Рассказ из серии Подарок судьбы

                ПОД СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД
   Хутор Зимин, переименованный в село Садовое,  долго селянами назывался своим старым названием. Трудолюбивому, мастеровому Павлику, переехавшему с семьёй жить в Пятигорск,
частенько приходилось помогать родителям жены, державшим в селе большое хозяйство.
   Никто из мужей двух сестёр Маруси не мог так ловко, как её Павлуша, освежевать тушу заколотого под праздник поросёнка, на всю зиму накосить и уложить в стога сено, осенью перекопать большой огород, починить крышу, смастерить лестницу, построить курятник и ещё многое, что так необходимо для сельских жителей.
    Жора Богатов со средней Марусиной сестрой Любой уже жили  отдельно, недалеко от родителей. Жора заведовал колхозной «весовой», и работа требовала его присутствия, как говорится, «и днём и ночью, в выходной и праздник». Всегда спешил, забежав на минутку, чтобы поздороваться, решить серьёзные житейские вопросы со строгим тестем, Ефимом Ивановичем Белоконем.
    Сам-то уже дед, Ефим смолоду ходил с костылём. Как-то, испугавшись чего-то, лошадь понесла телегу, Ефим не успел отскочить в сторону, и колесо сильно повредило ногу, задев кость. Так он всю жизнь и промучился: раны то заживали, то опять начинали кровоточить. Что только ни предпринимала для лечения мужа его заботливая, любящая жена Параска, в девичестве – Прасковья Семёновна Дереча. Снадобья из разных трав и мази не помогали. Ефим держал пасеку, вот только примочки из прополиса на какое-то время заживляли открывшиеся ранки.
   Николай Семененко, муж Надежды, младшей сестры Маруси, которая дала имя её дочери Ларисе, был активным членом партии, всегда занимал руководящие посты. Жили они в станице Горячеводской, где Николай был секретарём партийной организации, председателем сельского совета, а Надя после окончания педагогического училища преподавала в начальных классах. В семье рос уже сын Володя, на два года младше Ларисы.
   С родителями жил младший сын Иван, но Ефим Иванович зная, что после Павлика ничего не надо доделывать и переделывать, не просил, а говорил: «Павло, надо бы подсобить…»  Этого было достаточно для безотказного, понимающего Павлуши. И в выходной день, оставив Марусю хлопотать по дому и присматривать за их небольшим хозяйством, взяв с собой младшенькую дочурку Ларису, отправлялся пешком через Подкумок в хутор, чтобы «подсобить» тестю и тёще.
   В селе, кроме родителей и Марусиной сестры Любы, проживали две семьи родственников Павлика: родная сёстра его мамы Варвары Холопченко, в девичестве Мясоедовой – Маня (по мужу Волкова), и жена погибшего во время войны брата  Григория Мясоедова с тремя  незамужними дочерьми: Марией,  Раисой и Екатериной. 
   За весёлый характер, трудолюбие, умелые руки Павлушу уважали  все  родственники, любили и жалели его, вернувшегося с фронта с раненой ногой и, несмотря на это,  выполнявшего любую работу, о которой его просили. И всегда были рады пригласить его на любое семейное торжество, где только Павлику доверяли быть тамадой. Да и просто посидеть с ним за одним столом, попеть песни, которых он знал множество и выводил первую партию на зависть многим.  И не мудрено, ведь он был солистом казачьего хора, а во время службы в отдельном гвардейском четвёртом казачьем полку, который в 1943 году освобождал Пятигорск, – лучшим запевалой.
   В далёкий 1950 год, как всегда перед старым Новым годом, соблюдая давно сложившиеся обычаи, готовились принимать гостей и просто соседей, кто принесёт в дом «вечерю», так называлась кутья: вареный рис или пшеничная каша, заправленная изюмом с сахаром или мёдом, украшенная на любой лад тем, кто её готовил. Хозяева дома,  кому принесли «вечерю», должны отведать её и одарить того, кто её принёс. Взрослым подносили стопочку,  угощали «чем Бог послал», а детворе давали денежку, кусок, пирога, а то и целый, конфеты, яблоки и орехи.
   Маруся, научившись шить, обшивала всю семью  в свободное от работы по хозяйству время, особенно в долгие зимние вечера. Ещё днём она приготовила для своих родителей свёрток: отцу Ефиму Ивановичу – мазь для больной ноги и широкие бинты, а для своей мамы –
Прасковьи Семёновны – сшила на днях кофту и фартук. Она собирала Павлика, чтобы он отнёс родителям приготовленный загодя свёрток, заодно навестил бы родственников. После обеда отварила рассыпчатый рис, полила его соком вишнёвого варенья и украсила вишнёвыми ягодками. «А хорошо получилось и без изюма», – подумала довольная собой Маруся.  Мисочку с «вечерей» поставила на середину небольшого  головного платочка и, завязав накрест уголки платка, позвала Павлика, сказав, что всё уже готово, можно отправляться в село, куда добирались «на своих двоих» – автобусы ещё не ходили. 
   «Одевай Ларису, я возьму её с собой, дедушку с бабушкой проведает. Тётки и сёстры мои ей подарки  приготовили, мне кум Ваня передал их просьбу, я его на рынке встретил на днях», – попросил Павлик жену.
   Маруся стала отговаривать мужа не брать ребёнка, так как рано темнеет и холодно.
   Зима в том году была снежная, холодная. Река  Подкумок покрылась толстым слоем льда, можно было передвигаться по нему без страха, что и делали жители села, которым надо было быстрее добраться в Пятигорск, а не идти до ближайшего моста. Это уже к 60-м годам был построен навесной пешеходный мостик, соединивший два берега в удобном месте, где просёлочная дорога выходила к улице Огородной, а по ней можно было выйти к трамвайной остановке.
   Одетую потеплее заботливой Марусей дочь Павлик усадил в большие самодельные санки, укутав в постеленное на них одеяльце, и довольно быстро зашагал по хорошо знакомой дороге.
   Широкие крепкие полозья для саней сделал знакомый сварщик. Сани получились тяжеловатыми, но очень добротными. И соседи часто просили Павлика дать их, чтобы перевезти зимой необходимый малогабаритный груз. А детвора с завистью наблюдала, как отец катал Ларису с любой горки или холма, усевшись на них сам и держа впереди
себя дочь. Уже в школьные годы Ларисы на этих санях в порядке очереди катался весь её класс. А сейчас сильная трудовая рука только слегка дёргала за верёвку, крепко привязанную к саням, и они быстро катились по накатанной дороге, иногда обгоняя самого Павлика. Тогда он старался придержать сани, чтобы не перевернулись и пятилетний ребёнок не испугался.
   Когда перебрались по скользкому льду  через Подкумок и поднялись на вершину холма, уже смеркалось. Осталось пройти через застывший абрикосовый сад, поскрипывающий ветвями от мороза, и село с радушными родственниками встретит теплом и вниманием. Павлик прибавил шаг, напевая: «Расцветали яблони и груши…».  Тут он услышал звонкий голосок дочери. Та освободила маленькой рукой  рот от завязанного шарфа и подхватила: «Выходила на берег Катюша….». Павлик давно заметил способности своей «масюнички», как он ласково называл её с рождения, быстро запоминать слова песен и подпевать всем, кто пел.
Он был рад, что его талант унаследовала малышка. И, видно, сбывается пророчество старой повитухи, которая  при первом крике выхоженного в тяжёлых родах ребёнка сказала: «Певуньей будет».
   Сад с тёмными деревьями остался позади путников. Слышался лай собак, показались крыши, а затем и окна домов с весёлыми предпраздничными огоньками.
   Первыми надо было посетить родственников, передавших через кума Ивана Павлику приглашение. Калитка во двор Волковых была приоткрыта. Подняв Ларочку на руки и поставив сани у порога, Павлик толкнул плечом входную дверь, вошёл в сени. Он не успел ещё постучать,  как перед ним широко распахнулась дверь комнаты. Со словами «Здорово, Павло!» к нему с объятьями кинулся двоюродный брат Пашка Волков. Он радостно продолжал: «Молодец! Мы так тебя все ждали, столько новостей!»
   Тётка поспешила раздеть Ларису,  усадила её на тёплую лежанку рядом с русской печью и, сказав «Пусть ребёнок отогреется», стала хлопотать у стола.
   Лариса, видя, что все заняты своим делом – дедушка Волков колол щипчиками большие куски сахара, бабушка Маня наливала из самовара в чашки кипяток, чтобы отогреть гостей
душистым чаем, папа разговаривал с дядей Пашей, – громко произнесла: «Вы что, забыли, что я пришла к вам за подарками и принесла «вечерю»?»  После минуты молчания раздался громкий смех. «Нет, моя родная.  Вот я сейчас приготовлю для вас с папой чай, отведаю твоей «вечери» и всё тебе отдадим, что приготовила», – сказала, улыбаясь,  баба Маня, протягивая девчушке ватрушку. Лариса взяла ватрушку, но есть не стала. Её надутые щёчки и вытянутые вперёд губки говорили о том, что она недовольна слишком долгим ожиданием. Баба Маня, отложив из мисочки «вечери» на блюдце, добавила своей из горшочка, зная, что Павлику надо обойти ещё три семьи, поспешила в другую комнату за обещанным подарком для Ларисы. Когда девочка увидела, что держит в руках бабушка Маня, надутые щёчки расправились в улыбку,  глаза изумлённо расширились, о таком подарке в те годы мечтала каждая девчушка: большими голубыми глазами на неё смотрела настоящая кукла с рыжими кудрями, в розовом платье с белым воротничком. На бумажный цветной пакет с конфетами и пряниками Лариса даже не посмотрела, хотя в то время это был тоже дорогой подарок. Прижав куклу крепко, словно её хотят у неё забрать,  девочка повернулась к отцу, который вытирал вспотевший лоб от поднесённой ему стопочки для «сугреву» и второй чашки горячего со смородиновым листом чая, торопливо произнесла: «Папочка, пошли быстро за другими подарками, пока их не раздарили». Дружный смех заглушил щебетание малышки,  а та подошла к отцу и стала тянуть его за руку, чем ещё больше веселила всех. «Пойдём, пойдём», – ответил отец, вставая из-за щедро накрытого стола. Тётка пыталась его задержать, мол,  всего-то полчасика и были, но Павлик оправдывался тем, что надо навестить ещё Мясоедовых, тестя с тёщей и Марусину сестру Любу с мужем Жорой. Да ещё вернуться домой, как обещал Марусе.
    Мать и три дочери Мясоедовы жили через несколько дворов от Волковых. Когда Павлик с Ларисой вошёл в дом, к ним кинулись с радостным восторгом  три его двоюродные сёстры. Расцеловав в обе щёки брата, стали тискать маленькую худенькую Ларису. А та постаралась напомнить им, зачем она пришла в гости: «А вы про подарки не забыли?»  Улыбаясь, отведали «вечери» и, подложив на освободившееся место в миске своей «вечери» (так было заведено), девчата стали с удовольствием доставать подарки для маленькой племянницы. Маруся подарила красивую косыночку, Рая вышитые варежки, а Катя достала маленький блестящий красный кошелёчек. Подошла их мама и протянула Ларисе целых три рубля. Одарив малышку, сёстры стали угощать Павлика, не принимая его отказа, что надо, дескать, торопиться, чтобы вернуться домой к полуночи. Им очень хотелось посидеть с братом, попеть песни, но он спешил.  Поддержав отца, Лариса сказала, что дедушка Белоконь и бабушка очень её ждут, чтобы отдать подарки. Да, с такими доводами не поспоришь…
   На улице было то светло от белого снега, освещённого луной, то темнело, когда луна пряталась за набежавшую тучку. Появившиеся лёгкие порывы ветерка встревожили Павла.
«Хотя бы не началась метель…» – подумал он и поспешил к небольшому домику тестя и тёщи.
Войдя в дом со словами поздравления с наступающим праздником, передал приготовленный Марусей свёрток и поставил «вечерю» на стол, где для родных гостей уже стояла банка с мёдом, лежал приличный кусок домашнего масла, а рядом тушка гуся.
   Год назад ушла из жизни после тяжёлой изнурительной болезни мать Павлика, которую ещё за четыре года до войны оставил с тремя малыми детьми  из-за другой женщины отец. Он из-за этого даже ушёл с поста председателя колхоза и переехал в Ессентуки. На мужественные плечи вернувшегося с фронта старшего сына легла ответственность не только за жену с двумя дочерьми, но и за болеющую мать, двух младших сестёр и брата. Купив в Пятигорске дом, Павел перевёз их всех к себе. Сестру Тамару устроил в училище связи, а брата Алексея в техническое училище. Но в выходные дни вся большая семья собиралась вместе. В хозяйстве у Павлика была одна корова, и молока хватало только, чтобы накормить всех, а не для сметаны и масла. Если молоко оставалось, Маруся продавала его и покупала что-то необходимое для семьи. Её родители поддерживали всем, чем могли, в эти трудные ещё для всех годы, да и Павлик своим трудом, как бы расплачиваясь, старался не остаться в долгу перед ними.
   Бабушка Параска подала Ларисе пять леденцовых петушков разного цвета, купленных на рынке в Пятигорске дедушкой Ефимом после продажи мёда. Поцеловав внучку в красные от мороза щёчки, сказала зятю: «Павлуша, оставайтесь на ночь. Зачем с ребёнком по темноте возвращаться, вроде погода портится…». Но зять ответил: «Теперь нам  с горки быстро. За час дома будем. Только забегу к Любе на пять минут, а то обидится». Прасковья Семёновна
подошла к сундуку, достала большую клетчатую шаль и, укутав в неё с головы до самых ног девочку, завязала концы узлом на спине ребёнка так, что у Ларисы руки оказались привязан-ными к телу  шалью.  В это время вошла Люба: «Я думала, что вас не застану. Мне Рая Мясоедова сказала, что ты, Павлик,  спешишь.  Я решила забежать….» Её перебил детский голос племянницы: «Тётя Люба, ты принесла мне подарок?» На что Люба, достав из-под пальто и сунув в холщёвую сумку, что держал в руках Павлик, свёрточек, ответила: «Это тебе, Лариса, отрез на платье, а мама сошьёт».  Обняв закутанную в шаль девчушку, сказала родителям, что завтра зайдёт, вышла. Следом и Павлик вышел во двор, привязал тяжёлую сумку к перилам саней и, усадив дочь, отправился в обратный путь.
   Погода действительно портилась. Кое-где по краю дороги намело небольшие бугорки снега.
Павел спешил и шёл, как мог, быстро. От такой ходьбы в раненной ноге слегка покалывали оставшиеся осколки. Он спешил и старался не обращать на это внимания. У Ларисы из-под шали были видны только глаза, но она их закрыла при виде тёмных торчащих веток абрикосового сада, напоминавших руки невиданных чудовищ, открыла их, услышав голос отца: «Ну вот, мы уже и на холме, сейчас быстренько скатимся с тобой и через полчаса будем дома. Мама заждалась нас, зато мы порадуем её гостинцами и подарками».
   Сев впереди Ларисы, и сказав ей, чтобы держалась, отец оттолкнулся ногами, и сани быстро понеслись вниз. Лариса всем своим маленьким тельцем прижалась к широкой спине отца, ей нечем было держаться, ведь руки бабушка перевязала шалью. Вдруг, где-то на середине холма,
сани, налетев на бугорок, от удара взлетели вверх, пронеслись по воздуху, коснулись опять плотной корки снега и понеслись, оставляя неглубокий след, который спешила замести позёмка. Павлик прокричал: «Держись, доча!»  Через несколько секунд сани выкатились на берег Подкумка. Павлик приподнялся, оглядываясь, и застыл от ужаса: ребёнка в санях не было, только одна сумка, которую он крепко привязал к спинке. Хмель от выпитых трёх стопок  «для сугреву» мигом оставил его голову. «Это она вылетела от удара о бугорок», –
подумал Павел и, бросив сани, стал подниматься на холм по не заметённому ещё следу.
   Когда сани взлетели вверх, лёгкое тельце ребёнка от удара подскочило и уткнулось по самую шею в сугроб недалеко от бугорка, виновника случившегося.  Лариса даже не успела испугаться, смотря  вслед исчезающим саням. Завязанный рот и связанные шалью руки сделали её совсем беззащитной в огромном снежном океане. Но она верила, что любимый, сильный  папа не оставит её в этом сугробе, из которого самой не выбраться. И вскоре она услышала голос отца, зовущего её: «Лариса, доча!» А затем увидела его на коленях, разгребающего снег руками возле бугорка, который поднял вверх сани. «Папа, я здесь», – несколько раз подряд старалась крикнуть девчушка, но отец её не слышал. Она находилась в двух метрах от того места, где отец крутился, раскидывая снег, всё время звал её. И вот он повернулся в сторону сугроба, в котором, как в коконе, сидела его «масюничка». Он был уже от неё на расстоянии вытянутой руки и не видел. Разгребая снег, Павлик прополз вперёд, оставив злополучный сугроб сзади себя.  В это время Лариса под шалью кое-как приподняла руку и, освободив рот, изо всех сил закричала: «Папа, я здесь!» И провалилась в снег по макушку.  Павлик, услышав голос дочери, резко развернулся, но не увидел её.  Быстро сняв  рукавицы,  провёл по снегу руками и, нащупав шаль, стал разгребать рыхлый, почему-то именно в этом месте, снег. Захватив дочь за появившиеся плечи, выхватил её из ямы,  которую засыпал снег, образовав сугроб-ловушку (в него и попала Лариса, пробив ногами слой снежной корки).
    Павлик обнимал, целовал свою любимую «масюничку» и его глаза стали влажными от радостных слёз. Затем, освободил ей руки, надев на них новые, подаренные Раисой варежки, крепко прижал дочь к своей широкой груди,  спустился к тому месту, где оставил сани.
   Стал стихать ветер, и из-за тучи выкатилась луна. «Ну и где ты была, когда я столько снега руками перелопатил?» – подняв к небу голову, спросил Павел безмолвный жёлтый шар. Затем посмотрел внимательно в серые, как у него, глаза дочери и ласково попросил: «Доча, не говори маме, что я тебя потерял, а то она меня съест». Девочка удивленно ответила: «Наша мама женщина, а не волк. Не бойся, папа, она тебя не съест. Но я ей всё равно не скажу, на всякий случай…»
    Когда растаял снег, Лариса сказала маме: «Вот хорошо, теперь я не провалюсь в сугроб, и папа меня не потеряет». Так Маруся узнала, что случилось под старый Новый год с Павликом и Ларисой. Она не «съела» мужа, но больше он «вечерю» родственникам в село не носил