искры

каждый раз
я вспоминаю лишь вечно одно -
туманную осень лютых
утренних инеев, зорь и замшелых берез,
одну из таких, в какую я здесь явился
и с тех пор тру поднятые к небу глаза
проросшие в комель,
туманную замшелую осень

всю в общем то осень,
межсезония ливней,
зачатки и завязь зимы над страной
прорастающей к небу
над страной,
тянущейся невольным ростком
из подвала к звезде
пробивающей вдаль сетку карты
забытых улусов
пробивающей даль, рассеченную
певучей монгольскою саблей

гвозди судеб,
забитые в гроб или крест,
проростки судьбы, уничтоженные суховеями,
словно покинувшие тела
селезенки людей, годами давленные каблуками
свинорылых казарм
и разбойных вокзалов

взятые на поражение,
на излом и на ломку
себя, когда, знаешь, так глухо трещит
перегнившее за жизнь твою дерево,
что попалось под старый каблук,
что трещит под сопливой набойкой

а пока я - паразит этих лет,
субстрат в чашке петри господа моего
сижу и курю и пускаю свой дым в эту мокрую зиму,
спи, - я шепчу в эту ночь, - спи, любимая, спи
до момента рассвета, что мелькнет лишь чухонскою рыбой,
до будильника или луча по глазам
в эту мокрую зимнюю ночь
будут сниться тебе
лишь волшебные сны
и местами мелькать только искры
моего табака,
который куря,
я пишу тебе это