слово за слово

в парке безлюдно. скамейки – как рёбра торчат.
мир исхудал, словно с лета его не кормили.
рваные мысли – по кругу опять закружили,
за слово словом, упавшим в ноябрьский чат.
лист опустился в ладонь, я его попросил.
только вот – разве о жизни возможны прошенья,
в час, когда осень бросается в изнеможении
к белым ногам?… из последних, ноябрьских сил,
память о лете трепещет на скользких ветвях
белым бельём, что развешено было в апреле.
и, колыхнувшись вслед тронутым ветром качелям,
я взволновался, – с душою на птичьих правах.
сыро, ни звука. и в этом беззвучии жизнь
перемежалась с подобным беззвучием смерти.
мир был готов, обесцвеченным, в белом конверте
в лето отправиться, скорбным посланием ввысь.
птица кружит в вышине, – невесомости ось, –
словно пытается штопор ввинтить в бесконечность.
чувствую, – приподнимаются медленно плечи,
будто и я этой осью проколот насквозь...
...жирная точка – раскатистый гром поутру,
эхо прошедшего или грядущего лета?
слышишь, оно отразилось и спряталось где-то,
этим демаршем замкнув окончательно круг?...
...кутаюсь в чёрный бушлат, ощущаю как ночь,
вместе с фонарным столбом и меня обтекает,
и наполняет из будущей жизни стихами,
словно старается стихорожденью помочь.
глубже и глубже вонзается свет в темноту.
или же темень под светом прогнулась нарочно?
я ощущаю, как в душу заходит построчно
то же желание быть пригвождённым к кресту.
кто-то ответит, зачем наступает зима?
и наступает она – до весны, или после?
птицам, летящим на юг, приходящая осень, –
как перемётная с юга на север сума.
осень проходит, о чём ты её ни моли,
всё потому, что все просьбы – к себе самому же.
лист опустился на глянец чернеющей лужи,
словно на мрамор себя схоронившей земли…

***************************************************

в парке безлюдно / лист опустился в ладонь / память о лете
сыро, ни звука / птица кружит в вышине / жирная точка
кутаюсь в чёрный бушлат / глубже и глубже
кто-то ответит, зачем / осень проходит

***************************************************