Море на потом

Город ловит воздух гранитным ртом,
а над ним, собой заслонив небосвод,
встало море, отложенное на потом,
на затем, на когда-нибудь, на вот-вот.
 
Встало море, отложенное, как всегда,
навсегда (с оговоркой – на триста дней),
на дыбы, как рвущийся сквозь года
любой из аничковых чёрных коней.
 
Встало море. Светает – и мне вставать:
поджигать мосты, города сдавать,
оттого и сделался пустоват,
оттого и повадился уставать.

Оттого все если бы да кабы,
ловля воздуха жадным и жарким ртом,
а всего-то и надо – встать на дыбы,
перестать откладывать на потом.
 
Не сжигать, не развеивать, не терять,
не творить, не ведая, ибо суть
угасает, как пламя и звукоряд,
как шальной запал, как творческий зуд.
 
Ибо там, в тумане, в начале начал,
за миром, закованным в страх и лёд,
в солёных брызгах стоит причал,
тот самый, снящийся жизнь напролёт.
 
Но чем больше сказанного невпопад
и чем больше сделанного без любви,
тем длиннее дорога, тем жарче ад,
тем безмолвнее струны и соловьи.
 
Не цепляйся к мантре про дуб и дом,
не верь отраженьям в зеркале льда:
там море, отложенное на потом,
там жизнь, отложенная навсегда.