Sapphire. Breaking karma nr. 5

Сапфира. Ромона Лофтон   Sapphire.  Romona Lofton

 ИЗ «Чёрные крылья и слепые ангелы»/ From "Black Wings and Blind Angels"

 
Ломка судьбы  нр. 5 / Breaking Karma nr.5
i

 
Это похоже на сцену в пьесе.
Его лысина сияет среди тёмных пучков волос.
Мы сидим в бассейне света на ложе
покрытом пластиком, с Эрнестин,
его последней сожительницей. Но это окончательно.
Мы сидим в начале наших жизней и
смотрим на нашего отца 
прямого на своём чёрном раскладном стуле.
Нас четверо,
детей тогда,
новичков  в Лос Анджелесе –
наркотики, секс, восстание в Уотсе,
Арета, Майкл Джаксон, убийство Кинга,
ничего ещё не случилось.
Он объясняет,  как будем жить теперь –
один  будет  готовить еду, другой – делать уборку.
«Ваша мать,»- объявляет он, «не приедет.»
За две тысячи миль отсюда,
на жёлтом от света линолеуме
на своей кухне,
моя мать
сидит на коленях спокойного загорелого человека.
Целует его.
Её идеальные ноги золотятся, как виски.
Его руки
с закатанными рукавами его белой рубашки
обволакивают её подобно запаху при выпечки сдобы.
«Забудьте о ней», голос моего отца падает, как занавес,
«Она не хочет вас. Никогда не хотела»

ii

Провожу пальцем по зазубренным краям её фотографии,
вглядываюсь пристально
Я знаю,
под  тёмно-серым, её губы ярко красного цвета,
лицо её - коричневый шёлк.
Я начинаю с плёнки на уголке фотографии,
засовываю карточку в рот, словно пиццу.
Я закрываю глаза, жую, проглатываю.

 
Оригинал

From Black Wings and Blind Angels:

Breaking Karma #5

i

It is like a scene in a play.

His bald spot shines upward between dark tufts of hair.

We are sitting in a pool of light on the plastic

covered couch, Ernestine, his last live-in,

ended up with. But that is the end.

We are sitting in the beginning of our lives now

looking at our father upright in his black

reclining chair. It’s four of us then, children,

new to Los Angeles–drugs, sex, Watts burning,

Aretha, Michael Jackson, the murder of King,

haven’t happened yet.

He is explaining how things will be–

Which one will cook, which one will clean.

“Your mama,” he announces, “is not coming.”

Two thousand miles away in the yellow

linoleum light of her kitchen, my mother

is sitting in the easy tan-colored man’s lap.

Kissing him. Her perfect legs golden like

whiskey, his white shirt rolled up arms that

surround her like the smell of cake baking.

“Forget about her,” my father’s voice drops like

a curtain, “she doesn’t want you. She never did.”


ii

Holding the photograph by its serrated edges, staring,

I know the dark grey of her lips is “Jubilee Red”

her face brown silk. I start with the slick

corner of the photograph, put it in my mouth like it’s

pizza or something. I close my eyes, chew, swallow.