***

Я ухожу сейчас, сейчас... В
далекий путь я ухожу...
Я не скрываю больше слез, нет,
я их больше не стыжусь, —
опять приспел мой страшный
час,
и плачу, плачу, плачу я.
Я ухожу сейчас, сейчас...
Меня неслышно за собой
уводит давняя печаль.
И плечи сгорблены мои, и
сыплет осень блеклый лист на
них,
и мокрое лицо сечет дождем.
Мне так легко, закрыв глаза,
войти в тебя, о город мой!
Пройти по улицам твоим,
знакомым улицам твоим...
Меня ведет мой поводырь —
осенне-мертвенная желть,
она кружится возле ног,
ложится на плечи плащом...
Уйдите все. Я снова здесь.
Я так спешил, я так спешил к
тебе, о город мой родной!
Шальной девчонкой катит с
гор
болтунья речка... О простор
тех голубых и добрых дней, я
вновь приветствую тебя!
В саду с Артуро разговор,
шеренги черных тополей,
недавним зноем испитых,
и Ньебла, мой щенок, звенит,
резвясь, ошейником своим.
И вот уже за перевал
склонилось солнце. И холмы
в осенней ржавчине лежат.
Но бремя осени душа не в
силах больше выносить,
и, сгорбившись, бредет она
по ржавым склонам наугад.
Раздвинув поздние цветы,
сквозь стены ветхие войдет
она в давно безлюдный дом:
немая мебель оживет,
вздохнут истлевшие ковры,
души заслышав тихий шаг.
А я настойчиво, как маг,
все вызываю чью-то тень в
закатном пламени лучей...
Жасмина белая капель,
мерцая, тянется за ней.
Но вот уж выбился из сил
вечерний свет. И желтизна
осенних листьев тяжела: ведь
я весь день ее ношу...
Я, полумертвый, ухожу. Я ухожу
из этих мест,
где кедры и фонтаны спят.
По лестнице щербатой в сад
сбегу,
забьюсь в сетях плюща
и в содрогании воды увижу
вновь себя таким,
каким я здесь когда-то был...
И ночь меня застанет здесь в
слезах:
несу издалека ту осень на
своих плечах.
Никто не может мне помочь,
и плачу, плачу, плачу я
на пепелище в эту ночь.