До Коротково от Долгушина

До Коротково от Долгушина
Дорога длинная завьюжена
Людской словесною пургой –
Сопляк бухой по фене ботает,
Хохочет девка красноротая, 
Вздыхают бабы: «божежмой»

Состав, влачась сквозь ночь морозную,
Скрипит суставами артрозными.
Гудков -  то сиплый лай, то крик…
Пройди под взглядами тягучими
В гремящий тамбур покурить.

Молчи, смотри в пятак оттепленый 
Окна, там дым ложится петлями
На кедрачей немой  конвой,
И чтоб отстроить мир по-новому,
Первостроители колоннами
Встают из-под земли глухой.

Что им безвременье, беспамятство
Когда дорога продолжается -
Пластуют мерзлоту кирки.
Жизнь бесконечна, небо ясное
И волоком не стащат с насыпи,
И не повесят номерки.

Что им беспамятство, безвременье,
Людская глушь узкоколейная,
Ползущая со скрипом вниз?
Вперёд! Вперёд! Ложатся шпалы и
Свет, вдохновенье - мандельштамово
(Не траченных чахоткой) лиц…
………………….
Тряхнешь башкой, вглядишься пристально
В окно – на расстоянье выстрела
Ни зги… хоть выколи глаза.
Лишь в небе муторном, застуженном
Одна на всех, почти потухшая
(От Короткова до Долгушина)
Чадит латунная звезда.

* * *
С матерками затопили старенькую печку -
Чадное тепло валилось из печного горла      
Утку тощую Марина начиняла гречкой,
Приговаривала: «от жеж…тощая оторва,
Будто кто заразе этой кормеца не лОжил,
Чай  ни голод, ни потрава, шо покушать нече»
Рассмеялась я… Марина рассмеялась тоже,
Сыпалась на стол дощатый (из-под пальцев) гречка.
Гречка  с луком и грибами – жирная, густая.
 Утка пухла, округлялась, крылья растопырив…
 Я кричала: 
 - Ой, Мариша,  утка улетает!
 - Ничаво, мы ей горчичкой пообмажем крылья!   
…………………
А потом жевали утку  и до полшестого
Пили-ели, ели-пили,  говорили вдоволь.
И царапалось за дверью, по сеням бродило
Может, кот… а, может, вправду – Рождество Христово.
   
* * *
Поздно проснешься – ленно, светло.
Глянешь – опять за окном намело
Видимо, чтобы смогла
Набело всё записать, перечесть:
Двор, на забор наступающий лес,
два легкозвонных крыла
из голубого стекла
дня, что умчался в заснеженный лес –
не записать уже, не перечесть…
 

* * *
здравствуй, грусть деревенская
домотканая краля -
в крупный мак занавески,
головенка льняная.
загудит в дымоходе,
заскрипят половицы,
робко в хату заходит -   
ноги - бабкины спицы.
дура, ватой набитая
смотришь влажно и пылко
пахнут руки намытые
земляничным обмылком.
спицы дзенькают, лампочка
сумрак плесневый гложет…

плакса, дурочка, лапочка –
как с тобой мы похожи.

* * *
«я к вам пишу, чего же боле?»
о чём мне в письмах говорить?
как облетают с колокольни
листвой засохшей - воробьи,

как день, скользнув за подоконник
шёл по двору да вышел весь,
безмерно каплет рукомойник…
и мне не в городе, но здесь

наливкой ежевичной - ревность,
в ней - слёз гремучая вода,
и не утратил современность 
эпистолярный жанр, когда

течёт неспешно в зиму - осень,
дни в ночи, пробужденье в сон,
и письма до сих пор приносит
изрядно мятый почтальон.