Жизнь - это плата за... жизнь. Диалог

                Диалог врача с философом

Сегодня вы станете свидетелями диалога врача с философом.

Владимир Микушевич – мыслитель, который обычно общается с мудрецами и поэтами прошлого: Ницше, Шекспиром, Рильке, Рембо, Петраркой, углубляясь в их переводы. За свою жизнь он перевёл десятки тысяч строк. Кроме этого, из-под его пера вышли философские книги «Проблески» и  «Пазори», роман-мозаика «Будущий год», книга новелл «Таков ад», роман – предание «Воскресение в Третьем Риме». Он преподаёт в Институте журналистики и литературного творчества (ИЖЛТ).

Татьяна Мохрякова – практикующий врач и журналист. Её alma mater - Московская Медицинская Академия им. И.М.Сеченова, где она закончила и ординатуру. Специальность, которой она остаётся верна – терапия. Татьяна изнутри знакома с медициной как государственной – стационарной и поликлинической, так и частной. Несколько лет назад она с отличием очно – заочно закончила ИЖЛТ по двум специальностям – публицистика и тележурналистика, и в настоящее время активно сотрудничает с нашей газетой, не прекращая лечебную работу.
 
Диалоги философа и врача продолжаются уже много лет. Сегодня мы публикуем их беседу о жизни, которая для каждого из нас без смерти невозможна.

                Вчера и сегодня

- Владимир Борисович, о смерти мало говорят, больше думают.
- Во-первых, о ней стараются и не думать, а во-вторых, что можно о ней сказать, если абсолютно неизвестно, что это.

- Может быть, жизнь – это наша плата за то, что было?
- Жизнь – не плата. За жизнь надо платить.

- Смертью?
- Если бы смертью… той же жизнью. Смерть несоизмерима с жизнью.
 
- Жизнь объёмнее и громаднее?
- Объёмнее смерть, хотя бы потому, что мы о ней ничего не знаем.

- Понятия жизни и смерти, как правило, противопоставляются друг другу.
- Не ошибка ли это? Жизнь без смерти потеряла бы смысл. Человек тяготился бы ею, как он тяготится всем обязательным. Она на¬поминала бы ад. Именно смерть придаёт остроту всем ценным для человека ощущениям.

- Сегодня темы смерти касаются больше, чем, например, в советское время.
- Не могу с этим согласиться. Именно в советское время был выработан сложный ритуал похорон, который мне всегда казался чрезвычайно странным для строя, не признающего бессмертия души. К тому же, главной святыней СССР был мавзолей.

- Вы думаете, что место в центре столицы, связанное со смертью, было выделено для постоянного напоминания о потустороннем мире?
- Не для этого. Думаю, тогда была идея оживления Ленина (воскресением это назвать нельзя), и она, видимо, рассматривалась как очевидная техническая задача. Всем известен  лозунг тех времён: «Ленин и теперь живее всех живых»

- Разве не странно, что это происходило в православной стране?
- В православной стране этого произойти не могло. Главным в деятельности Ленина были репрессии против православия, осуществляемые им с ненавистью иноверца. Как и марксистским, как его определяли, ленинский режим не был никогда. Определять опасно, но почему-то это всегда делается.

- Человек, видимо,  не может не определять, чтобы оправдать свою жизнь. Обычно он ставит цели, достигает их:  может, для этого и рождён…
- Почему он должен быть рождён для чего-то? Доходя до цели, человек обычно устанавливает, что не стоило её достигать. Шопенгауэр видел в этом тщету человеческой жизни.

- Вероятно, это так. Но если бы люди – каждый в отдельности – не шли к цели, общество перестало бы существовать.
- А общество, пожалуй, в значительной степени перестаёт существовать. Сегодня оно представляет собой хаотическое скопление духовно обособленных одинаковых индивидов.

- Вы затронули тему глобализации. Сегодня человеку внушают, что  нужно быть как все.
- Глобализация касается системы управления. Она связана с проблемами границ и правительств. Например, проблему глобального потепления отдельное правительство решить не может. Но с другой стороны, когда появляется единое глобальное правительство и ему ничто не противостоит, оно превращается в тоталитарное.

- Это день сегодняшний. Вчера всё было иначе.
- Давно так. Что вы называете вчера?

- Были Толстой, Чехов, Достоевский…
- Так они были вне системы. И для кого они были? Для самих себя в конечном счёте.

- Но они продолжают жить в обществе
- Продолжают, но живут вне общества, дают возможность уйти за его пределы, никак на него не влияют. Они предлагают что-то другое. То, что предлагал Толстой, например, не осуществимо. Он понимал это сам, а ярче всего показывали его последователи. А как заканчивается у Чехова «Скучная история»? На вопрос: «Какой смысл имеет жизнь?» профессор отвечает: «По совести -  не знаю...»

- Да, пожалуй, многие люди и сегодня на этот вопрос ответят так же...
- Но как можно ориентироваться на такую точку зрения?

- … и тем не менее смерти они боятся
- Они боятся не смерти – они боятся неизвестности. Смерть  - понятие, которое человеку не более известно, чем тысячелетие назад. Возможно, люди тогда знали о смерти больше. Вот, например, такое интересное явление, как «Тибетская книга мёртвых». Вдруг, в середине XX века Моуди установил, что те, кто прошёл через реанимацию, рассказывают то, что написано в «Книге мёртвых», которая постоянно говорит умершему или умирающему: «То, что ты сейчас увидишь, не существует. Это игра твоего ума. Если ты это поймёшь, ты перестанешь рождаться. Если ты примешь хоть что-нибудь из того, что тебе представляется, за реалии, ты родишься в худшем облике». Почему не предположить, что увиденное человеком в состоянии клинической смерти – это какая-то реакция его мозга на разложение? По существу, «Книга мёртвых» это утверждает.

- Если это так, то мы не можем себе представить ни в слове, ни в образе то, что происходит за пределами нашего вероятного существования
- Возможно, это легче представить, чем  мы думаем. Другое дело, что мы не знаем, так ли это будет, как мы себе представляем.

-   В догреческий период – в период Инков и Ацтеков – смертью назвали  переход из мира Танатоса, доступного нашему сознанию,  к мирам Нагуаля, находящимся за пределами восприятия и традиционного мышления. 
- Да, но Нагуаль – это то, что внесловесно и то, что не может быть высказано. То же самое говорил Будда, отказываясь отвечать на вопрос, что такое нирвана. Это по сути одно и то же.


                Помнить о сострадании

- Владимир Борисович, какую смерть вы бы назвали «хорошей»?
- Любую.

- В таком случае я хочу обсудить с вами тему эвтаназии, что в точном переводе - «хорошая смерть». Под этим понимается помощь в уходе из  жизни без боли и страданий, как правило, при участии врача активно и пассивно, добровольно и нет.
- Помощь собрату в уходе из жизни дурно характеризует человека. Вопрос: «насколько человек может это решать?» требует тщательной проработки. Добровольный уход из жизни  человека противозаконен и никто не имеет права лишать человека жизни, пока она продолжается. В противном случае возможны злоупотребления, связанные с нарушением отношения к жизни как к святыне. В конце концов, любой человек неизлечимо болен, так как рано или поздно он умрёт, значит ли это, что его смерть следует поторопить.

- Человек пришёл к мысли о содействии в уходе из жизни себе подобного не из любви и знания о человеке, а из страдания и сострадания.
- Оригинальный взгляд: уничтожить человека, чтобы он не страдал. Задача медицины – облегчить страдания!

 - Сегодня вопрос недобровольной эвтаназии рассматривается, когда пациент длительно пребывает на аппаратах искусственного кровообращения.   
- Так должно продолжаться, пока человек живёт. Если решение о прекращении жизни в таких случаях будет принято, его будут лишать жизни и во многих других: слишком расширится власть одного над другим. Грань так зыбка, что разрешать это нельзя.

- Но, с другой стороны, в эпоху коммерциализации всего, в том числе медицины, встаёт вопрос «кто будет платить за такое поддержание жизни?»
- В этих случаях медицина не может не быть бесплатной, как бы это дорого ни было. Иначе она теряет смысл.

- Самый сложный вопрос: что делать, когда человек сам этого хочет?
- Здесь есть один момент, на который почему-то не обращают внимания. И это грозный симптом. Я полагаю, что когда человек имеет основания  решиться на добровольную смерть, он уже не может принимать решений. Его мышление деградирует от того, что наступило время это решить. А пока человек сам может решать, он не может принимать таких решений, потому что в нём достаточно жизненных сил для продолжения жизни. В этом безвыходность ситуации.
 
                К отказу от лечения

- В нашем российском законодательстве есть противоречие в этом вопросе: с одной стороны, эвтаназия запрещена…
- Это правильно.

- … и в то же время есть статья закона (*ст. 33 «Основ Законодательства РФ об охране здоровья граждан») «Отказ от медицинского вмешательства», в которой говорится, что человек может отказаться от лечения. По сути – это пассивная эвтаназия: врач не вмешивается в жизнь пациента с целью ускорения его смерти, но и не оказывает по¬мощь, необходимую для продления его жизни.
- Другого решения здесь не может быть. Редкий случай, когда о нашем законодательстве можно сказать, что оно правильное.

- Чем отличается отказ от лечения в этом контексте от самоубийства?
- Тем, что человек не убивает себя. Отказ от лечения – это его ответственность.Пожалуй, это самый правильный выход. Но принимать решение о прекращении чужой жизни человек не может. Это связано с цепочкой последствий в других областях. Например, всё чаще будет стоять вопрос: «зачем такой человек живёт?». Что в ряде случаев будет соприкасаться со смертной казнью.

- Монтень писал: «Добровольная смерть – прекраснейшее завершение жизни, ибо вся наша жизнь зависит от воли других людей, и только смерть – от нашей собственной». 
- Да, Монтень считал, что самоубийство – это утверждение свободы, которая не бывает одна и та же для всех. Свобода – это само¬чувствие человека. Если он себя таковым не чувствует, никакие внушения не помогут. Возможно, некоторые люди чувствуют себя свободными только в момент самоубийства. Эвтаназия – частный случай самоубийства, которое шире. Мы не обсуждаем вопрос того, чтобы запретить самоубийство, потому что не стоит вопрос его легализации. Мы обсуждаем вопрос легализации эвтаназии, которая, по-моему, не возможна.

- Есть страны, где она принята законодательно.
- Во многих странах принимаются не правовые акты. Право – это неприкосновенность единичного. Может ли быть эвтаназия, как и смертная казнь, в согласии с этим принципом?

- Как соотнести решение о физическом прекращении жизни человека, с внедрением в высший разум?
- Очень трудно определить, что такое здесь «высшее». В этом контексте есть нечто выходящее за пределы всего, о чём мы говорили, и опровергающее это всё: вера преображает человека, открывает ему перспективы, о которых многие  не подозревают.

- Как вы думаете, в сознании и пост–сознании не верующего чело¬века события, связанные со смертью, происходят как-то иначе?
- А что значит «не верующий человек»? Такие бывают?

- Атеисты…
- Атеист – это человек не осведомлённый, которому не говорили, что есть Бог. На утверждение собеседника «Бога нет» я всегда задаю ему встречный вопрос: «Кого вы так называете и кого, собственно, нет?»

- Сам термин «атеизм» был внедрён и активно насаждался именно в советское время.
- В советское время постепенно сводило на «нет» понятие «атеизм». Просто преследовались религиозные обряды, была попытка насадить какую-то другую веру, причём не коммунистическую. Потому что коммунистическая вера должна относиться  с сожалением и с безразличием к религии.  Насаждалась какая-то иная, мистическая или магическая вера, может быть, как-то связанная с Гурджиевым.

- Магия красного знамени, звезды, серпа и молота?
- Красное знамя – примета этой магии. У Гурджиева всё основывается на очень чётких принципах. Я подозреваю, что идеология советского строя формировалась под его сильным влиянием.
   В моей книге «Власть и право» вы найдёте размышления об этом. Согласно Гурджиеву, человек как «я» не существует, у человека множество «я». Смертен человек потому, что эти «я» друг с другом не уживаются и распадаются. Способ обрести бессмертие подчинить эти «я» воле учителя – гуру. Сама по себе идея такого подчинения идёт от православных старцев. Но у Гурджиева было одно существенное отличие от них: православный старец от собственной воли отказывался. Как говорил Достоевский, свобода православного старца – это свобода от самого себя. А у Гурджиева этот вопрос не был решён, поэтому, я считаю, его собственное «я» стало распадаться. Идея Гурджиева в том, что человек – механизм – в духе XX века. Гурджиев говорил, что люди родятся смертными, а могут выработать в себе бессмертие. Возможно, что центром по выработке бессмертия был и остался мавзолей. Существует какая-то связь между этими концепциями.



                В разных представлениях

- Почему смерть в различных сказаниях и в мифологии представляется обычно в виде древней страшной бабки с косой?
- А как её представлять?

- Если это благо, то в виде очаровательного ребёнка,например.
- Бабка с косой – очень позднее явление, дошедшее до нас из культуры барокко. Сегодня такова традиция. А бывают культуры, где смерть молода и прекрасна. Вот у Новалиса в моём переводе:
         «Прекрасный отрок тушит лампу в срок,
         Трепещут струны, возвестив кончину…»
   Лессинг говорит о том, что древние изображали смерть в виде прекрасного юноши. 

- Что из того, что делает человек, против него не обращается?
 - Любовь.

- А жизнь? Она приводит к смерти, то есть всегда против неё?
- Почему вы думаете, что смерть против жизни? Она надёжная проводница по жизни.

- Чьё высказывание о смерти и о жизни  вам ближе всего?
- Думаю, что моё. Человеку всегда близки высказывания, которые основываются на его опыте.
                Мне снится, сад, где вечная прохлада,
                Где солнца нет, но вместо темноты
                Одна  заря – незримая ограда,
                А вместо звезд – росистые цветы.
                Я все еще не помню  листопада,
                Не ведаю полдневной духоты,
                Среди цветов затаены черты,
                Которые предчувствовать – отрада.
                Я вышел в сад однажды наяву,
                С ней вышел в сад, где с нею разминулся,
                С тех пор я здесь блуждаю, не живу.
                Когда бы я спросонок обернулся,
                Успел бы я схватиться за листву,
                И в том саду навеки бы проснулся

- Владимир Борисович, что бы вы хотели сказать о жизни и смерти?
- Я бы хотел, чтобы смерть и дальше продолжала мне сопутствовать, чтобы она не покидала меня.

- «Для одних смерть – кара, для других – дар, для многих – благо», -  утверждал  Сенека. Что для вас смерть? 
- Смерть – это единственное, на что можно положиться. Она  всё время сопутствует человеку, придавая интерес всему, что есть в жизни.

Опубликовано с небольшими сокращениями в "Медицинской газете" № 91 от 5.12.2012 - стр. 7
http://www.mgzt.ru/article/3136/