В затерянном краю немых озер

В затерянном краю немых озер,
чьи воды память зыбью не тревожат,
и тем проникновенней и дороже
их девственно нетронутый узор,

смиряющий величием своим
стихию всенощных воспоминаний,--
ты будешь жить порою состраданий—
осенним днем, забвением больным.

Ты будешь жить—рассвета медь копя,
чтобы постичь безудержность растраты—
в миг причащения вином заката,
все позабыв—а прочее терпя.

Привычно будет время замирать,
над млечностью пути звездой блистая,--
и, манускрипты прошлого листая,
тиши сверчковой будешь ты внимать.

А я… я буду тихо умирать,
глотая пыль и сновидений крохи—
ненастным утром, на краю эпохи,
который был не вправе выбирать.

Как пес бездомный в пору февраля
терзает кость прогнившими клыками—
так вечности молочными зубами
я буду рвать изнанку бытия;

И, словно нищий странник-пилигрим,
прочь побреду по ниве календарной,
с распадом до конца лишь солидарной,
мгновений бороздой—в посмертный Рим.

Придет зима. Метели станут петь
свой реквием, надрывно и надсадно.
И, изойдясь неистовым глиссандо,
умчатся прочь. И лед начнет потеть.

И лишь когда свой звон прольет капель,
и жизнь, заслышав тройку с бубенцами,
чуть вздрогнув, вновь сведет концы с концами,
и в мир ворвется радостный апрель,--

Ты тихо выйдешь к берегу одна—
и там, пленяясь нездешними страстями,
зачерпывая образ свой горстями
из чаши, что не выпита до дна,

нечаянно всмотревшись в глубину,
взгляд призрака поймаешь ненароком,
что, всплыть пытаясь, шевельнется вздохом—
и, растворяясь, отойдет ко дну.