Чарлз Буковски. застрял на этом

это плагиаторство, конечно, сидя здесь,
со своими руками и ногами,
сидя здесь, выкуривая одну смертоносную
сигарету
за другой,
затем вдобавок вливая в себя
роковое пойло;
и это плагиаторство,
ибо когда-то я читал Паунда
пьяной проститутке, своей первой
любови.
я только точно не знаю, пока нет.
я похоронил её, ушёл к
другим,
затем женился в Лас-Вегасе
и расстался.

чего бы мы все желали,
бесспорно, это пройти сквозь
туман столетий
и оказаться там, где
сияет и сверкает
сверкает и сияет,
гремит.
я попробовал это
и промахнулся.

я хожу обедать
в ресторан со скидкой
для пенсионеров;
весьма выгодно: суп или салат,
второе, напиток и вдобавок
кукурузный хлеб.
и я сижу с другими
старпёрами,
слушая их
болтовню;
не так уж и плохо, хотя они тоже
прогорели
дотла.

сейчас я сижу здесь,
плагиируя, всё ещё кажется
заморочен Флоридо-Кубинским
Рыбаком,
который предпочёл уйти
где-то
в Айдахо,
не допив свой последний стакан
апельсинового сока.

мы все крадём.
но я скажу тебе,
что плагиат,
который я предпочитаю -
это разлив Каберне Совиньон
1988-го
с Александровой долины.
и однажды я держал руку
женщины, которая умирала
от рака в крошечной палате,
где-то на 2-ом этаже,
и больничный запах стоял
на тысячу ярдов
вокруг,
и я старался не дышать.
моя мать, твоя мать,
мать любого,
и она сказала, умирая:
«Генри, зачем ты пишешь
эти ужасные
слова?»