Космос

ты разливаешь лилии
флюидами
кожи.льёшь и льёшь
это поток, потоп,
сумасшедший дождь,
стоп
это - в сток
иначе - в гроб.
всё равно, ах как же всё равно,
что глаза мои раздают не поравну
блики
света
на объекты
на объедки
бытия,
на то,что не переварено,
ещё, уже не состарено,
на самых живучих сперматозоидов,
гуманоидов,
мы с тобой с одной планеты,
раздеты,
видишь, как смотрят на нас, сдвинув брови.
мёдом твоё молчание с моим сливается,
слова сбиваются,
торопливые, странные,
перечиркнуть бы эту бессмыслицу,
что скользит вокруг туманом
ранним,
зверьём раненым,
на том свете выспаться
торопятся.
а вокруг скопится
смысл из наших смыслов,
двоякоострый, как коромысло,
но один на двоих, один,
и не важно, что ты на французском, а я на датском,
гамлетовском, своём,
и не важно, что мы о разном,
о нет, мы об одном!
воздух тот, каким ты дышишь, - гедонизма обитель,
вина любитель,
опиумный отравитель.
я знаю свою принадлежность, -
там, где меняется нежность
на вино разврата,
страну невозврата,
я родилась там когда-то,
пела твои песни
на иноземном, прелестном.
но за окном снег и Маяковский
возьмёт меня за руку,
уведёт отсюда,
позволит мне бить посуду,
туда, где просто.
видишь, скажет,
я почистал ботинки,
давай выпьем водки с сардинкой,
с лезгинкой,
включим неработающее радио,
оно будет молчать,
повернёт время вспять,
и может, и вдруг ты вернёшься опять
на планету маленьких принцесс,
вместо высоток - лес...
но радио матерится
неясными фразами,
сказало бы сразу,
что не попала,
что тишины мало
для маленьких принцев
и их сестёр-дурёх,
ах, как же мало этих крох,-
ох! -
чтобы стать с тобою одним целым
в космосе пустом, белом,
слишком смелом,
чтобы быть осязаемым телом.