Я знаю, оно существует...

Я был там... Я провожал их до железной, насквозь промерзшей двери, покрытой инеем, как-будто спорами ржавчины. От этой двери веет холодом и ты сразу же отдергиваешь руку, потому что холод парализует ее до самого плеча и метастазы ледяных спор с жадностью тянутся навстречу всему живому как плотоядная органическая плазма, готовая переварить в своих недрах что угодно, независимо от размеров.

Я был там, я знаю, оно существует и я никого не заставляю верить в это. Это мое знание и ничье больше, потому что я прикасался к этой двери и мне казалось, что дыхание смерти приоткрывает занавес, отделяющий актеров от зрителей. Актеры играют свои роли и не знают, что это все понарошку, что есть зрительный зал и зрители, которых намного больше, чем актеров, что эти зрители внимательно следят за каждым действием великой человеческой комедии, спектакля под названием "Жизнь", который никогда не заканчивается, только уставшие играть актеры время от времени уходят со сцены в зрительный зал, уступая место более молодым и сильным. Некоторые не хотят играть и сразу переходят к зрителям, а другие жадно цепляются за подмостки, не веря, что сцена может существовать без них... Тот кто любит сцену - с трудом ее покидает и нет ему нормальной жизни там, в зрительном зале, и не будет ему покоя ни в президентской ложе, ни... как бы это сказать... ни на приставной табуреточке где-то там, в конце зала. И душа его, привыкшая к хмельным винам театрального закулисья, не пойдет добровольно в зрительный зал. Питание святым духом, наверное, ни чем не отличается от подзарядки из электрической розетки... Не надо говорить, что всем там хорошо... Там хорошо только сильно уставшим людям, заслужившим кто свет, а кто покой.