Стоит художник за мольбертом и...
и уж тем паче не Винсент льёт горько слёзы на планшет.
В сердцах не зная, почему не дали ватмана ему,
а только лишь бумагу крафт, а перед ним чудный ландшафт.
И на нём яркое пятно, но не желает полотно
принять творение мазка, так как лишь служит для мешка.
Вовнутрь ещё, куда не шло да жаль: погибнет ремесло!
Ведь малый, судя по манере писать, собрался-то в тампере.
А вместо масла – акварель и заварилась канитель.
Для любопытных в самый раз! Да вот послушайте рассказ!
---
У крафт-бумаги корефан: крутой фарцовщик – целлофан!
Тот, что видал: офорт офсет – короче сам авторитет!
И среди слабостей иных не любит знаков водяных:
ни на груди, ни на спине – видать со здравием в уме.
И это вовсе не каприз: потоками стекает вниз…
И после этого он кто: жалкий осколок рококо?
Тут не позёрство, тут иное, коль для обвёртки дорогое
что предстоит ей покрывать и вот решается сказать.
- А знаешь, твой кумир Ван Гог, когда однажды занемог
ухо отсёк себе одно, похоронив с ним заодно:
и свой душевный пессимизм, открыв постимпрессионизм!
Связав цвет ритм в контрастной гамме с протестом к социальной драме.
И этот праздник на душе с «Портретом доктора Гаше»,
с «Прогулкой узников» пришёл, в «Ночном кафе» себя нашёл.
На «Жниве в долине Ла-Кро» - пастозный мазок как тавро.
Так вот не хочешь ли мой друг, ушей лишится сразу двух?
И тем, отдав дань ремеслу с учителем в одном ряду
средь близнецов-карандашей стоять с повязкой до ушей?
Художник духом оробел, лицом поник, взгляд потускнел.
А целлофан, поймав кураж, наяривал ажиотаж:
- Автопортрет тебе устроим: с картона уши восстановим,
а чтоб хрустели – пергамин и знаю я фокус один,
чтоб выглядели, как живые наложим нити голубые.
Нервишки, мол, со стороны – вот жилочки-то и видны.
Тогда повязку можно снять шарфом на шею повязать.
Богемной моды образец и подвести всему конец.
В растерянности пейзажист подбросила судьба прайс-лист:
Мольберт – Альберт, планшет – Винсент или извечный оппонент?
Эх, апогей душевной драмы: добиться первенства из гаммы –
мечта любых карандашей, а тут сыр-бор из-за ушей!
---
О, слава! Кто тебя не жаждет и из завистников не страждет?
Ушами, принимая лесть оды сомнительной за честь?
И пусть в край приторна без меры и пагубней иной холеры.
Ибо настигнет правды боль, но уши целы – и вся соль!
И вновь пастельные этюды на них застывшие верблюды
не то барханы без теней? Художник он ему видней!..
Свидетельство о публикации №112121203984