вдругойжизни

 я не знаю, что там писал  Мураками Хоруки,
 у тебя, как у покойницы, ледяные руки,
 а я даже не соображаю  теперь- который
 час -ночь ли день -чего там за  шторой?
 твоё лицо китайского фарфора,
 может быть это кончится скоро.
 
 кажется рано. прижмись к  спинной ложбине,
 как мадсестра к смертельно раненному,как в Харбине
 к могиле Каппеля-холод кафеля.
 за каплей капля
 я выпью этот бокал с горьким, как белая эммиграция, вином-
 это было давным давно.
 окно как могила,рама крест,
 ответ на все вопросы предельно прост...

 мы уже были прежде. и вот опять.
 все остальные надёжно спят
 даже ни разу не перезахороненные,
 отойдя к Архангелу Гавриилу, к Харону.
 да это было в поезде, недоезжая Омска,
 жаркие, как сибирская метель, губы,
 твое лицо, как театра кабуки маска,
 в небе архангелов поющие трубы.

 груды трупов на насыпи, в степи,
 кверху вскинутая рука есаула,
 так и замёрзжая. твой шопот: "терпи",
 гостинница привокзальная. глухой переулок.
 
 Мы всё же сбежали от них в облака,
 хоть и гнались они и топтали копытами,
 как кони Апокалипсиса с мерой в руках,
 с чашами колеблющимися, как будто недопитыми.

 Так что прижмись ко мне, хоть и мраморная,
 а Мураками -это мура,  как и чекиста та кобура,
 которую он рассегнул и камерная
 дверь отворилась , как зев бога Ра...