Моему тестю Гриневичу С. Р

Шахтёр не может быть наполовину.
Он, или есть, или он им не стал.
Он состоялся, если ставил спину
Без колебаний под прогнувшийся металл.

Он не считает, сделал кто и сколько,
Спешит туда, где сильно горячо,
Он кровлей управляет,  рядом с стойкой
Своё  подставив крепкое плечо.

В забое все видны, как на ладони:
Рабочий, комбайнёр и звеньевой.
Проходческим комбайном на уклоне
Мы метры трудные в поту даём с тобой.

Корона быстро вертится, натужно,
Летят куски пород со всех сторон.
Мы, в респираторах, с лопатой  дружно
Породу зачищаем «на вагон».

Несём верхняк, в «карманы» ножки ставим,
Расстрелы крепим, планки, хомуты,
Проверим «репер» и «скобу» поправим,
Борта «затянем», выложим «буты».

Я не могу за ним никак угнаться,
Шестьдесят пять, а, будто, молодой.
Таким шахтёром можно восхищаться.
Сергей Романыч – знатный звеньевой.

Кипит работа, это так заметно,
На штреке «под шнурок» стоит металл,
А память о тебе – те километры,
Что под землёй с комбайном прошагал.

А память о тебе – и дочь, и внуки,
Фамилию носящие сыны,
Беспалые заботливые руки,
И ордена, с последней той войны.

Пятнадцать лет, как ты ушел от нас.
Пятнадцать лет, как нет тебя в забое.
Частицу сердца ты вложил в Донбасс
И часть Донбасса в Небо взял с собою.