Играя на скрипке

(новенькое понаписала. взялась за свои стишки, наконец).


Я хотела стать богом,               
Но занавесом рухнуло небо.
В театре погоревшем, убогом.
Был бы в поступках моих дирижер.
Ведь так хотела признаться по нотам–
От «до» до «ля мажор».
Мир мой –
Пеплом укрытая сцена.
С четвертой октавы срывались
Тексты – испачканы сетью чернил
Во мне.
Покоятся теперь
В оркестровом дне.
Зрители исчезли – все, кто в белом.
И лишь ты один остался целым.
Чтоб быть на холстах твоих
Хотя б пятном акварели,
Да крошечным лишь местом  -
Я разрослась оркестром,
О печали сказала свирели,
Флейтой ласкалась о спрятанной нежности.
Скрипкой – о любви,
Разве другие со снимков
Это могли?
Но сильнее всех нутро обиды роялем выло.
Сколько еще, таких же глупых, как и я
Со скрипкой было?
Я все о старой песне, как и прежде.
Сколько было, чтоб с головой – и в грех?
Но я в разы глупее всех
В своей надежде.
Ни одна из них не сочиняла все сильней,
Что арфа рвалась под сосудами,
Контрабасом ломало
В молитве руки.
Когда ток бежит по струнам-венам.
Дрожь децибел разливалась по стенам,
Соседей избавляя от скуки.
Как много их
Вдребезги раскололось
Позвонками-флейтами об твердость?
Но мне играть под окнами
Не позволяет гордость.
Труба до визга в медной глотке –
Срывается, орет.
Не волнуйся –
Я не из тех, кто бросается в пролёт.
Да хоть синий яд вокруг, но я
Дышу мгновеньем.
Когда созвездия осыпались ожерельем,
Когда с ног сбивали диски лун -
Я вся теперь из оголенных струн.
Так ударь смычком до срыва
Перетянутых нервов,
Холод твой – ударами плеть.
А я все равно не перестану
О нежности петь.
Для тебя была бы огромная,
Очаг из колыбельных свила,
Словно мать.
Мне не сложно и вечность
Тебя ждать.
Я гитарой выстрадаю, вымолю
За детский свой плач.
Мне не страшно, если ты мой
Будешь палач.
Хоть до красных брызг кусала рот,
Один на один.
Но я остаюсь тебе – мимо нот.
Мимо твоих картин.
Но страшнее с опущенным флагом лежать в тиши.
Для тебя я вечно красивая музыка
Из детской души.