Движение 42 Манерный

Когда все начиналось 30 лет назад, никто не стрелял. Даже бит бейсбольных не было! Ломом подпоясанные, да, рекетиры, нет. Вопросы решали кулаками, ногами, в крайнем случае цепями и кастетами. А вообще словами. Криминальные понятия это Библия, вначале было слово. Если хватались за ножи, старались не убивать. Стрелять начали в девяностые. Как раз в 91-м я освободился. Второй раз сидел на Украине в Харькове. Из-за дела Росписи. Потом Роспись убили, дело прекратили. На его похороны я не попал, приехал в Москву позже. Может, и хорошо. Имя Росписи было Андрей Исаев. Кентов его потом тоже всех убили. Шрама, Костю. Я их не знал.

Приехал в Москву. Принял лишнюю дозу у друга на квартире, родственники не пустили к себе, потом даже выписали, несколько лет так и жил без прописки. Пошёл к ментам, сказали:

- Скажите спасибо вашим родственникам!

Пил я в основном за тем, чтоб расслабиться, и попал в больничку. Из-за вызова скорой у друга нашли 5 незарегистрированных охотничьих ружей, 2 пистолета различных модификаций, 1  глушитель для стрелкового оружия, 5 единиц холодного, а также незначительное количество боеприпасов, гранат. Пока этот весь этот арсенал проверялся на причастность к прошлым преступлениям, менты всегда так делают, друг сразу отправился отдыхать на Матроску, адвокат начал договариваться со следствием, а я находился на каникулах в коме в Склифе. Добухался! Палата на шесть человек, ногами к выходу, стена прозрачная, за ней стол. Там одна медсестра. Она же и наша няня.

- Ма зе лехаем, медабер вакаша?  - сказал я ей. На иврите не говорю, так, тянул прикол, пугал ее, что еврей, чтобы повеселить.

Она ответила:

- Я не еврейка. К вам приходили тут из милиции!

- Я знаю, - я сказал.

- Худой такой, чернявый, в белом халате. Сказал, следователь. Я его увидела в коридоре, вышла из палаты. Зашла в столовую, на столике стоят три чайника, блестящих, никелевых, два с кипятком, один с заваркой. Большой! А маленький украли. Ты увёл я?

- Я, - честно признался я. - Налил себе полный стакан чифиря. А белый хлеб с сахаром у нас в палате есть, общаковый?

- Нет, - сказала сестра.

- Каждый из трех кусков рафинада скидывается в большую картонную коробку один, она полная набирается. Пей, не хочу!

- И я нет, не видел, - сказал сосед по моей палате Армян. А теперь давайт поговорим о том, как нам вылечиться?

Медсестра сказала:

- А что? Лежите тут на подушках и лежите! Что лучше этого? Думайте, что приятно проводите время, хотите всяких там наслаждений в Москве?

- Ничего, - сказал армянин, - все изменится. Все непостоянно!

Армяне вообще философы.

- Вы лежите? И лежите! - сказала медсестра. А то я вам тут устрою боль. - Потом спохватилась: - Кстати, надо вам лекарство дать!

Ее ресницы трепетали, как крылья бабочки, я же был мрачен и стремителен. Только что освободился! Хотелось всего. Денег, приключений, женщин. Хотелось попробовать наркотики. Кокаин, герыч. Фосфоресцирующие ногти и волосы сестры, казалось, несколько раз поменяли цвет.

- Лекарство мне, - сказал я, - не поможет! - Хотел добавить, лекарство, это вы, но вышло бы пошло. Лучше закрыть глаза и мечтать. Что поделать?

Реальная действительность место, где бандитам тесно. Преступник как освободится,:чувствует себя рыбой, выброшенной на лёд. Это если он хозяйским. А козел как лошадь, морда в цветах, жопа в мыле. Того и гляди спросят! Физически. Зажмут где-нибудь дверями в метро, штаны снимут и давай его туда пердолить. Потому как узнают, что он помогал администрации в тюрьме, был козел. Тем более мне нечего их жалеть. Проституткам бывшие преступники не платят! Телкам своим я дарю не вещи, а нежные чувства. Антиматерию.

Под лекарством, так в Москве называли героин, я не вижу деревьев, не слышу щебета птиц, не чувствую запаха цветов. То есть физически я иду везде, могу ездить на стрелки, водить машину, но чувства мои подобны ходячему мертвецу. Ощущения тела и ума, энергия скованы болью. Я, думаете, о ней не знаю? Думаете, занят эгоистическими уловками? Как сыграешь на баяне, ширнешься, после уколов болит все тело, сознание втягивается в этот экран, и ум почти не соприкасаются с повседневной жизнью! Ее и так-то нема. Воровская жизнь это параллельный мир, туда вхож не каждый. Сначала надо как Алиса в дупло дерева. Заходи, не бойся!

Вот что я подразумеваю под сгнившей наркоманской жизнью. И это может происходить не только во время прогулки по вечерней Москве, но и на прекрасной вечеринке, party. Например, в ночном клубе. После дела ведь неплохо в ночник заскочить?

Здороваешься со всеми, слушаешь музыку, приглашаешь за свой столик девушек разных, пьешь не по средствам, есть Движение, но ум не принимает в нем участия. Не имеешь связи с ощущениями, которые может подарить жизнь, подруга, другие вещи! Жизнь взаймы!

Я слишком занят собой. И пока ты этого не поймешь, решение не найдется. Пока ты не осознаешь это и не признаешься себе:

- Я наркоман!

Не признаешься себе в своей боли, в тупике. По чесноку не отлуплишь это все, без постановки, нашего воровского театрального действия. Постановка тут не нужна! Жизнь и так тебе обезьяну сделает. Покажет синюю головку!

Можно ведь намеренно выставлять себя сирым и несчастным. Как герои Достоевского? Так часто делают политики. Даже генерал Лебедь так делал, и Рохлин. Автоматчики! Иногда я думаю, что такое признание переживание сильное. Ты можешь быть занят разными делами, обсуждениями, запутанными ситуациями и измененными состояниями сознания, быть неделю под белым под наркозом, и вдруг, в разгар всего этого, обращаешься внутрь, это место внутри себя и видишь, там есть покой. Вопрос лишь в том, чтобы правильно направить силы.

- Ну что, Андрей, как спали? - сказал врач. - Не ходили во сне, как вчера?

Я иногда во сне гуляю по палате.

- Все нормально, доктор, - сказал я, - все хорошо. Еще не хватало тут устраивать «пролёту над гнездом кукушки».

- Тогда в барокамеру, будем лечить вас кислородом, это внизу! Лечить будем хорошо.

От его слов мозги у меня внутри черепа растеклись, как семя Онана. Занялся мысленным онанизмом. Прямо вниз на ссохшиеся от лекарств внутренние органы направил своё внутреннее чутьё. Все внутри вдруг стало молодым и зеленым. Еще бы, барокамера.

Миша-Банкир им как вчера забашлял косарь, эскулапы зашевелились. Любят нас банкиры! Пистолетом и добрым словом можно сделать немало всего. Потому что боятся потерять свои лавэ. Сами на стрелки ездить за свои же дела сцут! По крайней мере подосцывают.

Банкиры, они из тех, что не прощают другим свои ошибки. Да ладно! Среди коммерсантов тоже попадаются разные. Ненавижу барокамеру! Туда тебя засовывают и погружают, закрывают наглухо на винты, повышают давление, стрелочка так медленно вправо идет, кажется, на дно океана летишь, и все, 10-15 минут оттуда не выберешься никак, никогда! Знают ведь, суки, понижать давление надо постепенно, а то будет, как у моряка, вырвавшегося из тонущей подводной лодки, слишком быстро всплывшего на поверхность, закипит кровь. Знают и садируют, сразу погружают. Туда в барокамере летишь как с двенадцатого этажа, обратно, когда повышают, как Гагарин! Он сказал:

- Поехали!

И запил водой.

Теоретически сестра смотрит, можно рукой в стекло постучать, выпучив глаза и проведя большим пальцем по шее, мол, конец мне тут, все, амба, но что это даст? Разгермитизировать тебя все равно будут быстро, ахренеешь. Вот и страшно каждый раз, когда летишь туда, фигаришь обратно. Но на органон полезно, то есть, на организм. Только говоришь себе:

- Спокойнодышатьспокойнодышатьспокойнодышать...

Как привыкнешь, так хорошо. Покой, безмолвие и пространство. Не внешнее, внутреннее. Почти виртуально. У меня вообще внутри говорит много голосов, я часто обращаюсь к Движению.

Вечный бандитский оптимизм! Для меня он был как опиум для народа. Как же не влюбиться в криминальную жизнь насмерть! Вон Цвейг был равен Гете плюс Фауст, помноженный на Пруста. И то покончил с собой. Говорят, в Бразилии. Логика, это как автобус в Москве. Куда-то да привезет!

Во мне было огромное количество духовного голода. Надо было обязательно себя накормить. И я сразу принял предложение Бати пойти к нему в бригаду в Движение! По мне, так он был много круче Росписи! Но это по мне. Не связался бы с ореховскими, не убили. Пвхм!

продолжение следует