Печальная поэма

К столу крепился теплый диск
от маленькой настольной лампы,
к её краям, как к краю рампы,
стекался свет...
Прекрасный риск
был в колдованьи первородном.
Входил большой и грустный зверь
и отворившаяся дверь
тянулась
         за больным
                животным...
Над гостем наклонялся друг
и находил,
что зверь — собака.
Издавши что-то вроде квака,
она влегала в света круг
и крепко засыпала вдруг...

Увидев в том хороший знак,
поэт, познавший озаренье,
чем кончится стихотворенье
и сам пока ещё не знал.
Жена поэта за стеной
шуршала платьем
и вздыхала.
Как лампа слабого накала
светяся нежностью...
«Бог мой!» —
она привычно бормотала,
вязала кружевную шаль
из пряжи мягкой, как печаль,
и жизнь
 как вечер
коротала...

Предгрозовой поэт
был чист!
Сквозь сердце молния летала
словно иголка из металла
сшивая руку, ручку, лист  —
и час настал!

Он отпустил
бумажных птиц на нитке взгляда
и постепенную прохладу
в окно раскрытое впустил.
Он поднял руки — и запел,
закинув голову,
как птица
(в ней ключ к мелодии — ключица),
успел подумать...
И взлетел.

Враз руки размахнув крестом,
ногами белыми мигая,
летел поэт.
Под ним, пугая
дыханьем в месиве густом,
спала столица.
И в пазах,
отверстиях, изгибах, ямах,
канавах, сновиденьях, драмах,
коленях, душах и глазах —
стояла ночь.
Летящий в ней
плыл, раздвигая мокрый воздух,
и сложный, как работа мозга,
петлился путь среди огней...

И так, летая и виясь
в обличье человечьей птицы
он познавал астрал столицы,
ища меж ней и небом связь.
Поэт манил перстом Луну,
как Клавдий грешную Гертруду...

Собака подошла к окну
и молча привыкала к чуду.

«Я не вернусь! Я не хочу!» —
кричал поэт, паря над миром...

Жена, закрыв на ключ квартиру,
летела к ближнему
врачу.
И врач безумца возвращал,
кольнув иглой, в родное лоно
(он был больными избалован,
но боль на время прекращал...)

Собаку удивлял визит
врача, и что хозяйка плачет:
Летает — ну и пусть!
Собачий
дух
сквозь созвездия сквозит!

И там, где стая Гончих Псов
хвостами машет нам приветы,
собака встретилась с поэтом,
открывшим опийный засов,
они смеясь: как мир шизов! —
рванулись ввысь
 навстречу свету,
беседуя про то,
про это,
своих не слыша
голосов...