Илья и Соловей

С дуба Соловей поглядел вокруг,
где какой навар намечается.
Видит – тихо все. Он с сука на сук
протянул канат и качается.
Хорошо ему – вольно и тепло.
Не секут ветры мышь-полевочку.
Вдруг принюхался и нырнул в дупло,
прихватив с собою веревочку.
Слышит конский храп, чует запашок.
Богатырский мат слышит, жмурится.
– Гей ты, волчья сыть, травяной мешок, –
в стольный Киев-град едет Муромец.
Засвистал в весь свист, аж листва с осин.
Прямо – улицы, вкось – проулочки.
– Не пыли в глаза, Одихмантьев сын.
Ты и впрямь какой-то придурошный.
Ну, привет, свистун.
– Как живешь, Илья?
– Хорошо живу, или так себе.
– Сыновья теперь – верно ль слышал я? –
не в отца идут у Апраксии, –
сделал Соловей непристойный жест.
Брови свел Илья. Злиться надо ли?
Засмеялся вдруг. Гул пошел окрест,
и последние листья попадали.
Оборвался смех, и слеза в очах –
да блестит слеза, точно золотце.
– Без тебя бы я на корню зачах.
Не тебе чета наши молодцы.
Ты не жаден. Зол. Им бы – все в карман
за широкой спиною за батиной.
Всемером идут на татарский стан.
На медведя и то, вишь, с рогатиной.
От забот, от дел – «Мы, Илья, с тобой!» –
не отвяжешься, тянут жилочки.
Русь пошли спасать и стоят толпой,
совещаются у развилочки.
– А Алешка с Добрыней?
– Сцепились: мол,
ты бахвалишься, мне не верится!
Бились об заклад. Сели – локти в стол –
и четвертый год силой мерятся.
А иные все… Что там говорить.
Было весело, стало иначе.
Все гадают, как половчей стравить
Змей Горыныча с Микулой Селянинычем.
Я силен, как Русь, и, как Русь, жесток.
Вот поеду я мимо камушка,
чтоб не стыла Русь, да меж трех дорог
зашвырну его к чертовой бабушке.
Мало нынче щук, больше – караси.
Миром – с князей в грязь, в ней освоившись.
Только мы с тобой бродим по Руси,
не отчаявшись, не устроившись.
В трубах медь черна, кони рвутся в бой.
Забирайте, что я не выберу.
Не по чину мне заправлять гульбой,
подносить вино Володимиру.
…Старость, что ль, ко мне подошла, трубя.
Был булат, а стал, словно олово.
Вот пошлют – пойду и убью тебя,
опущу в карман буйну голову.
– Не грусти, Илья.
– Не грущу, а злюсь.
Проторгуют Русь дурни с малыми.
Кабы гуслями зазвенела Русь
там, где царь сидит с причиндалами,
кабы посвист твой долетел до них,
кабы лился свист, точно кровушка.
Если б да кабы… Ну, чего затих?
Поживем еще. Пой, Соловушка.