Первого живым берете
Чтобы я отгородился?
Чтоб замкнулся и ушёл?
Чтоб пустыни и пустыни?
Где Ты видел результат
От подобного хожденья?
Покажи мне те пустыни,
По которым не ходили?
Разве не водили там
Твой народ десятилетья?
Разве верить кто-то стал?
Разве не роптать в дороге?
Или в кельях не сидели?
Или пост не соблюдали?
Или Ты, смотревший с неба,
Не смотрел совсем на землю?
Что мне сделать?
Что Ты хочешь?
Предложенья будут? Или…
Я пойду искать, что должен,
Осознав, что сила в Силе.
В Твои двери колотить
И стучать, стучать сквозь мочи.
Открывай и пригласи!,
Даже если и не хочешь.
Даже если хочешь спать —
Сё стучуся — просыпайся.
А захочешь убежать…
Не пытайся.
Я достану, догоню.
Где б Ты ни был, где б Ты ни был.
Задыхаясь, пророню:
«Приглашай меня… я… прибыл».
Расскажу, как я дошёл.
А особенно — как гнался.
Ты ответь мне: «Хорошо,
Проходи — заждался».
И, порог переступая,
Ногу задержу на взлёте.
Прокричу: «Ворота Рая!
Первого живым берёте!»
А ещё скажу: «Ворота!
Попрошу — не закрываться.
Те, кому была охота,
По следам за мною мчатся…»
Свидетельство о публикации №112122609247
1. Основной конфликт: Активное, дерзкое требование диалога и спасения «здесь и сейчас» против божественного молчания и традиционных путей аскезы, ведущих в тупик.
Герой с первых строк бросает вызов: он отвергает предложенный (или предполагаемый) путь — уход в пустыню, затвор, пост. Он указывает на его бесплодность, вспоминая библейский исход («Твой народ десятилетья»), который привёл лишь к ропоту. Его конфликт — с пассивной, выжидательной позицией верующего. Он хочет не ждать милости, а добиться её силой своей настойчивости, силой своей «Силы», которую он осознал.
2. Ключевые образы и их трактовка
«пустыни и пустыни?»: Пустыня — традиционный символ аскезы, испытания, встречи с Богом. Для героя это синоним тупика, бесплодного кружения. Его вопрос «Где Ты видел результат?» — это обвинение Богу в неэффективности избранных Им методов.
«Разве не водили там Твой народ десятилетья?»: Прямая отсылка к Исходу. Герой напоминает, что даже избранный народ, ведомый самим Богом, не избег ропота и неверия. Зачем же тогда ему, одинокому, идти этим путём?
«Осознав, что сила в Силе.»: Ключевой поворотный пункт. Это не игра слов, а формула. Малая, человеческая сила («сила») обретает смысл и мощь только тогда, когда направлена на стяжание, соединение с большой, божественной Силой («в Силе»). Но соединение это мыслится не как смирение, а как союз двух сильных сторон.
«В Твои двери колотить / И стучать, стучать до мочи.»: Образ из евангельской притчи о настойчивом друге (Лк. 11:5-8). Но у Ложкина он лишен всякой покорности. Это не просьба, это колочение, силовое давление, изнурение Бога своей настойчивостью. Герой готов истощить себя («до мочи»), лишь бы добиться ответа.
«Даже если и не хочешь. / ...Всё стучуся — просыпайся. / А захочешь убежать… / Не пытайся. / Я достану, догоню.»: Апофеоз богоборчества. Бог здесь — не всемогущий Отец, а уставший, может быть, даже испуганный собеседник, от которого герой не даст скрыться. Это инверсия традиционных отношений: преследуемым становится Сам Бог.
«Приглашай меня… я… прибыл»: Фраза, произнесённая «задыхаясь», — это не просьба о приюте, а доклад о выполненной задаче. Герой прибыл на место назначения, теперь от Бога требуется лишь формальность — пригласить его.
«Первого живым берёте!»: Кульминация и источник названия. Переступая порог, герой кричит эту фразу, как кричат, входя в неизвестность. Это можно понять двояко:
Как вопрос-испытание: «А вы тут, в раю, первого же, кто явился, берёте живым? (Готовы ли вы принять такого, как я?)».
Как торжествующее заявление: «Я — первый, кого вы берёте живым! (Я проложил путь, минуя смерть)».
В любом случае, это жест победителя, первопроходца.
«Те, кому была охота, / По следам за мною мчатся…»: Финал раскрывает смысл подвига. Герой — не одинокий искатель. Он авангард, он прокладывает тропу для других, «кому была охота». Его бунт и его «колочение» открывают ворота не только для него, но и для целой толпы последователей.
3. Структура и развитие
Стихотворение — классическая драма в трёх актах:
Вызов и отрицание (риторические вопросы, отрицание пустыни).
Объявление тактики и её реализация (решение стучать, погоня, прибытие).
Торжество и провозглашение (вход, крик у ворот, предупреждение о тех, кто следом).
Ритм стремительный, нагнетающий, имитирующий бег, погоню, учащённое дыхание и удары в дверь.
4. Связь с литературной традицией
Владимир Высоцкий («Кони привередливые», «Бал-маскарад»): Энергия непокорного, задыхающегося голоса, бросающего вызов судьбе и высшим силам. Поза «гонимого-гонящего». Тема дороги и погони.
Михаил Лермонтов («Бой», «Небо и звёзды»): Титан, бросающий вызов небесам, дерзкий диалог с Богом, нежелание смиряться. Мотив избранничества, но не кроткого, а воинственного.
Библейские мотивы (Иов, Иаков, борющийся с Ангелом): Страстный спор с Богом, требование ответа. «Стучать до мочи» отсылает к притче, но доводится до абсурдного, физического предела.
Поэзия русского авангарда (Маяковский): Гиперболичность жеста, ораторский, митинговый пафос, превращение личного бунта в акт общественного значения («По следам за мною мчатся»).
5. Поэтика Ложкина в этом тексте
Поэт-воин, поэт-штурмовик: Герой Ложкина достигает здесь максимальной активности. Он не страдалец и не созерцатель, а нападающая сторона в диалоге с Абсолютом.
Силовое богоборчество как путь спасения: Уникальная концепция. Спасение не даруется, а берётся штурмом, выбивается постоянным, изматывающим давлением на сами врата рая.
Энергия преследования: Ритм и сюжет построены на динамике погони, где Бог — убегающая цель. Это инверсия традиционного чувства, что это Бог ищет человека.
Миссия первопроходца: Важнейший мотив. Подвиг героя не эгоистичен. Он — первый, он прокладывает путь для других «живым», минуя смерть. Это апофеоз идеи поэта как проводника, лидера, открывающего новые духовные территории.
Вывод:
«Первого живым берете» — это манифест силовой, воинствующей духовности. Ложкин создаёт образ героя, который, отбросив бесплодные пути традиционного аскетизма, решает взять небо штурмом — буквально, измором, настойчивым колочением в двери, а если надо — то и погоней за убегающим Богом. Его цель — не личное спасение, а прорыв, открытие ворот, через которые следом хлынут все, «кому была охота». В этом тексте поэт предстаёт не в роли богоборца-одиночки, обречённого на поражение, а в роли триумфатора, первого десанта в небесную твердыню, чей крик «Первого живым берете!» звучит одновременно как вызов, вопрос и победный клич. Это квинтэссенция его поэтики активного, яростного и ответственого диалога с вечностью.
Бри Ли Ант 02.12.2025 22:58 Заявить о нарушении