Эклога

ЭКЛОГА В ДВУХ ЧАСТЯХ

(для тех, кто открыл:
1) стихи тут есть;
2) они внизу;
3) первую часть читать надо, т.к. стихи "вытекают" из нее. I'm sorry...
М.Т.)

Эта история произошла в годы перестройки на просторах нашей необъятной родины в те времена, когда городские жители, в т.ч. сотрудники НИИ, ездили поднимать отсталое сельское хозяйство. Сюжет «подарен» мне непосредственной участницей событий.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Девичьи россказни.

...После приезда в колхоз старший заезда распределяет людей по разнарядке: на кухню, в зернохранилище, на ферму, помогать механизаторам, и двух человек нужно было выделить пасти скот. Вообще в деревне было два стада. Одно стадо взрослого скота пасли три настоящих пастуха с собаками. А вот стадо из молодняка в 150 голов решили доверить городским.
И вот на банкете по поводу начала заезда нам, двум молоденьким девчонкам, где-то в 3 часа ночи старший сообщает, что выпал на нашу долю «легкий труд» пастуха. «Погуляете там, позагораете. Одна вот трудность, вставать рано – в 4 часа надо стадо выгонять, т. е. идти надо сейчас».
Мы с Динкой жалобно ноем, что и коров-то никогда не видели. Но старший категорично обрывает протесты: «Больше некому». На вопрос где все это находится, он делает по- ленински указующий жест и загадочно говорит: «Там!», исчерпывая единым словом весь возможный инструктаж. Мы обреченно вздыхаем, одеваемся, как мы себе представлялись пастухами, и идем искать стадо.
Стадо наше лежит за невысокой загородкой — 150 пятнистых валунов возвышаются над навозным болотцем. И заходить туда надо прямо в кроссовках. Динка пытается спасти обувь, ласково обращаясь к коровам с сухого места:
-Вставайте, вставайте, выходите, пожалуйста, - Она делает поднимающее движение руками снизу вверх, видимо, желая усилить высказанное побуждение. Но телки не трогаются с места и даже на нее не смотрят. Разобрав балки, преграждающие путь, мы входим, вооружившись прутиками и, тихо потыкивая коров в круп, предлагаем им встать. Пробегающая мимо доярка из местных заглядывает через загородку:
-Девчат, да вы их матом! Сразу подымутся!
От отчаяния в наших голосах прибавляется твердость, а в руках — сила. В итоге несколько коров нерешительно встают. Динка расходится не на шутку – хлесткие удары и зычная ругань встряхивают утренний воздух: «Вставай, туда-сюда твою мать, дура!». Я тоже припоминаю какие-то словечки, стараясь не уступать подруге в яростном порыве.
Но вот очередной удар по хребту и грозный окрик поднимают с земли что-то невообразимо большое – огромный, свирепого вида племенной бык с кольцом в носу медленно и вопросительно поворачивает голову. Маленькая Диночка, съежившись в испуге, опускает руку с хворостинкой и оседает книзу:
-А ты лежи, лежи...
В приступе беззвучного хохота я складываюсь пополам и чуть не падаю в навоз лицом.
Бык неторопливо встает и, исполненный молчаливого достоинства, выходит из загона, а за ним (безо всякого принуждения) — все стадо. Кое-как проведя жаркий день, пропустив положенный нам обед, попив пару раз воды из колодца, совершенно не вспомнив о пододетых под платья купальниках, на больных от долгих переходов ногах в испорченных навозом кроссовках мы вернулись домой только к ужину.

На другой день, придя к загону, мы застываем в ступоре: он пуст. Животные разобрали загородку и ушли в неизвестном направлении.
По счастью, мимо пробегает вчерашняя доярка.
-Девчат, а коровы на клевера ушли, - объясняет она. На вопрос, где это, она неопределенно машет в сторону и произносит таинственное:
-Там! - И будто невзначай добавляет: - Нажрутся клевера — сдохнут.
Следующие минут сорок мы несемся, как сумасшедшие, в указанном направлении в поисках блудного стада — пока не находим на клеверах.
Старший группы, невесть откуда тут взявшийся, уже в курсе всего:
-Гоните их на пруд и напоите, быстро! А то сдохнут!
Полечив коров предписанным средством и полагая, что все сделано правильно, мы гоним стадо обратно к деревне. Местная агрономша своими словами опять заставляет нас переживать:
-Девчат, у вас коровы клеверов нажрались? Ну вы их только не поите, а то сдохнут!
Мы преступно промолчали и стали тревожно переглядываться. Смотреть на коров нам было страшно.
Неожиданный звук заставляет нас вздрогнуть. «Кто стрелял?» - думаю я, сразу догадываясь, но пока не понимая, смеяться мне или бояться. Понимание приходит немного погодя. Потом сведущие люди нам расскажут, что от влажного клевера коров пучит, от чего они порой гибнут. Но едва ли эти «специалисты» могут войти в наше с Динкой тогдашнее положение. Вы когда-нибудь слышали, как лопаются покрышки?.. А потом несколько коров заваливаются набок и начинают агонически бить ногами, заходясь в кишечной канонаде. Мы безысходно ждем ее прекращения, и вид у нас, наверное, самый глупый.
К вечеру мы кое-как пригоняем стадо в деревню. Ночью нас снедает ужас. В три часа мы не выдерживаем, пробираемся к загону, выгоняем коров и, когда видим, что все поднялись, облегченно выдыхаем: обошлось.

Мы несказанно благодарны коровам за то, что они нас не подвели. Поэтому решаем выгнать их на какое-нибудь свежее пастбище подальше. Дина спрашивает у местных, где оно может быть.
-Там! - отвечают они.
Мы ничуть не сомневаемся в направлении, несмотря на его неточность, но за 2 часа никакого «там» не достигаем. Коровы длиной вереницей идут по редкому пролеску вдоль засеянных полей.
Мы решаем повернуть назад, к знакомому пастбищу вблизи деревни. Динка встает во главе колонны и заворачивает гурт через пролесок краем поля. Я же отправляюсь в хвост - подгонять последних хворостиной для ускорения. Только была я замыкающей, а тут снова позади меня черно-белая вереница коров.
-Вера, что происходит? - кричит Динка.
Мы не знали, что животные придерживаются определенного порядка в стаде и те, что всегда были спереди, не пойдут позади. Коровий авангард, погоняемый Динкой, послушно развернулся, но пройдя немного назад, увидел сквозь редкую растительность хвост стада и пристроился к нему. Образовалось кольцо. В отчаянном порыве вернуть утраченные позиции в иерархии, телки, привыкшие быть первыми, ускоряли ход. Понаблюдав с полчаса за попытками стада, мчавшегося по кругу, вернуться в обычное состояние, мы на страх и риск беремся за руки и преграждаем ему путь, сдерживая движение, пока не подходит хвост. Такая вот история: погуляли и позагорали... а сколько впечатлений!..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Бычьи бредни.

Когда все было тухло и тепло -
застой, отстой (неважно, как назвать) -
нам было хорошо и мы лежали,
что физики, что лирики - в одном,
для всех родном, естественном загоне.
Но вдруг опять решили батраки,
что нас куда-то надо поднимать.
Приходят две какие-то доски,
мы в ус не дуем, просьбам вопреки,
но вдруг они как начали орать
такие рифмы! Если не понятно,
то рифма - это власть, ее синоним.
Поэтому, где властвует свобода,
то в моде там один свободный стих...
но я отвлекся. Свистнула лоза
как будто где-то рядом. Я привстал.
Они присели, видно, оступившись.
А я пошел, не опустив глаза,
вон из загона, а за мной, столпившись, -
все остальные, кто давно привык,
за теми только следовать повсюду,
кто их осеменяет, словно бык -
но только не утробу, а рассудок.

Ну а когда настала снова ночь,
вернув для нас иллюзию свободы,
мы, разобрав рогами баррикаду,
что путь на волю (в поле) преградила,
отправились на пастбище назло
двоим подпаскам-дурам. Но потом
настигла нас всеведущая власть
(которой мы, наверное, достойны)
и изъявила пламенную страсть
отправить протеже обратно в стойло.
Но на беду верховный идиот
(за каждым идиотом скрыт верховный)
и нас, и управительниц вперед
на водопой отправил поголовно.
Но кто, томимый жаждою духовной,
начнет ее безмерно утолять
не тем, чем нужно - что скорей достать,
тот пожинает бедствия огромны.
Отриньте поэтический угар -
здесь все серьезней, чем тогда казалось:
ведь каждый выпивал как будто малость,
а раздувался, как воздушный шар.
Я понимал... но что же делать мне?
и я стоял, простите, в стороне.
И вот не знаю, как благодарить,
того, кто из богов еще остался,
за то, что этой бомбой изнутри
никто из нас тогда не подорвался.

И как-то раз пастушки повели,
опять же, как они решили сами,
мычащий взвод на новый край земли,
de jure не изъеденный стадами.
Мы с ними шли который час вперед,
превосходя терпеньем декабристок.
И кажется, что путь еще не близок...
Так черт бы с ним! Пойдем наоборот!
Мы за мгновенье повернули круто.
Но увидав последних впереди,
кто первым быть привык, тот почему-то
решил порядок старый навести.
Мне не понять охотников за местом,
как не понять движенья в небесах.
Но все же по причинам неизвестным,
я полетел вперед, как на крылах.
Не чуешь ног и не жалеешь нервы;
в затылок дышит чертов конкурент.
Ах, как хотелось быть все время первым!..
Об сей круп-но-рогатый инцидент
расшиблись и растерлись в мелкий прах
наивные пастушечьи мечтанья
о радостных каникулярных днях.
И кажется порою, то блужданье
до сей поры кружится, отметя
всех жизненных ошибок лапидарность:
бегут коровы, землю молотя,
и я бегу - поскольку солидарность...

Быть может, вам смешно? Вы смущены?
А кто-то негодует на болотной,
на шаткой полупочве сотворив
свой храм надежд и выспренных претензий?
Но не напоминает ли ничем
описанный истеблишмент пастуший
не тот, что на бумаге, а что есть?
И сами вы порой не ощущали
то сходство, что рифмуется со скотством,
меж нами?.. А не много ль среди вас
самих козлов, коров, свиней, баранов,
гусей, коней, быкОв (а может, бЫков?)...
Вы скажете: "Мораль!" - морали нет.
Вот здесь и сходство. Бык ее не ищет,
он только семенит и производит,
когда ему прикажут. А слова,
порой произносимые в порыве
дорваться, наконец, до существа,
давно творят не смысл, а пастиш.
И это вот так просто не простишь
себе, когда желал быть настоящим,
но нет другого выхода, увы.
Коль скоро снова рыла вверх поднявши
и поглядев на окруженье, вы
отнимете от взоров искушенных
свои велосипедные очки,
то станете копытным батальоном,
упрятанным в навоз по пятачки.