……… 71
Наш ликбез ………………………………...…… 73
Союз ………………………………………..….... 75

Развилка 3
ТРОЦКИЙ – СТАЛИН - КИРОВ
Демон революции (Троцкий) ………..………..  78
Проводник ……………………………….….….. 80
Гримасы НЭПа ………………………………....…. 81
… Дорожки двадцатого века ……………....…….. 82
Любимец партии (Бухарин) …………….....….…. 83
Эксперимент ……………………………….….….. 85
…30-е годы …………………………….………….. 85
Второе крепостное ………………………….....….. 86
Колосок ………………………………….........…… 87
Убийство Кирова …………………………..…..…. 88
Заимка ……………………………………….…….. 90
На крутых поворотах ……………………….…….. 91
Красный маршал (Тухачевский) ………….……… 92
Героизм и трагедия ……………………….…...….. 94
…Зайцы …………………………………………… 95
Личный фактор (Ворошилов) …………….…...…. 95
Биомасса …………………………………..….…… 97
Исповедь сталиниста ………………………...…… 98
Новое русло …………………...………….….......... 99
А. Ахматовой …………………………….......……. 99
Идеал ………………………………………………100
 «Государственный социализм» …………....…....100
Новый курс ………………………………….…… 101
В инкубаторе ……………………………….……. 102
Дележ ……………………………………….……. 103
На Русь идти – безумным быть! ………….…….. 104
Памятник Сталину ………………………….…….106
Система ………………………………….…..…… 108
…Сколько ж было ……………………........…….. 109
Под красным флагом ……………………...…….. 110
Бессменный часовой ……………………..……… 111
Поединок ……………………………………..…..  112
Дорога жизни …………………………………….. 113
… Стоит береза у реки ……..………….…...…… 114
Тризна ……………………………………..……... 115
Во имя жизни ………………………….…..…….. 116
На поле Куликовом ………………………...……. 117
Сыновья ………………………………….….…… 119
Союзники …………………………………..……. 121
Весна Победы …………………………….……... 122
Утро мира …………………………………..…… 123
Монолог памятника ……………………….….… 124
«Большая тройка» ………………………..…….. 125
Приказ министра обороны ……………..…....…. 126
Я живу … ……………………………….…….…. 127
Я еще не вернулся с войны …………….……… 128
Медсестра запаса ……………………………….. 129
Соцлагерь …………………………………….…  131
Открытие Запада ……………………………..…. 132
…Простому бы люду …………………………… 133
«Суд чести» …………………………………..…. 134
На страже режима .…………………………....….135
В галерее ………………………………………… 136
40-е трудовые ……………………………….....…137
…Я родилась ………………………………....…..137
Крещение ………………………………….….…. 139

Развилка 4
     БЕРИЯ – МАЛЕНКОВ - ХРУЩЕВ
…Смерть Сталина ………………………………. 142
Слуга (Берия) ………………………………….… 143
Суд истории ……………………………………... 144
 «Дело» Берии …………………………………... 145
Амнистия 1953-го года ……………………….… 147
Преемник вождя (Маленков) ……………..……. 148
…Нервущимися путами ………………………... 150
Культ Н.С. Хрущева …… ………………..…….. 151
Целина ……………………………………..…….. 152
Кукуруза ………………………………….……... 153
Родник детства …..………………………..……. 153
 «Сюрприз» 1954 г. ………...………………...…. 155
Полигон  «Маяк» ……………………………….. 156
«Холодная война» ……………………….……… 157
О культуре диалога (Хрущеву) …………..……. 159
…Ни в Бога и ни в дьявола ………………..…… 160
 «Карибский кризис» ……………………..…….. 160
На волне оттепели ..…………………….………. 162
Об энтузиазме ……………………………..……. 163
Маршал В.К. Жуков ..…………………….…….. 163

Развилка 5
     БРЕЖНЕВ – АНДРОПОВ - ЧЕРНЕНКО
Слово о бюрократии ………………………....….. 166
…Вот опять  ……………………………………… 167
Вариант (Косыгин) …………………….…..….…. 168
«Застой» застолья .……….……………….....…… 169
Комсомольская юность моя …………………….  170
Романтики ……………………………..…………. 171
…И когда ………………………………….….….. 172
Рождение стихов ………………………….….….. 172
Песни земли ……………………………..……….. 173
…Я и пела, и плясала  …………………..……….. 173
Милый мой ………………………………………  174
Ты блистал ……………………..………………… 174
Год 1968-й ………………………………..………. 176
Ромашки ……………………………….…………. 177
Тропинка ………………………………...……….. 178
…Ах, не спрашивайте ………………….……….. 179
Курсант …………………………………..………. 180
…Ветер веет  ……………………………..……… 181
В госпитале ………………………………………. 182
…Нет бывших ………………………………...…. 184
Просто друг ……………………………………… 185
Тополя ………………………………….………… 186
У березы ………………………………………….. 187
Колечко ……...…………………………..……….. 188
Время свадеб………………………………………189
…Жизнь продолжается …………………………. 190
Новоселье ………………………………………… 190
Телевизор ………………………………………… 192
Любимая пила …………………………………… 192
На голодном пайке …………………….………… 193
Миражи ……………………………………..……. 194
Советский человек ………………………………. 195
Мы все из Октября ………………………………. 196
Сама себе судья …………………………….……. 197
Неповоротлива машина …………………….…….198
Он чистил души ………………..….….………..... 199
Бездна …………………………………….….…….200
Афганистан ……………………………….….…... 201
Яблонька-невестушка ……………………….…... 202
Манекен (Брежнев) ……………………………… 203
Империя КГБ (Андропов) ……………………..... 205
Круги …………………………………………...… 206
Хотел, как лучше (Андропов) ………………...… 207
…Как много ……………………………………… 208

PS
Русская душа …………………………………….. 209
Простор ……………………………………………210