Герои нашего времени

                ( Поэма времён «перестройки».)

1. БИЛИТЁР.
Дитя булыжной мостовой, изнеженный, здоровьем слаб,
На труд нормальный был больной, зато охочий был до баб.
Не знал ты трудовых побед, работал билетёром в бане,
Кефир пил строго на обед, мечтая о кассирше Тане.
Она, распарившись в парной, в истоме жаркой бабьей плоти,
Смеясь, манила за собой, и ты б пошёл. Но на работе,
Ты был ревнитель дисциплины, творил работу до азов,
Лишь щупал груди бледной Зины, зажав в кладовке для тазов.
Она пищала от испуга, и всё свести пыталась в шутку,
Была доступная подруга, и ты залазил к ней под юбку.
Она же ноги раздвигала, в своих колготках в меру новых,
И что хотела, получала, на куче мокрых веников дубовых.
Он шёл за свой рабочий стол, и снова проверял билеты строго,
Ругался, если харкали на пол, и если в коридоре накурили много.
Затем, уже в конце работы, грустил, его не трогай и не зови,
Смотрел, как покупает розы кто-то, мечтая о большой любви.
Придя домой, в убогую квартиру, и если никого на ночь не ждал,
Он делал пару бутербродов с сыром, и «Огонёк» внимательно читал.
По «Времени» послушав про погоду, он чистил зубы и ложился спать,
И сновидений бог мешал колоду, а в полвосьмого на работу брёл опять.
Все дни катились серой чередою, менялись женщины, сменялись месяца,
Коптила жизнь неяркою звездою, в созвездии ОвЕна иль Тельца.
Давно сдалась ему кассирша Таня, а Зина сделала второй аборт,
Коптила небо кочегаркой баня, опять подорожал «Советский спорт».

А за окном гремела «перестройка»,
На улицах провозглашали «гласность»,
Тряслась администраторов прослойка,
И крепла мировая безопасность.
Ругали Сталина, хвалили Горбачёва,
Признали Солженицына с Шагалом,
И пела шлягеры с эстрады Пугачёва,
И в лагерях томились за Уралом.
В Америке сменили президента,
И успокоились Ирак с Ираном,
«Пежо» на ралли вербовал клиентов,
Прощался «контингент» с Афганистаном.
Армению трясло землетрясенье,
И «Боинги» взрывались при посадке,
И из церквей всё громче песнопенья,
И многих из верхов «ушли» за взятки.
Кооперативы поднимали цены,
«Кинг Конг» пугал советское мещанство,
И «хэви-метал» рвался к нам со сцены,
И всё упорней не сдавалось пьянство.
Но дорожали масло с колбасою,
Нам сахар выдавали по талонам,
Такие вот коллапсы со страною,
Коль дорожали дрожжи с самогоном.
Все жертвы «культа» враз заговорили,
Клеймя позором Берию с Ежовым,
А ведь лет семьдесят спокойно жили,
Под радостным социализма кровом.
И был пятью Герой глава державы,
Он много лет держался у руля,
Да, процветали «кумовщины» нравы,
Да, процветала «Малая земля».

Но для него всё это стороною, утехам плотским жизнь свою отдал,
Весной и летом. Осенью. Зимою. Он ел и пил. И с женщинами спал…

2. ВЫПУСНИЦА ПЕДВУЗА.
Многоэтажный современный муравейник, скопленье тел, сантехники, еды,
Распоряжается судьбой Иисус – затейник, ведя дела с оттенком доброты.
В том, где коптил «герой» из бани, на том же этаже, но во втором подъезде,
Снимала комнату у старой «тёти Мани», мечтая о возможном переезде.
Лет двадцати пяти, красивая особа, блондинка в супермодной «упаковке»,
Замзава, в прошлом, одного зазноба, (жаль, он теперь «на лесозаготовке»).
Судьба, похожая на тысячи других, отличница, спортсменка, комсомолка,
«Тимуровка», сбор для детдома книг, и сахарной свеклы ещё прополка.
В десятом классе появились ухажёры. Цветы дарили. Больше ничего,
Но испугались все бандита Жору, который заявил, что ты теперь его.
И всё сбылось на следующей гулянке, «Агдам» рекой и коромыслом дым,
Ты отдалась ему на этой пьянке. Да, был он на тебе, но правда лишь седьмым.
Но в школе говорила речи страстные, и сверстников своих звала на БАМ,
А в вечера, по майски лунноясные, как кошка отдавалась по углам.
Отец бранился, мать слезами капала, забросив аэробику и спорт.
От жалости к самой себе ты плакала. Экзамен сдав, бежала на аборт.
Всё лето пляжи, бары, дискотеки. Сплошная ночь и бег шальных минут,
Партнёров смена, удовольствий – реки, но осенью прошла в пединститут.
Там снова стала строгой комсомолкой, и цель, чтоб красный был диплом,
Сменила кудри строгой чёлкой, мечтая по ночам о принце неземном.
И он приехал в строгой чёрной «Волге», на вечер как почётный гость явился,
Там всем твердил о совести и долге, но, после танцев, он с тобой уединился.
И жизнь вдруг оказалась дивной сказкой, он на окраине купил кооператив,
И ты, мурлыкая, ластилась тихой лаской, шепча на ухо пошленький мотив.
Да, ты познала жизнь совсем иную, в ней были сауны и спецраспределители,
Мечту там можно выполнить любую, там вежливы швейцары и водители.
Там всё о’кей. Там шмотки шик и люкс, Там бабам преподносят драгоценности,
Спустить за вечер пару тысяч? Пшик! Там предаются праздности и лености.
Там за «мартини» в загородном доме, вопрос всегда решается любой,
Ах, как приятно, на природы лоне, по-свойски управлять большой страной.
Она испила благ из этой чаши, брильянты, золото, наряды, соболя,
Все чудеса заморские, и наши. Ведь не бедна российская земля.
Но зашумели будни перестройки, посыпались упрёки и нападки,
И на хозяйственные стройки, любовник твой отправлен был за взятки.
Но институт закончен был успешно, хоть и мешало в том теченье встречное,
И в души детские ты принялась поспешно, сеять разумное, доброе, вечное…

А жизнь неслась, бурлила и кипела,
Пугала нас озонная дыра,
Но, как и прежде песни Пьеха пела,
Смеялась и шумела детвора.
А на таможне новые порядки,
Об экологии твердят и тут, и там,
И в Югославии бушуют беспорядки,
И Год Змеи идёт черёд другим годам.
Выводит из Анголы добровольцев Куба,
Мы с США ракеты сокращаем,
Но на арабов прёт Израиль грубо,
И все «АиФ» с восторгом мы читаем.
Высоцкого все очень полюбили,
Превознесён Булгаков с Мандельштамом,
Хотя, ещё недавно так же их хулили,
Считая их всех нашим общим срамом.
И проститутки сразу появились,
Маньяки, гомосеки, панки, наркоманы,
А раньше лишь пьянчуги матерились,
Да дебоширили подростки – хулиганы.
Как культуристы мышцами играют,
На конкурсах красотки крутят задом,
Одни политики других ругают,
Диктаторы командуют парадом.
Каспаров с Карповом грызутся словно бабы,
Как страшный призрак вырастает СПИД,
Но есть ещё на свете баобабы,
Которых не коснулся пестицид.

Учительница выждала момент, и вот она, желанная победа,
Судьбы подарок, маленький презент, сумела «подцепить» товароведа.
Замужество. Играют Мендельсона. Скромна невеста в этом платье снежном,
Колье, подарок тестя, дивный сон. Ты пожираешь мужа взглядом нежным.
Увы, судьбу не знаем до конца, быть может эта свадьба «хэппи энд»,
И проживёшь ты с золотом Тельца… пока не постучится ночью «мент».
Иль гость ночной предстанет рэкетиром, начнёт пытать и золото трясти,
А может стук тот обернётся вздором? Ну что ж, иди по взятому пути…
 
3.БЫВШИЙ СОТРУДНИК «ОРГАНОВ».

Всё жизнь идёт походкой семимильной,
Не за горами двадцать первый век,
Швыряет в лица нам радиоактивной пылью,
Остановись, опомнись, человек!
Калейдоскоп событий, дат и встреч,
Хреново всё, всё плохо, всё не так,
Как нам Байкал и волгу уберечь,
Вновь чемпионом стал родной «Спартак».
Но дефицит чугунно сжал в тиски.
Одеколоны, порошки, дезодоранты,
Одежду, обувь, мыло и носки,
Из-под полы «толкают» спекулянты.
Но наши просочились в НХЛ,
Но наши привыкают к НБА,
Отбор, бросок, штрафной, прострел,
От долларов кружИтся голова.
На сессиях воюют депутаты,
Разносят оппонентов в пух и прах,
До слёз родные наши демократы,
Вот вас бы всех в Нагорный Карабах!
Максимовна с Мишаней куролесят,
По белу свету в поисках добра,
Не знают, как народ весь это бесит,
Когда опять в «загранку» им пора.
Наш мир социализма крен даёт,
И коммунизм в тумане исчезает,
Бастует русский угольный народ,
Капитализм никак не загнивает.
Прибалты ополчились на Россию,
Попутал их национализма бес,
Поверили в фашистскую мессию,
И строят монументы для «эсес».
Где неформалы открывают пасть,
Там спецвойска и щёлканье затворов,
Привычный лозунг «Дать Советам власть!»
А мне понравилось то, как поёт Асмолов.
Но «Интердевочка» гуляет по стране,
И вызывает нежелательный ашлаг…
Как память по пропавшим, и войне,
Читают спецархивы из ГУЛАГ…

В том же доме и подъезде, но на предпоследнем этаже,
Был когда-то делегат на съезде, тихо жил последний протеже.
Он в отличие от многих прочих, не развратничал, умерен был в еде,
Был он, из заслуженных и старых, доблестных служак НКВД.
Малограмотный, но бойко – языкастый, в портупее скрещенных ремней,
Возвышал негромкий голос властно, и летели наземь купола церквей.
А потом пошли «враги народа», всю страну опутали они,
Но приказ дал друг детей ЯгОда, Их искали вы все ночи и все дни.
Подкулачники, троцкисты и эсеры, уклонисты, диверсанты и т.д.,
Все рабочие, крестьяне, пионеры, помогали вам ловить их по стране.
Каждой ночью вы, народа слуги, сжав наганы в потных кулаках,
В ливни, снегопады, бури, вьюги, их везли на «чёрных воронках».
Стала лагерно-тюремною держава, и из приговоров смертных дождь,
Но глядел с насмешкой и лукаво, самый мудрый, лучший в мире, Вождь.
Ты старался, выбивал признанья, «правда – ложь» начальству так нужна,
Слёзы, кровь, мученья и страданья.… Но мужала гордая страна…
Пусть поля пусты от недорода, но людишек много валит лес,
Возведён стараньями «народа» Беломорканал и Днепрогэс.
Да, броня крепка, а танки быстры, враг не подходи, а то сомну,
Но ввязались подлые фашисты, в страшную и длинную войну.
Кровь солдатская текла рекою, над страною ветер смерти пел,
Ты, ничуть не дрогнувшей рукою «окруженцам» выводил «расстрел»,
Ты не видел схватки рукопашной, и под танк гранату не швырял,
С наглою улыбкой, бесшабашной, с медсестричками ты спирт хлестал.
И война отхлынула на запад, от врагов очистилась земля,
Но недолго эта радость длилась, снова спецэтапы в лагеря.
Ты же пил шампанское и водку, в отблесках салютов  пламени,
На груди твоей медаль «За Отвагу», рядом орден «Красного Знамени».
«Фронтовик», да и чинов не малых, коммунист, всей смены идеал,
Ты, для укрепления державы, по стране народы расселял.
Умер Вождь. И дуралей Никита, развенчал победы все его,
Всё с чем жил народ порушено, разбито. Все поклёпы нынче на него.
Ты ушёл потихоньку в отставку, полюбил тихий маленький сквер,
Получал ежегодно надбавку, наш заслуженный пенсионер.
Это чёртова страшная «гласность», открываешь со страхом газеты,
Неужели расстрелы напрасны? Неужели напрасны наветы?
«Хают Берию, хают Сталина. До чего ж докатился народ,
Раньше им как идолам верили, Жаль сейчас не тридцатый год!
Ничего, может быть, всё изменится. Отшумит демократии дождь,
Заскрипит наша старая мельница, и придёт вновь Великий Вождь»…
                *   *   *
Знаю, что «герои» нетипичны, в этом я немного поднаврал,
Да, уродливы и негигиеничны, просто лучших я и не искал.
И они живут в стране Советов, и они стремятся, есть и пить,
Нет таких указов иль декретов, что всех подобных истребить.
Да, плохие, но они же люди, может мы не лучше, я иль ты,
Всё пройдёт, и если живы будем, доживём до Эры Доброты…
                1988-1989г.г.
Мы наивны были, словно дети, думали, что «перестройка» - мать,
Жалко, поздно поняли мы это, что она – прозападная бл**ь.