это прочно засело в обедневших мозгах

это прочно засело в обедневших мозгах - оставлять беду на потом,
хоть потом для выкупа не хватит пары монет серебром.
тяжело наступать на засохшие бинты и на гильзы полной стопой.
где идти нам, морщится бетон и затекает слюдой.

там, где мы не будем слышны, будет перекликаться картечь,
где у нас нет права бежать, там мы сможем лечь.

не так уж важно, что предвещает штиль, тревога кричит "лежать",
тревога прогрызает дыру в черепной коробке вспять
и выходит в открытый космос. это самый четкий сигнал
о бедствии, но кто не верил, тот не опознал.

никогда не отличить салюты от залпов, и мальчик, встречая волков,
совсем не кричит, помня, что зашел чересчур далеко,
и вторая, барахтаясь, вот-вот коснется перепончатой лапой дна,
обжигаясь до мяса и забывая, что не нема.

истории о придуманных малых под общий наш слягут курган.
кто продал домик родителям Элли, не брал в расчет ураган,
не жглась кружка с шадди, предупреждая о последнем - лучшем! - глотке,
Луи не сказал отцу, что предпочитает хлеб войне.

могло не сложится, и были б легенды о том, как в глубинке морей
братья с фамилией Ларсен ищут котикам сухарей,
о том, как Джон Смит, опьянев вкусом крови, вычистил новый свет,
о том, как не был замечен Солярис промеж планет.

и каждый второй ребячий вопрос оканчивался бы на "да?" -
могло так сложится, что потрясала бы нас не ерунда.

там, где мы не будем видны, будет переливаться огонь,
и тревога прошепчет без сил, мол, не надо, не тронь,
и ее можно будет залить водой, остудить смешком, усыпить.
это точно известно: любую беду можно усмирить.