Глумление

    Г.А.Харькова




(невыдуманная история)

    Старики Ивановы получили письмо из Белоруссии от дочери. Заболела их Нина. Надо было ехать к ней. Марфа Даниловна всю ночь не сомкнула глаз, собирая в дорогу своего старика. « Как –то доберется он в зарубежье? Дорога дальняя, через столицу, а там сейчас, говорят, всякое творится.» « Да брось ты изводиться!- утешал ее Афанасий Иванович, - люди едут, и я как-  ни будь доберусь».
   Утром он сел в поезд и в полупустом вагоне поехал до Москвы, отмечая про себя все перемены, что принесло нынешнее раскардашное время. Пассажиры не пили чай. Лица их были  озабоченными и угрюмыми. Москва поразила неприбранностью площадей и улиц, в подземных переходах и метро стояли сгорбленные фигурки нищих, непривычные рекламы пестрели всюду, и суетились торгаши на каждом шагу.
   Он долго ехал до Белоруссии и добрался до нужной станции лишь к концу вторых суток. На привокзальной площади сел в автобус, доехал до окраины города. А там еще нужно было пройти с полкилометра до городка, где жила его дочь, жена военного человека. Узкую улочку, по которой он шел, перегородили какие- то высокие машины. Афанасий Иванович сразу определил, что они иностранные.
   По надписям на бортах понял, что они из Германии. Он шел мимо, всматриваясь в лица тех, что сидели в кабинах. Эти дюжие парни показались ему довольно  знакомыми: равнодушный презрительный взгляд светловатых глаз, самодовольные усмешки на упитанных лицах. Он видел такое очень давно, в годы войны, насмотрелся на них в концлагере, где замученный и истощенный провел несколько страшных месяцев.
   Это был ад, в тысячу раз более жуткий, чем в преисподней, ибо организован он был не сатаной, а превосходящим его по беспредельной  жестокости фашизмом. Афанасий Иванович был узником Бухенвальда. Его спасла Красная Армия. Прошло столько лет… Афанасий Иванович почувствовал, как к горлу подступила липкая тошнота. Память мгновенно вернула ему жуткие картины прошлого, которые он всю жизнь старался забыть, как кошмарный сон.
   У немецких машин крутилась стая мальчишек. Им любопытны были иностранные машины, и они смотрели на них во все глаза. Один из немцев выгреб откуда- то и выбросил из кабины горсть то ли конфет, то ли жевательных резинок в пестрых обертках. Детвора, ссорясь и толкаясь, бросилась подбирать брошенную подачку. Немец швырнул еще две- три пригоршни. Мальчишки возились, отталкивая друг друга и собирая это все с мокрого асфальта под громкий хохот немцев.
   Они гоготали, всплевывали. , выкрикивая очень понятные Афанасию Ивановичу слова, ибо он знал по-немецки. Немцы потешались над нашими ребятишками, выкрикивали, глумясь: « Русский свинья!" Афанасий  Иванович вспомнил  широкие наглые лица немецких солдат, которые били прикладами пленных, советских солдат , бросали им, истощенным от голода, горсть сухарей, и когда тела- скелеты свивались в один клубок, тут же хохот катился над их головами.
   Афанасий Иванович отошел от фургонов и медленно побрел дальше. Потом остановился возле какого- то голого дерева, прислонился к стволу плечом, стараясь сохранить равновесие, и не упасть от приступа головокружения. А в глазах колыхались и медленно брели нескончаемой колонной обтянутые желтой кожей скелеты- люди, и их огромные ввалившиеся глаза сверлили душу и память. Это были те, кто остался там в страшном аду. Казалось, они вышли из небытия, бередя и кровавя мозг и сердце Афанасия Ивановича , немо спрашивая его: « Как могло случиться, что такое опять повторяется?»