Сияние

Каждый вправе сорваться в Хельхейма ямину,
гладко-скользкую кольскую сверхглубокую,
оттого что не кушал овсянку мамину
заглядевшись на облако ясноокое.
Умный в гору не ходит - вокруг да около.
Обходные заставлены Бармалеями -
им и карта сокровищ в сортире скомкана,
скотчем горького опыта переклеена.
Острым шилом мечты на филейном мячике
гравируем шедевры по малой толике -
заводные девчонки, большие мальчики,
к сорока - мизантропы и алкоголики.
Без малейшего шанса на выживание
тянем к сердцу земли буровые щупала,
чередуя то свадьбы, то ножевания,
то летим в небеса, то слетаем с кумпола,
а проснуться нельзя - всё узрим воочию,
задыхаясь от пепла эдемской матрицы...
Только, кольская глубже чем междустрочия
той любви, что ушла без следа и адреса.
Всё меняется в мире, но только к лучшему.
Неизменны лишь время и люди-скважины,
что до самых бездонных глубин обрушены,
возрастая холмами квадратной сажени.
Жизнь закручена адскими самокрутками,
каждый третий воскурен, а пятый выгорел.
Что с того, что древляне рубились сутками,
если каждый десятник себя мнит Игорем?
И красавиц не счесть (фотошопом меченых).
Клеопатра, дрожи! (заливаясь хохотом)
Не волхвы у руля - властелины печени!
А мозги... Что мозги? И без них неплохо там.
Креативные воды рекламной толщею
накрывают потопа любого яростней,
в карусельном бреду скачет кляча тощая,
что когда-то Пегасом звалась до старости.

Стынет каша, синички щебечут весело.
Чёрный куб темноты отпускает вроде как...
Мамка сыну-засоне шлепок отвесила,
будто в душу закралась чужая родинка.
На часах без пяти до чего-то главного,
с толстым ранцем по снегу, глаза навыкате.
От "est deus" до "homo" и дальше, планово
покоряйте природу, словами тикайте,
изохронно бравируя изобарами,
прижимаясь горячими изотермами.
Все пути в никуда параллельны парами,
двуединого Януса взору верными.
И чем глубже, тем жарче в горнилах памяти
докритической плазмы сердец слияние.
Если трудно летать, так в тоннели падайте -
чтоб хоть раз посмотреть на небес сияние.